Знакомство категории X - Дидье Ковелер

— При условии, что на тренировке будешь в хорошей форме. Или уже застоялся, как думаешь?

— Нет.

— Итальянский «Лацио», что ты о них скажешь?

— Худшие болельщики в мире.

— Особенности игры?

— Подкаты между ног, симуляция сноса на границе штрафной, длинные передачи за спину защите.

— Сможешь их блокировать?

— Скорее отразить. Перехват — мое слабое место.

— Будешь правым полузащитником, как в начале твоей карьеры: в этой позиции ты лучше всего открываешься и работаешь с мячом. Я ставлю тебя чуть позади нападающих, чтобы игроки «Лацио» сосредоточились на них, начну с расстановки в «4–4–2», ты будешь свободен в выборе зоны. Хочу, чтобы ты забил в первые пять минут игры. Ускорение прямо по центру, финт перед вратарем: у тебя всегда получаются удары в противоход, но здесь об этом никто не знает. А потом пусть игра идет сама собой, вы переходите к «3–4–1–2», я выдвигаю на острие Азими, и вся команда настраивается на то, чтобы заработать пенальти в штрафной итальянцев: дразните их, чтобы они активнее на вас нападали, а не изображали из себя пострадавших. Учитывая нынешнее состояние командной игры, единственное, на что у меня есть время — отработать с вами тактику, как сломать игру противника. Кайолль пробьет первый пенальти. Ты следом. Только у вас двоих есть то, что мне нужно, — бешеное желание играть. Обида, чувство несправедливости, желание отомстить. Я хочу, чтобы всю игру ты думал о Греге Лемарша. Вопросы есть?

Я сглатываю, совершенно ошалев от его напора, воли. Он чеканит слова, стуча по столу ребром ладони.

— А что с моим паспортом?

— Все отлично.

— Кем я буду? Греком? Португальцем?

— В этом нет необходимости: я ставлю только трех игроков — не граждан Евросоюза, ты один из них. Еще вопросы?

— По поводу Кайолля, он отличный игрок, я рад, но как насчет допинга…

— Он отрицает, и я ему верю. Один из ваших прежних тренеров давал вам пищевые добавки, состав которых вы не знали: я вам ничего давать не собираюсь, вот и все. Если Кайолля отстранят, я его заменю, если нет, он останется вашим капитаном. Что за книги у Гордимер Надин?

— За такие дают нобелевские премии.

Он сдвигает фисташки к краю, смотрит на меня искоса и произносит:

— Надо будет почитать.

— Мне бы тоже.

Он улыбается, сгребает отобранные фисташки в ладонь и ссыпает в блюдце.

— Я доверяю тем, кто честен со мной, Руа. В чем дело? Я чувствую, тебя что-то беспокоит.

— Президент. После того что я ему наговорил… Вы думаете, он захочет, чтобы я?..

— Во-первых, ему нужно оставить привычку решать за тренера. Во-вторых, чего он там хочет? Чтобы я поднял вас в верхнюю часть таблицы. А в среду — либо с тобой, либо без меня. Что-то не так?

— Нет, это здорово, но… Не могу поверить, что такой человек, как вы, ставит на такого, как я.

— Почему?

— Я ни разу еще не проявил себя, месье Копик. Я забил тридцать восемь голов благодаря своим индивидуальным действиям, и все. Мне практики не хватает, и в то же время я чувствую себя истощенным, с тех пор как живу во Франции. Не физически, морально.

Он протягивает мне сигарету, закуривает сам и закрывает свой коричневый блокнот.

— Всегда сомневайся, Руа. В этом твоя сила. Я понял это, когда напомнил тебе о матче против «Бафаны», чтобы узнать, что ты думаешь по этому поводу. Не представляя границ собственных возможностей, мы никогда не сможем их преодолеть. Так что подумай, а вдруг я всем игрокам стартового состава говорю то же самое, чтобы каждый, как и ты, считал себя основным, а может, и не всем.

Он мягко кладет руку мне на плечо. Я уронил голову на руки и, не выдержав, расплакался.

— Ничего-ничего, сынок. Для меня победа — это не только счет, но и внутренний настрой, согласен? И чем крупнее счет, тем лучше, но главное — самому не терять духа.

Я выпрямляюсь, приношу извинения, что расклеился у него на глазах. Он благодарит меня, смотрит на часы и кивком указывает на выход. Наверное, у него назначено несколько встреч в этом кафе, где я каждое утро проводил в компании двух таких же отверженных, копаясь в себе, чтобы окончательно не пропасть, — он прав. Если он думает, что меня еще можно вытащить, то это только благодаря тому, что я залег на дно, когда на поверхности уже стало невозможно дышать.

— Возвращайся домой и ложись спать. Тренировка в понедельник в восемь.

Звонок Тальи застает меня на улице. Я отошел от кафе метров на двести-триста и все еще в смятении. Она спрашивает, получил ли я сообщение насчет понедельника. Я отвечаю «да». Она говорит, что с моей стороны было очень мило проведать Максимо. Она вернулась с Сардинии, очень довольна, работала по десять часов в день, партнеры, обтрескавшиеся вдрызг, — ужас, конечно, но платили хорошо, она думала обо мне, написала мне открытку, но забыла ее в аэропорту, Брюно Питун меня обнимает, совместной сцены у них не было, он влюбился в свою партнершу, они решили продолжить после съемок и поехали на Корсику, ей не терпится меня увидеть, но ей надо отоспаться, увидимся завтра. Я того же мнения. Сегодня вечером у меня нет никакого желания притворяться. После того что я только что пережил.

— Но, если ты занят, увидимся в понедельник вечером, — делает она вывод из моего молчания. — Либо вообще больше не увидимся, если тебе надоело, не вопрос.

— Пообедаем завтра?

— «Рояль-Монсо», в холле в час дня. Авеню Ош, 35.

— Идет. Мне многое нужно тебе рассказать…

— У тебя странный голос. Ты не один?

— Ну да.

Так, конечно, проще всего и уравнивает нас.

— Извини. Поступай как знаешь, приятного вечера. Она отключается. Я убираю мобильный и немного злюсь на нее. Что мне теперь с ней делать? Как взять ее с собой в свою новую жизнь, которая начинается в понедельник?

Возвращаюсь домой, прокручивая в голове каждое слово Копика, ничего не ем, ложусь спать, сразу же отключаюсь: открываю белую калитку и всю ночь брожу по эвкалиптовой аллее, а под ногами хрустят фисташки.

* * *

— Ну что, мир? — спрашивает она, останавливаясь передо мной посреди холла. На ней черное облегающее платье из замши, волосы стянуты в хвост, с которого капает вода. — Ты меня тогда в больнице вывел из себя, я вчера тебя побеспокоила — теперь мы квиты и давай забудем. Ну, здравствуй?

— Здравствуй.

Она обвивает мою шею руками. От нее пахнет хлоркой и сауной.

— Ты не безразличен мне, Руа, но мне нельзя терять время. Прощаемся или идем обедать?

Я оставляю свою улыбку на ее губах со словами:

— Я проголодался.

— Я тоже.

И мы под ручку направляемся к ресторану, у входа в который стоит метрдотель в смокинге. Благоразумие, решительность, сдержанность — все то, о чем я твердил себе, пока ее не было, напрочь вылетают у меня из головы в ее присутствии. У меня такое впечатление, что мы не расставались, а если и не виделись, то всего час, пока переодевались.

— А что, здесь свободный вход в бассейн?

— Нет, я сняла номер.

Больше я ни о чем не спрашиваю. Она сама мне все рассказывает: у нее нет сил терпеть Аннук Риба, она решила потратить весь свой гонорар за два дня съемок на одну ночь во дворце — мне же хуже, что я был занят.

— Ты разве мне предлагала?

— Так не принято: ты был не один. К тому же должна тебе сказать, для меня настоящий шик — валяться одной на огромной кровати, переключать каналы, когда их штук тридцать, и лопать «Марс». Привет, я заказывала столик на двоих, номер 549.

Вышибала ей не отвечал — он уставился на мою куртку.

— Сожалею, месье, но, чтобы пройти в наш ресторан, вам нужен галстук.

Я извиняюсь. Талья напрягается, прижимается ко мне, впившись ногтями мне в руку. А тот снисходительно указывает на шторку гардероба:

— Но мы можем вас выручить.

Из-за шторки выходит дама, в руках у нее галстук в синюю полоску, она протягивает его мне и говорит «Пожалуйста». Я беру галстук, но тут встречаюсь глазами с Тальей. Я уже видел ее такой. В ней закипает ярость, когда она сталкивается с несправедливостью, она не может спокойно смотреть на то, как меня унижают, обращаясь со мной как со статистом, который должен слиться с массовкой. Тогда нарочно громко я спрашиваю у метрдотеля:

— А для мадемуазель у вас трусиков не найдется?

Три столика обернулись. Вышибала замер, открыв рот, гардеробщица застыла с дежурной улыбкой. Талья рассмеялась и, прильнув ко мне, поцеловала меня взасос. Я не глядя возвращаю им галстук. Мы выходим на улицу, держась за руки, и отправляемся обедать в «Макдоналдс».

— Вчера вечером я видела такой репортаж по «Планете», улет, — начинает она, разворачивая чизбургер. — В Воклюзе[23] нашли челюсть, которой сто восемьдесят тысяч лет: у парня выпали все зубы, но десны зарубцевались и полностью зажили, а значит, без зубов он жил еще довольно долго.