Безумные дамочки - Джойс Элберт

«Ты шутишь, — высказались все знакомые. — Ты просто шутишь».

Они были правы, наконец-то решила Лу, она подшутила над собой. Да, надо было лучше все обдумать, должно же быть и другое решение. И в ту секунду, когда открывала дверь к «Элен», ею овладело жуткое сожаление, что вместо семейного тепла с мужем и ребенком она выбрала опасную жизнь деловой женщины, которая делает ее игрушкой в руках таких людей, как Тони Эллиот. И в то же время знала, что выбор был предопределен. Ее душа не удовольствовалась бы мужем и детьми, и если бы она вышла замуж, то превратила бы брак в безумие, сердца ее там не было бы, ей было бы скучно. Но, возможно, когда-нибудь, когда станет старше, когда будет занимать более прочное место на работе, она, может быть, встретит кого-нибудь, полюбит его, возможно… А может, она уже опоздала?

— Привет!

Бармен помахал ей рукой поверх голов толпы, забившей популярный бар. Люди толкали друг друга в облаках сигаретного дыма и испарений спиртного, разговаривали, искали, с кем бы поговорить, прожигали время, искали убежища, компании, страсти, секса. Лу неожиданно вспомнила первопричину прихода сюда. Мужчина. С кем можно провести ночь и очистить мозги от всего, от Тони Эллиота и колонки, от мерзкого Питера Нортропа, интервью со Стивом Омахой, которого она не написала, от незаконнорожденной и навсегда потерянной для нее дочери, от кривого шрама, изуродовавшего ее нежное тело, от Дэвида и его хилой жены.

— Вы же Лу Маррон, верно?

— Вы не ошиблись, — таким же беззаботным тоном ответила она возникшему рядом с ней мужчине.

Это был драматург, написавший две пьесы, у которых был средний успех в Ист Виллидже, но поговаривали, что следующая пьеса будет поставлена на Бродвее. Его звали Арнольдом, или Артуром, или Альбертом, неловко, конечно, но она не могла запомнить имя. Это был живой коренастый человек, больше похожий на торговца, чем на автора трагедий, но Лу давно поняла, что творческие люди берегут свое внутреннее «я» для работы, а на публике демонстрируют только его внешнюю оболочку, то «я», которое они или хотят преодолеть, или хотят как-то изменить. Внешний облик отражал их существо, а работа (как они надеялись) представляла то, кем они становятся. Лу знала, что внешне она выглядит очень серьезно, даже напряженно, тогда как написанное ею показывало натуру легкую, фривольную, уверенную в себе, так что читатель считал, что она и на самом деле такова. Сейчас ей пришло в голову, что писания Питера Нортропа при всем его кривлянии гораздо глубже и менее легкомысленны, чем ее.

— Разрешите вас угостить? — спросил Арнольд (или Артур, или Альберт).

— Да, спасибо.

— Чего вы хотите?

— Бутылку вина.

Парочка, стоявшая слева от нее, расслышала диалог и рассмеялась. Арнольд слегка покраснел. Его выставляют дураком? Или надо считать ее просьбу шуточкой и тоже посмеяться, показав, что его не запугать необычными запросами, что у него тоже развито чувство абсурдного юмора?

— Белое или красное?

— Белое, пожалуйста.

— Полбутылки «Орвьето» для дамы, — сказал он бармену.

Бармен принес замороженную бутылку и налил немного в бокал, чтобы попробовали. Она не пригубила и махнула рукой: «Хорошо».

Бармен глянул на Арнольда и пожал плечами. Кто поймет женщин? Арнольд пожал плечами в ответ, довольный, что нашел союзника в дурацкой ситуации.

— А вы не хотите? — спросила Лу.

— Нет, спасибо. Мне нравится виски.

Лу не знала, почему она это сделала, что толкнуло ее заказать вино, какое-то неуместное мщение бедному невиновному Арнольду (Альберту, Артуру). Но, как бы его ни звали, он не подойдет, не подойдет ни для этой ночи, ни для любой другой. Лу чувствовала, что он был слишком тупым, даже если и пишет мрачные пьесы о трагедии человечества. Если бы она легла с ним в постель, то совершила бы нечто ужасное. Например, расхохоталась бы как раз перед его оргазмом или без всяких объяснений немедленно прогнала бы домой. Она могла быть жестокой с мужчинами, была с ними жестокой (но не с самой юности), а потом ею всегда овладевал страшный приступ уныния.

Вскоре после своего двадцатого дня рождения она писала в дневнике:

Моя потребность в сексуальной связи против моего страха раствориться. Вот суть противоречия: с одной стороны, свободная страсть, с другой — самореализация, работа, упорядоченность чувств. Моя неспособность примирить две стороны натуры. Я — хрестоматийный пример! Хочу нормальной жизни, удобных взаимоотношений с мужчиной, в этом случае могу думать, читать, писать. И в то же время хочу дикой эротики, неопределенности, гедонизма, ничего не писать, не читать, не думать. Я не хочу впасть в крайности эротической зависимости. Они меня пугают. Звук собственного неузнаваемого голоса в момент оргазма лишает меня уверенности в себе. Дикое животное. Я тону, я таю. Страх стать рабыней. Я чувствую, что мои оргазмы, когда они все же приходят (потому что я долго их сдерживала), гораздо более дикие, глубокие, неправильные, чем у остальных женщин. Какой эгоизм! И я ничего не могу поделать, это точно. Я впадаю в такое безумие, что несколько дней чувствую себя разрушенной. Ничего не хочу делать, только бы лежать и слушать зажигательную популярную музыку и чувствовать себя несчастной. Мое тело в огне, но голова пуста. Мне нужно больше, но и это не помогает, становится еще хуже. Я могу пролежать в постели миллион дней и сама знаю, что это моя погибель. Есть ли золотая середина?

Лу взглянула на цветные виды Парижа, висевшие над баром, потом посмотрела на драматурга и вежливо улыбнулась. Она уловила взгляды парочки, ужинавшей в глубине зала. Странно, что не заметила их при входе. Очень приятные люди, с ними ей было бы легко, они примут такие вещи, какие другие отвергают, например, ее связь с Дэвидом, и сделали бы это без лишних вопросов и раздумий. Она хотела бы подсесть к ним, но сейчас, после бутылки вина, чувствовала себя временно обязанной Арнольду и проклинала свою близорукость.

— Вы их знаете? — кивнула Лу на ужинающую пару.

— Нет. Кажется, нет.

— Очаровательные, просто удивительные люди.

— Хотите присоединиться к ним?

— Это было бы здорово. Я их не заметила раньше.

— Тогда вперед.

— А вы со мной не пойдете?

— Вы же этого не хотите.

— Это неправда.

— Думаю, правда.

— Извините, если я…

— Знаете, — сказал он, — вы и вправду сучка.

— Чао, бамбино.

— Сама ты бамбино.

— Лу! — хором сказала парочка.

— Привет, — ответила она. — Рада вас снова видеть.

— Приятно видеть тебя, — сказала женщина. — А где Дэвид?

Они с Дэвидом часто сюда захаживали.

— Сидит дома с женой, которая для разнообразия захворала.

Они рассматривали ее сквозь бокалы, будто пытаясь измерить степень ее отчаяния. Вправду ли больна жена Дэвида или есть иная причина, по которой Лу пришла одна? У них проблемы? Может, они порвали друг с другом? Пребывая в долгом безоблачном браке, эта пара искала острые ощущения в жизни других, менее устроенных людей, не желая им при этом несчастья или неудач.

— Надеюсь, ничего страшного, — сказал мужчина.

— Доктор говорит, что это колит.

— Это серьезно.

— Не в этом случае, надеюсь. Дэвид так не считает. Доктор утверждает, что это на нервной почве. Чаще всего они рекомендуют психотерапию.

— Хочешь с нами поужинать? — спросила женщина, обменявшись с ней понимающим взглядом. Обманутые женщины всегда страдают от разных нервных расстройств.

— Спасибо, не хочу. Когда Дэвид отменил встречу, я поела бутерброды с цыпленком, — солгала Лу и удивилась, зачем ей нужны такие точные детали. Почему с цыпленком, а не с говядиной? — Я не голодна, но с удовольствием посидела бы с вами.

— Пожалуйста, дорогая, присаживайся, — сказал мужчина, встал и подал ей стул.

— Спасибо.

— Ты не наберешь веса, если будешь ужинать бутербродами с цыпленком, — без осуждения заметила женщина.

Лу разглядывала ее пристальным женским глазом искушенного репортера.

— А я не хочу набирать вес, — сказала она, наливая себе вино. — Худой быть лучше. Ты более энергичен, лучше работаешь, нервные окончания ближе к коже.

Она замолчала, испугавшись, что упоминание об энергии может раскрыть истинную причину прихода сюда сегодня вечером. Но почему бы ей не искать любовника, десять любовников, если именно этого она и хочет? Что в этом плохого? Дэвид женат. Дэвиду пятьдесят шесть лет. Дэвид не живет с ней. Она любила Дэвида, но он не принадлежал ей. Лу подозревала, что если когда-нибудь выйдет замуж, то будет верной женой, потому что обманывать мужа — все равно что обманывать себя, муж — это часть тебя. Твой муж.

— Откуда вино? — спросил мужчина.

Лу подумала, что впервые сидит наедине с этой парой, раньше всегда был и Дэвид, уравновешивая ситуацию, а в его отсутствие у нее возникло странное чувство близости с каждым из них в отдельности и с обоими вместе. Она чувствовала себя ближе с ними и в то же время уязвимее.