Я — Господь Бог - Джорджо Фалетти

Некоторое время тому назад папа Иоанн Павел II принес миру извинения за недостойные деяния католической церкви, совершенные примерно четырьмя столетиями ранее, во времена инквизиции.

Спустя еще четыреста лет за что будущий папа станет приносить извинения — за то, что делается сейчас? За что будут просить прощения все люди, которые проповедовали в мире веру?

Вера — это дар, как любовь, и дружба, и уважение. Ее не может порождать разум. Он способен лишь поддерживать ее иногда. Вера — это другой путь, параллельный, и никому не дано заранее знать, куда он ведет. Но если вера заставляет терять разум, то вместе с ним утрачиваются любовь, дружба, уважение, доброта.

А значит, и надежда.

С тех пор как появилась «Радость», его, Маккина, окружают ребята, которым надежда была изначально незнакома или они утратили ее за время своего короткого и несчастливого жизненного пути. Вместо нее они обрели ужасную уверенность в том, что жизнь — это лишь переулки, уловки, полумрак, неосуществимые желания, побои, отвергнутые чувства, что все прекрасное в ней предназначено кому угодно, только не им, что, идя против жизни и против самих себя, они ничего не теряют, потому что существуют как бы вне жизни — в пустоте.

И в этой пустоте многие сами терялись.

В дверь постучали. Священник отошел от окна и открыл дверь. Перед ним стоял Джон Кортиген, мирской администратор общины. Олицетворение всего самого хорошего, что только может отличать человека. Лишь Господу известно, сколько доброты требуется каждый день на такой должности, как у него.

Джон занимался всеми хозяйственными делами общины, управлять которой вроде бы не так уж трудно, но, с другой стороны, по ряду причин весьма непросто. Он служил организатором, администратором, поверенным и выполнял еще с десяток всевозможных обязанностей, но самое главное и далеко не последнее — оказался отличным управляющим.

Когда он согласился заниматься общиной в обмен на небольшой и не всегда вовремя выплачиваемый оклад, преподобный Маккин поначалу не поверил, а потом необычайно обрадовался, словно получил неожиданный подарок. Он не ошибся в своем суждении о Джоне и никогда не сожалел о своем выборе.

— Ребята готовы, Майкл.

— Очень хорошо. Идем.

Сняв с вешалки куртку, он вышел из комнаты и прикрыл дверь. Он не запер ее на ключ. В «Радости» не существовало ни задвижек, ни замков. Он всегда старался, чтобы ребята понимали — здесь они не в заточении, здесь каждый сам волен решать, что делать и как поступать. Каждый мог в любую минуту покинуть общину, если считал это необходимым. Многие из них пришли в «Радость» именно потому, что в других местах чувствовали себя заключенными.

Отец Маккин понимал, что борьба с наркотиком — дело долгое и трудное. Он знал, что каждый из ребят борется с физической потребностью, которая может обернуться недомоганием, и в то же время старается преодолеть все, что и в нем самом и вокруг подтолкнуло его к худшей разновидности мрака, куда можно угодить даже при свете дня. При этом каждый прекрасно понимал, что физическое страдание можно прекратить и уйти от всех остальных проблем, достаточно лишь принять таблетку, вдохнуть белой пыли или воткнуть иглу в вену.

Иногда, к сожалению, кто-нибудь не выдерживал. Порой утром, проснувшись, они обнаруживали рядом пустую кровать, иными словами — поражение, которое трудно принять и пережить.

В такой момент ребята только теснее сплачивались вокруг отца Маккина. И подобное проявление чувства и уважения придавало смысл всему, что он делал, а также силы продолжать — с глубоким огорчением и некоторым дополнительным опытом.

Пока они спускались по лестнице, Джон не мог не заговорить о том, что произошло вчера вечером на Манхэттене. Наверное, во всем мире только об этом и говорили теперь.

— Смотрел новости?

— Не все, но многие.

— Я сегодня утром был занят. Что-нибудь прояснилось?

— Нет. Во всяком случае, не для прессы.

— Как по-твоему, кто это сделал? Исламские террористы?

— Не знаю. Не берусь судить. Наверное, никто не знает ответа на этот вопрос. В тот раз отмщение последовало незамедлительно.

Уточнять не требовалось. Оба знали, что произошло в прошлый раз.

— У меня двоюродный брат работает в полиции. Как раз в Нижнем Ист-Сайде. Я звонил ему сегодня утром. Он был на службе. Не мог долго говорить, сказал только, что это очень плохая история.

Джон приостановился на последней площадке, чтобы уточнить:

— Я имею в виду, намного хуже, чем кажется.

Они молча спустились вниз, невольно задаваясь вопросом, неужели возможно превратить эти кровавые события в нечто еще более страшное. Прошли в кухню, рассчитанную на общину из тридцати человек, где трое дежурных ребят и миссис Карраро, повариха, готовили воскресный обед.

Посреди довольно просторного светлого помещения с большими окнами, смотревшими во двор, располагалась плита под вытяжным колпаком, вдоль стен размещались рабочие столы и холодильники.

Преподобный Маккин подошел к плите, возле которой стояла женщина, не заметившая его, и, приподняв крышку, выпустил из кастрюли ароматный пар, улетевший под колпак.

— Добрый день, миссис Карраро, чем отравите нас сегодня?

Джанет Карраро, женщина средних лет, с пышными формами, которой, по ее собственному признанию, не хватало всего двух фунтов, чтобы считаться толстой, вздрогнула от неожиданности. Вытерла руки о передник, забрала у священника крышку и накрыла кастрюлю:

— Отец Маккин, да будет вам известно, что этот соус — прямой путь к чревоугодию.

— Значит, нужно опасаться не только за наши желудки, но и за наши души?

Ребята на другом конце комнаты, которые чистили и нарезали на деревянной доске зелень, заулыбались. Священник и повариха неизменно устраивали подобного рода шутливые перепалки, небольшой спектакль для общего развлечения, выражая таким образом взаимную любовь и уважение.

Повариха взяла деревянную ложку и, обмакнув в соус, с вызовом протянула священнику:

— Держите и сами убедитесь, неверующий. И вспомните святого Фому.

Маккин поднес ложку ко рту, подул, остужая, и попробовал. Первоначальное сомнение на его лице сменилось восторгом. Он сразу узнал фирменный соус миссис Карраро «аматричана» — по названию ее родного города Аматриче.

— Прошу прощения, миссис Карраро. Это лучшее рагу, какое я только пробовал в жизни.

— Это соус «аматричана».

— Тогда нужно, наверное, сообщить соусу об этом, а то будет думать, что он — рагу.

— Не были бы вы тем, кто есть, за подобные советы я подложила бы вам в тарелку огромную порцию красного перца, уж нашла бы подходящий момент. И совсем не исключено, что так и поступлю.

Но тон ее и улыбка явно говорили об обратном.

Миссис Карраро ложкой указала ему на дверь:

— А теперь уходите и не мешайте людям работать, если хотите поесть, когда вернетесь. Рагу или «аматричану», не важно что.

У выхода священника ожидал Джон Кортиген, с улыбкой наблюдавший этот спектакль. Придержав открытую дверь, он поделился впечатлениями:

— Очень забавно. Вы с миссис Карраро вполне можете выступать на подмостках.

— Это уже сделал Шекспир. «Рагу иль не рагу — вот в чем вопрос!» Помнишь?

Джон Кортиген громко рассмеялся, и они направились к правому флигелю, где в микроавтобусе их ожидали ребята.

Преподобный Маккин остановился на минутку взглянуть на ясное небо. Несмотря на короткий обмен шутками, он ощутил вдруг мучительную неловкость, которой не мог найти объяснения.

Когда же он поднялся в автобус и поздоровался с детьми, радость и даже нежность от встречи с ними отогнали на мгновение мысль, которая посетила его минуту назад, словно плохое известие.

Но пока старый автобус выезжал по грунтовой дороге с территории общины, а за ним таяло в облаке пыли здание, ощущение нависшей угрозы вновь завладело им. Он представил себе все кадры, переданные по телевидению, и ему показалось, будто ветер, тот, что не давал ангелам и людям плакать, внезапно прекратился.

Глава 14

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня.

Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас.