University. Повести - Алексей Александрович Федотов

внутри.

Посвящение состоялось полгода назад, но пока никаких прорывов в карьере у Циркова не произошло.

– Посвященный должен уметь ждать! – безапеляционно сказал ему Заподлянский.

У Эдуарда Леонидовича другого выбора в общем-то и не было. Когда он узнал, что его наставник приезжает с визитом в их университет, то в его душе шевельнулась надежда, что его дело сдвинулось с мертвой точки.

…Оксана Александровна своего заместителя видела насквозь. Насколько серьезно ей нужно относиться к Чебурашию, она спросила у эгрегоров.

– Это просто жулик и дурачок, – усмехнулся Чешуйчатый Свинокрыл. – Думаю, что и он и твой проректор до смерти перепугаются, если нас увидят. Устрой им экскурсию к нам на остров.

– То есть посвящение – фикция? – успокоено спросила Бубнова.

– Не совсем. Заподлянского посвящал настоящий оккультист. Что-то ему передалось, возможно… Впрочем, может быть, это не было настоящим посвящением, а пародией на него – Свинчутка тот еще был озорник!

– А почему меня никто не посвящал? – обиженно спросила вр.и.о. ректора.

– Они с посвящением нас не видят, а ты без посвящения видишь и разговариваешь как с обычными коллегами так, что если бы тебя видел психиатр, то тут же отправил бы в дурку – и кто из вас круче? И зачем тебе посвящение? – успокоил ее Свинокрыл.

– А есть в университете кто-то круче меня? – важно надулась Бубнова.

– Есть, – кивнул эгрегор. – Половина кафедры экономики.

– Да не обижайся ты! – крикнул он вслед возмущенно повернувшейся и пошедшей прочь Бубновой. –Невидимая Рука Рынка тоже круче меня!

Кафедра теории и истории государства и права

Доцент Козкина с плохо скрываемым презрением смотрела на пришедшего к ней отца студентки, которой она вчера из жалости поставила «тройку». Явно терявшийся перед ней сорокалетний невысокий лысоватый мужчина выкладывал из пакета подарки: коньяк, кофе, конфеты. Он хотел отблагодарить суровую преподавательницу, сжалившуюся неожиданно над его единственной дочкой, но у него это плохо получилось: ценовой минимум принесенного им набора должен был быть как минимум на порядок выше, чтобы Козкина снизошла до того, чтобы его попробовать.

– Сложите это все обратно в пакет! – строго сказала она. Сначала у нее была мысль добавить «и отнесите на помойку», но вслух она сказала: – Как вам не стыдно! Да что вы такое думаете о преподавателях вуза! Мы из высших чистых побуждений учим ваших детей, а вы думаете, что нам нужны какие-то подарки! А потом и говорят, что преподаватели взяточники!

Мужичок вконец растерялся, стал пунцовым; быстро сложил все в пакет и, не переставая извиняться, ушел.

Когда дверь за ним закрылась, Козкина чуть не засмеялась, представив, как эта сцена выглядела со стороны, но потом взяла себя в руки и пошла на лекцию.

На кафедре теории и истории государства и права работали два профессора, один из которых заведовал кафедрой, три доцента и три старших преподавателя. Все были люди вполне респектабельные, с высшим юридическим образованием, юридическими степенями, а некоторые и с адвокатской практикой. Они прекрасно ориентировались в законодательстве и существующих концепциях его развития; считали, что прямые ссылки на Конституцию показывают непрофессионализм того, кто такое себе позволяет; знали цену подзаконных актов, судебной практики и всевозможных регламентов.

Но в семье не без урода: этим уродом на столь блестящей юридической кафедре был доктор философских наук Юрий Николаевич – человек, не имевший высшего юридического образования, а представления о праве имевший столь низменные и отвратительные, что странным представлялось не только то, что его терпят в качестве профессора этой во всех отношениях прекрасной кафедры, но и что его вообще белый свет носит.

Например, он без всякого стеснения цитировал Джонатана Свифта, давая оценку англосаксонской системе права, а также ее влиянию на современное состояние права в России: «Я сказал, что у нас есть целая корпорация людей смолоду обученных искусству доказывать при помощи пространных речей, что белое черно, а черное бело, соответственно деньгам, которые им за это платят. Эта корпорация держит в рабстве весь народ.

… В этом судейском сословии установилось правило, что однажды вынесенное решение может, по аналогичному поводу, применяться вновь; на этом основании они с великой заботливостью сохраняют все старые решения, попирающие справедливость и здравый смысл. Эти решения известны у них под именем прецедентов; на них ссылаются как на авторитет, для оправдания самых несправедливых мнений, и судьи никогда не упускают случая руководствоваться этими прецедентами. При разборе тяжб они тщательно избегают касаться сути дела; зато горячатся и кричат до хрипоты, пространно излагая обстоятельства, не имеющие к делу никакого отношения. …они никогда не выразят желание узнать, какое право имеет мой противник на мою корову и какие доказательства этого права он может представить, но проявят величайший интерес к тому, рыжая корова или черная; длинные у нее рога или короткие; круглое ли поле, на котором она паслась, или четырехугольное; дома ли ее доят или на пастбище; каким болезням она подвержена и т. п.; после этого они начнут справляться с прецедентами, будут откладывать дело с одного срока на другой и через десять, двадцать или тридцать лет придут наконец к какому-то решению.

Следует также принять во внимание, что это судейское сословие имеет свой собственный жаргон, недоступный пониманию обыкновенных смертных, на котором пишутся все их законы. Эти законы умножаются с таким усердием, что ими совершенно затемнена подлинная сущность истины и лжи, справедливости и несправедливости; поэтому потребовалось бы не менее тридцати лет, чтобы разрешить вопрос мне ли принадлежит поле, доставшееся мне от моих предков, владевших им в шести поколениях, или какому либо чужеземцу, жившему за триста миль от меня.

… во всем, не имеющим отношения к их профессии, они являются обыкновенно самыми невежественными и глупыми из всех нас, неспособными вести самый простой разговор, заклятыми врагами всякого знания и всякой науки, так же склонными извращать здравый человеческий смысл во всех других областях, как они извращают его в своей профессии».

И к чему вот эти бредни психически нездорового английского писателя, который к тому же умер, когда мы еще не родились, озвучивать студентам с несформировавшимся мировоззрением?

Когда же Юрий Николаевич начинал рассуждать о современных государстве и обществе самым серьезным тоном, так что невозможно было понять всерьез он это говорит или шутит, то у его коллег просто мозги закипали.

«У нас в России сейчас только два настоящий института гражданского общества, – делился своими наблюдениями профессор. – Это Администрация Президента Российской Федерации и прокуратура». На здравые возражения коллег, он пояснял, что ни один из этих органов в соответствии с Конституцией не входит в систему органов государственной власти. Президент