11 самых актуальных вопросов. Страхи большого города - Андрей Курпатов

– Да, здесь очень важна уверенность ребенка в правильной реакции родителей. Что они не начнут следить за ним после того, как он рассказал, что произошло в школе, не обвинят его в том, что связался черт знает с кем, не закатят истерику.

– Но у большинства родителей гораздо популярнее формулировка: «Если я только узнаю, что ты…» И ребенок понимает, на чем надо сконцентрировать внимание – на том, чтобы не узнали.

– А если подросток не доверяет родителям? Не случайно психологи говорят, что в этом возрасте человек больше доверяет друзьям, чем папе и маме.

– Я считаю, что в такой ситуации родителям не грех провести акт покаяния. В конце концов, это родители виноваты в том, что ребенок им не доверяет, а не наоборот. Изначально доверие ребенка к родителям безгранично, и теряется оно не в один день, а постепенно, когда мы шаг за шагом заставляем нашего ребенка разочаровываться в нас и в наших чувствах. Когда родитель говорит, что он любит ребенка, а при этом делает ему больно – чему должен верить ребенок: этим пустым словам или собственной боли?

Впрочем, чаще всего родители прекрасно понимают, что они виноваты перед своим ребенком, понимают, что вели себя неправильно, поступали несправедливо, шли легким путем и вопреки нуждам ребенка. Понимают, но никогда не извинятся, не переступят через себя, через свои родительские амбиции. И это самое отвратительное. Когда они еще и защищаться начинают – мол, а как я мог поступить иначе, ведь ты такой-сякой-немазаный… Это и вовсе катастрофа.

Мы не отдаем себе отчета в том, что наши дети живут в совершенно ином мире, где в ходу другие ценности, другой масштаб происходящего, где происходят другие события и действуют другие персонажи. И далеко не так часто детям надо что-то объяснять. Мы же почему-то думаем, что наши дети – это какие-то дебилы, которым, если не объяснить, что к чему, то они немедленно пойдут и убьются вследствие этой своей дебильности.

В общем, очень важно транслировать своему ребенку собственную уверенность в том, что он большой молодец и что он все сделает правильно, со всем справится. Тогда он перестает быть обвиняемым в покушении на прием наркотиков и перестает вести себя как преступник.

– И понимает, что со всеми проблемами можно прийти к родителям. Тогда он не чувствует себя одиноким и никому не нужным. Вообще, одиночество – это ведь еще одна серьезная проблема большого города, проблема и для подростков, и для людей, давно вышедших из детского возраста.

– Действительно, в мегаполисе одиночество – проблема особая. Вот у Робинзона, например, был один-единственный Пятница, и хочешь не хочешь, но надо было выстраивать с ним отношения, пришлось. Был ли он для него идеальным компаньоном? Или, может быть, они как-то иначе, особенным образом подходили друг другу? Что-то я сильно в этом сомневаюсь. Но у них не было выбора, и они прижились. У нас же принципиально иная ситуация – людей вокруг много, знакомств много, и поэтому нет ощущения, что их надо беречь.

Это огромная проблема и в 30, и в 40, и в 70 лет, потому что людям некуда пойти. Во всем мире существуют общественные организации, гражданские институты, профессиональные ассоциации, клубы по интересам, развивающие факультативы, разнообразные курсы, «группы встреч» (это для людей, объединенных той или иной проблемой), образовательные системы для пожилых людей. У нас же нет самого навыка такого общения. Мы – закрытые, людей к себе просто так не подпускаем. С одной стороны, разочаровались за последние годы в «человеческой породе», не знаем, что и ждать уже от «ближнего», топором не зарубит, и на том спасибо. С другой стороны, подобные сообщества были сильно дискредитированы формализмом прежнего – советского – подхода.

К тому же, большинство наших социальных связей и знакомств возникают «по работе», это «деловые отношения». Таким образом, они по самой своей сути – временные: есть дело – есть контакт, нет дела – нет контакта. Поскольку же «дел» с течением времени становится все больше, то и связей получается, с одной стороны, много, а с другой – ни одной настоящей, все поверхностные. Заканчиваем проекты, меняем работу… и вот уже рядом новые лица. Кроме того, раз уж мы по работе познакомились, то она и становится основным предметом обсуждения, а это не всегда то, что нужно. В том смысле, что иногда хочется чего-то другого, а тебе все про шпингалеты да про шпингалеты…

В «закрытых» коллективах, если человек долго находится на одной работе, – другая проблема: социальная усталость, устаем мы друг от друга. Людей же тут не симпатия объединяет, а необходимость, и последняя тенью ложится на отношения между ними, сами коллеги начинают ассоциироваться у нас с этой необходимостью, зависимостью от работы, организации, структуры. А это, в целом, не делает их в наших глазах лучше. Поэтому желание сбежать от них, отработав свою дневную норму, неудивительно.

Мне представляется, что проблему одиночества надо решать комплексно. Во-первых, самим создавать систему услуг, которая даст людям возможность общаться, – и не важно как – на коммерческой основе или на бесплатной, главное – чтобы на добровольной. Мы с сотрудниками проводим бесплатные семинары «для своих» и для тех, с кем бы нам хотелось общаться, а многие клубы, я знаю, делают платные семинары такого рода. Это очень важно – мы же социальные животные, а кроме того – еще и интеллектуальные, да и вообще – люди. Нам необходимо общение. Впрочем, для того, чтобы все это случилось, нам надо совсем немногое – мы должны поверить в возможность нашей собственной самоорганизации. Чуть больше доверия к себе, господа!

Во-вторых, мне кажется, мы должны понимать – просто так «свободного времени» у «занятого человека» быть не может. У меня, например, его нет, и даже «поводы» для возможных встреч с друзьями не спасают – я в графики дней рождений и прочих дат не укладываюсь. Но что делать? Надо просто определять в своих «плотных графиках» время, когда мы встречаемся, и встречаться. Это как работа – в смысле графика, а в смысле содержания – маленькое человеческое счастье. Мы нуждаемся в том, чтобы в нашей жизни были люди, которые нас понимают и принимают не как хорошую функцию («толковый пиарщик» или «полезный психотерапевт»), а просто как хорошего человека.

Кстати, в этом смысле нельзя недооценивать потенциал семьи, отношений между супругами. Я об этом говорю постоянно, и в книге «Брачная контора “Рога и копыта”» написал подробно. Пока, по большей части, наши семьи – это места, откуда люди пытаются сбежать. Это правда. Горькая. Но мне кажется, что это все из-за неправильного понимания назначения семьи. А назначение ее – возможно, это кому-то покажется странным – в том, чтобы стать для нас тем местом, где мы по-настоящему не одиноки, потому что здесь нас полностью принимают, одобряют и позволяют быть такими, какие мы есть.

– Одиноким быть не просто трудно или скучно, но и опасно. Если ты считаешь, что никому не нужен, то становишься легкой добычей для всяких мошенников.

– Действительно, город – это гигантская масса возможностей и, соответственно, гигантская масса возможностей для разочарований. И вот когда ты чувствуешь себя абсолютно потерянным и никому не нужным, вдруг, раздается звонок в дверь… Стоят добрые, милые люди с книжками, улыбаются и говорят: «Мы любим тебя. Мы знаем, где твое счастье».

– И ведут в секту, – догадываюсь я.

– Обычно сектанты рассказывают о том, как они оказались в соответствующей организации, так: «Только там меня впервые поняли, поддержали, выслушали, не стали осуждать». Они почувствовали, что они важны, интересны для своих собеседников, что эти люди не безразличны к их боли. И именно это, как ни странно, является основным фактором притягательности любой секты, а вовсе не сами религиозные концепты. Последние выдаются исподволь и на закуску.

Но надо понимать, что религиозные и псевдорелигиозные организации – это не вопрос общественного служения и общественного подвижничества. Там нет пророков, нет святых. Это организации со своей, по сути, политической структурой – с генсеком, политбюро, ЦК, съездом депутатов и неким электоратом. И нужно отдавать себе в этом отчет, потому что после всех эмоциональных бонусов тебе скажут: «А теперь давай поблагодарим Бога за то, что он собрал здесь всех нас». Ну и дальше: «Господь завещал любовь, делитесь ею, дайте вашим сердцам петь. Аллилуйя, аллилуйя!» После этого твое эмоциональное состояние обозначают эффектом божественного присутствия – ты в эйфории, хочешь поделиться своей радостью, а тебе говорят, что этого хочет Бог. Чуть позже поступают и более конкретные инструкции, «ниспосланные Свыше». И все – ты уже стал солдатом.

Иными словами, сначала человека вводят в организацию, используя эмоциональные крючки, а затем его эмоциональное состояние обозначают в сознании адепта таким образом, чтобы возвысить ценность соответствующих идеалов. Человек начинает верить, присягает идее и теряет критику по отношению к тому, что ему говорят. Как правило, в секты попадают люди, которые находятся в стрессовой ситуации: специалисты, потерявшие работу, брошенные женщины, пожилые люди в состоянии одиночества, подростки, у которых не складывается жизнь.