Китай и китайцы. Привычки. Загадки. Нюансы - Андрей Шляхов

После захоронения императора придворные заложили огромным камнем массивную дверь входа в гробницу, яму засыпали землей, а сверху насадили деревья и траву, после чего гробницу стало не отличить от обычной горы.

Кстати говоря, Цинь Шихуанди скончался, не дожив до пятидесяти лет, нарушив тем самым собственный указ, в котором говорилось, что император бессмертен.

Вместе с императором Цинь Шихуанди в склепе живьем захоронили мастеров, изготовлявших замки и механизмы для дверей, слуг, наполнявших многочисленные тайники, бездетных жен императора и несколько сотен девушек-наложниц.

Кроме того, восемь тысяч воинов из обоженной глины в полном обмундировании и снаряжении, расположенные в боевом порядке согласно военной науке того времени, призваны были охранять покой своего императора и служить ему в потустороннем мире. Полководцы, советники, кавалерия, пехотинцы, лучники, боевые колесницы, запряженные лошадьми... Все «воины» совершенно не похожи друг на друга – у них разные лица и разные прически.

Кому: Владимир Крашенинников

«[email protected]»

От кого: Денис Никитин «[email protected]»

Тема: «В здоровом теле – здоровый дух».

Здравствуй, Вова!

Оказывается, у каждого человека есть два типа души – «хунь» и «по».

Они олицетворяют взаимосвязь физиологического и духовное состояния человека, которые в Китае воспринимаются исключительно как сопряженные понятия. Душа «хунь» связана с функцией сознания и духовной сферой, а душа «по» – с физиологической и двигательной функцией, а также с чувственным восприятием.

Проще говоря: «В здоровом теле – здоровый дух». Совершенствование собственного тела и совершенствование духа вкупе с достижением нравственных вершин, в понимании китайцев, – единый процесс. Поэтому-то в Китае существует столько разнообразных школ и учений, предписывающих выполнение тех или иных физических упражнений для достижения гармонии духа и тела.

Между духовным и телесным существует динамический баланс начал инь и ян, в котором женское начало инь олицетворяет плоть, а мужское начало ян – дух. Для полноценной жизни очень важно поддерживать равновесие между инь и ян.

Китайцев не надо принуждать заниматься гимнастикой – они делают это по собственному почину, в одиночку и коллективно, как дома, так и на улице. Люди любого возраста, делающие по утрам (да и вечером тоже) комплекс тех или иных упражнений, для китайских парков и площадей – совершенно обыденное явление. Погрузившись в свои мысли, они совершают замысловатые плавные движения, совершенно не обращая внимания на то, что творится вокруг. Наблюдать за этим действом очень любопытно, но я стараюсь долго не пялиться на «гимнастов», чтобы ненароком их не смутить.

В существующих школах я и не пробовал разбираться, потому что их великое множество. Это мы, «лаоваи», называем все одним словом «ушу», хотя это сравнимо с тем, как если бы все многообразие мирового автопрома называть просто «Жигулями».

Сохранение собственного здоровья в понимании китайца есть не просто благое дело, но и исполнение долга перед семьей и государством.

Сознательная нация, нечего сказать.

Пока, друг мой, спешу делать зарядку.

И тебе советую. Не отлынивай!

Денис

P.S. «Цзы Ся отметил:

– Маленький человек непременно найдет оправдание своим ошибкам»[18].

ЧЭНДЭ

Город в горах всегда кажется немного сказочным. Не знаю почему, но это так. Должно быть, горы придают городу определенную ауру…

Китайский же город, окруженный горами, – это вообще нечто мистическое.

Особенно если это Чэндэ – город, где располагалась летняя резиденция Сына Неба…

«Пурпурной сельской жемчужиной» зовут Чэндэ китайцы, и, поверьте, – нисколько не преувеличивают. Жемчужина и есть.

Поужинав вкусным оленьим шашлыком (это местная «фишка», в Чэндэ вообще любят готовить дичь), я вернулся в отель и почти сразу же лег спать – завтрашний день обещал быть насыщенным…

В моем путеводителе, купленном еще в Москве, о Чэндэ, помимо всего прочего, было написано вот что:

«…климат выраженно континентальный, зависящий от муссонных ветров… характерен резкий перепад дневной и ночной температур…».

Каюсь, эти строки, посвященные местной погоде, я пропустил не читая, так как меня больше интересовали памятники китайской старины – все эти пагоды, дворцы, сады и прочие достопримечательности. Теперь-то я знаю, что путеводители надо добросовестнейшим образом читать от корки до корки, осмысливая и запоминая всю информацию.

В первую же ночь в Чэндэ я был наказан за свое опрометчивое легкомыслие тем, что никак не мог заснуть от холода. Укрывшись не только тоненьким одеялом, но и почти всем своим гардеробом, к трем часам ночи я окоченел так, что прочувствовал выражение «зуб на зуб не попадает».

В стилизованном под старину номере моей стилизованной под старину гостиницы дуло из всех щелей, и при том не было даже намека на обогреватель. Тонкое одеяло, вкупе с моей одеждой, совершенно не спасали от «свежего ночного воздуха», которым так славится Чэндэ.

Отчаявшись заснуть и озлобившись на весь белый свет, я вышел из номера и отправился к портье. Поступь моя взывала к мщению, сдвинутые на переносице брови предвещали беду, а взор, казалось, готов испепелить все вокруг. (Не удивляйся – это я попытался описать свое состояние в средневековом китайском литературном стиле.)

Молодой, можно даже сказать – юный, китаец по имени Ма Сяолун, бойко стрекотавший на английском, долго рассыпался в извинениях, то и дело повторяя, что, к величайшему его сожалению, принятие решения об отоплении номеров (оказывается, батареи масляного отопления в номерах имелись, просто я не заметил их, потому что они были скрыты за облицовкой, чтобы не нарушать «древнего» стиля!) находится за пределами его компетенции. Лицо его при этом выражало искреннюю скорбь.

Несолоно хлебавши я отправился обратно в свой номер. Поступь моя взывала к мщению… и так далее.

Не успел я залезть под свои «одеяла», как раздался стук в дверь – в качестве компенсации Ма принес мне чайничек с горячим зеленым чаем «за счет заведения». Впрочем, здесь это звучало иначе: «скромный знак преклонения перед вашими (то есть моими) неоценимыми достоинствами». Приторно, аж язык к небу прилип…

Я сдержанно поблагодарил Ма и заявил:

– Ах, как жаль, что я не смогу порекомендовать вашу гостиницу сотрудникам нашего предприятия, которые вскоре должны прибыть в ваш прекрасный город!

Коварство пришло на смену ярости в моей душе, и я пустился на авантюру.

– Почему? – захлопал глазами Ма.

– Мои товарищи любят комфорт, а у вас постояльцы мерзнут ночами, – покачивая головой, я одновременно всплеснул руками. – Жаль, очень жаль… Не могли бы вы порекомендовать мне в вашем городе комфортабельный отель, способный одновременно принять сорок пять человек?

С чего моих мифических сослуживцев оказалось именно сорок пять, а не сорок четыре и не сорок восемь? Не знаю, должно быть, всплыл из глубин подсознания одноименный роман Дюма, не иначе.

Моя хитрость сработала! Пусть отопления Ма так и не включил, но зато притащил, держа за ручки, ко мне в номер медную (явно старинную!) жаровню, полную горячих углей, после чего исчез, не выслушав изъявлений моей благодарности, чтобы минутой позже вернуться с двумя одеялами. Солидными одеялами, как минимум каждое из них было раза в два толще того, что лежало на моей кровати.

– Надеюсь, что вы больше не будете страдать от холода, – сказал он, аккуратно сложив одеяла на край кровати.

– Не буду, – заверил я. – Благодаря вашим стараниям мои страдания прекратились! Спасибо, директор Ма!

Обращение «директор» явно польстило юноше. Он зарделся, словно девушка, и поспешил оставить меня в одиночестве.

Я придвинул жаровню немного ближе к кровати, вернул одежду, дополнявшую мое одеяло, туда, где ей полагалось быть, затем сложил вместе все три одеяла, забрался под них и словно провалился в теплую черную бездну…

Следующим вечером, пробродив весь день по гигантскому парку, размерами больше похожему на средненькую европейскую страну, и осмотрев несколько пагод и храмов, я решил потратить девяносто юаней на представление в местном буддийском театре. Точнее – на театральное представление в местном буддийском храме.

Неизвестный мне, дилетанту, буддистский сюжет про Будду, ламаистов, императора и простой народ актеры, то и дело менявшие свои красочные наряды, разыгрывали в традиционных (и поразительно красивых!) танцах.

Прикольно выглядели худенькие юноши с барабанами на спинах, правда, музыкой, в том числе и барабанным боем, мне в полной мере насладиться не удалось – звуки, царившие вокруг, заглушали абсолютно все – и музыку, и голоса, и даже барабанный бой.