Дата собственной смерти - Анна и Сергей Литвиновы

– Ну, предположим, – рассудительно сказала Наташа, стараясь вернуть сестричку на рельсы здравого смысла. – Предположим, ты вчера ночью зарезала гадюку Тамарку. А как ты могла отца-то убить? Когда его взорвали, ты в Англии была!

– Да, я была в Англии, – холодно улыбнулась Рита. – А ты не знаешь, что здесь, в России, убийства заказывают? И стоит недорого. Всего десять штук зеленых. Даже я могу себе это позволить.

– Ага, заказывают. Из Англии – по телеграфу, – мрачно пошутила Наталья.

Ей начал надоедать их «задушевный» разговор, попахивающий безумием. В виновность сестренки она по-прежнему не верила ни на йоту.

– А ты знаешь, моя дорогая, что я три месяца назад была в Москве? Инкогнито.

– Зачем?

– Затем, чтобы как раз все организовать.

– Ну да… – недоверчиво протянула Наташа.

– Хочешь, я тебе паспорт покажу? Там все отметки: когда въехала в Россию, когда отбыла… Я майские праздники здесь провела, а никто об этом не знал. Я как раз все и устроила.

– Ерунду ты говоришь, Маргарита.

– Ох, Наташка! – неожиданно страдающим тоном произнесла Рита и порывисто бросилась в ее объятия. – Если б ты знала! Если б ты знала, как мне тяжело!

Наташа обняла сестру и ласково и осторожно погладила по плечу.

– Ничего, Риточка, ничего, все пройдет, все обойдется…

Рита всхлипнула, по ее щекам полились слезы.

Инков

Заместитель убитого Конышева уже спал, когда вдруг прозвонил его мобильный телефон.

Инков нашел себе приют в одной из многочисленных гостевых комнат хлебосольного дома Конышевых. Он, кстати, единственный из гостей в точности знал, почему покойный Борис Андреевич устроил столько помещений для гостей.

Конышев свято верил, что в России бизнес делается на личных связях. Поэтому он при каждом удобном случае и даже без оного заманивал всех мало-мальски нужных людей к себе в особняк. Кто здесь только ни перебывал – и чиновники из министерства, и заграничные партнеры, и директора провинциальных лесных объединений и леспромхозов. Каждого из них ждал стандартный, но никогда не приедающийся набор русских дачных развлечений: банька с бассейном, пиво с раками, водочка с икрой, барбекю (заменившее отжившие шашлыки). Конышев даже нанимал, для особо важных партнеров (при молчаливом попустительстве новой супруги), девок из элитных эскорт-агентств – представлял их гостям аспирантками из Лесотехнического института, где он якобы семинар по маркетингу ведет. Девки укладывали с собой спать – в этих самых гостевых комнатках особняка – и шведов с финнами, и кряжистых директоров из костромских лесов, и даже людей из министерства. А на следующий день те, кому сделали подобного рода релаксирующий массаж, становились расслабленными, податливыми, шли на уступки в переговорах. От девчушек-проституточек, между прочим, и Инкову с барского плеча порой кое-что перепадало. Хороши были девки, знали в любви толк.

Вот и сейчас ему снилось, что он находится в этой же самой комнатке, да только не спит, а перед ним раздевается молодая чернокудрая красавица – настоящий стриптиз исполняет, хотя и любительского пошиба. И вот уже скинута кофточка, и сняты джинсы, и девчушка осталась в крошечных стрингах и полупрозрачном бюстгальтере, и поползла вниз по плечу бретелька лифчика, и… И в этот самый миг в сновидение ворвался проклятый телефонный звонок. «О нет!» – мысленно взмолился Инков, но от кинжальных вскриков мобильника хрустальный сладкий сон стал разваливаться на куски. Через пару секунд он рассыпался, исчезла полуобнаженная наяда, и Инков обнаружил себя лежащим навзничь на кровати со вздыбленной плотью. Он был раздосадован, что порушили его сладкий сон, но одновременно рад, что, несмотря на годы, ему до сих пор являются эротические сновидения – а телефон все звонил и звонил, и Инков схватил с тумбочки трубку.

– Слушаю, – буркнул он недовольно.

– Это Антипова, – прохрипела трубка.

Инков скривился: «О боги!»

Звонила главная бухгалтерша «Древэкспорта». Трудно было себе представить, особенно по контрасту с только что просмотренным сном, объект менее сексуальный – и внешне, и по роду занятий. Антипова была дамочкой глубоко за шестьдесят, глыбообразной, с волосами на подбородке. Она непрерывно курила сигареты «Парламент» и говорила оттого хриплым басом. Впрочем, деловые ее качества: быстрота ума, умение ускользать от налогов и прятать деньги в «левых» фирмах – были настолько очевидны, что с ее неприглядной внешностью мирился даже сибарит старший Конышев – а уж Инкову сам бог велел.

– Что там у вас, Вероника Львовна? – досадливо буркнул Инков.

Глянул на часы. Два ночи.

– У меня есть новости, – кокетливо прохрипела трубка.

– Ну?!

– Вы там, надеюсь, сидите?

– Вообще-то я уже сплю.

– Много спать вредно.

– Что за новости в два часа ночи?

– А я, между прочим, еще на рабочем месте. И спешу вам сообщить одно известие. Только не падайте.

– Ну.

– Конышев продал свою долю «Древэкспорта». Я только что узнала.

– Конышев?! – не понял, тем более со сна, Инков. – Продал?! Он же мертв!

– Ну да, мертв, – хрипло забулькала трубка. – Сейчас. А за два дня до смерти – продал. Всю свою долю, подчистую.

Инков почувствовал, как его сердце ухнуло куда-то вниз. Во рту появился неприятный кислый привкус. «Господи, да что же это? – промелькнуло в голове. – Выходит, все старания напрасно?»

– Кому продал? Зачем? – с оттенком отчаяния проговорил он.

– Ну, зачем продал, этого я вам не скажу, – сипло расхохоталась бухгалтерша, – ибо знать не знаю. А вот кому продал – могу поведать. Только что сама получила подтверждение, потому и на работе кукую. Знаете, в одном банке только что кончились присутственные часы, и мой контрагент сумел, наконец, выйти со мной на связь.

– Какие еще присутственные часы?! Ночь на дворе!

– Они – и банк, и мой контрагент – находятся в другом часовом поясе, Михаил Вячеславович, – хрипло рассмеялась Антипова. Она, видимо, наслаждалась растерянностью и плохой сообразительностью зама директора.

– Ах да. – Инков потер лицо рукой. – Ну и что?

– Продал наш бывший шеф свои акции некой компании «Трэйд фоти файв». Всю свою долю в «Древэкспорте» продал, до копеечки.

– Что за «Трейд фоти файв»?

– Компания зарегистрирована в оффшорной зоне, на Каймановых благословенных островах. Счет держит в банке «Гран Кайман бэнк».

– А куда Конышев дел деньги за проданные акции?

– Догадайтесь с трех раз.

– Не знаю я. Давайте без загадок, Вероника Львовна. И так тошно.

– Деньги поступили на счет оффшорной компании «Деметрис», зарегистрированной на Кипре.

– Кто ей руководит? Кто там главный?

– Ну, знаете ли, – хрипло забулькала Антипова, – мои связи хотя и широки, и даже, в определенном смысле, безграничны, но в данном случае ничем вам помочь не могу.

– О боже! – простонал Инков. – Да как же он мог? Без вашего ведома! Или вы – знали?

– Ничегошеньки не знала, дорогой Михаил Вячеславович. Уверяю вас.

– Вы же у нас главбух? Или уже нет? – с язвительной досадой проговорил Инков.

– Ну, мой дорогой! Данную сделку он мог совершить и без моего ведома. Он продал свою личную собственность. Оформил сделку купли-продажи – и тю-тю.

В голосе бухгалтерши Инкову послышалось торжество.

– Да вы как будто рады, Вероника Львовна! – воскликнул он.

– Господь с вами, Михал Вячеславыч, – укоризненно произнесла она.

– А можете вы выяснить: кто стоит за фирмой-покупателем? Что это за «Деметрис»? Кому он принадлежит?

Антипова хрипло расхохоталась.

– Что вы, товарищ Инков! Я же вам не Интерпол, не ЦРУ какая-нибудь!

– И что ж теперь делать? – растерянно, словно мальчик, выдохнул в трубку Инков.

– Лично я сейчас возьму такси, – поведала бухгалтерша, – вернусь домой, выпью сто пятьдесят коньячку и завалюсь спать. И вам советую.

– У меня голова кругом идет… – пожаловался гренадерше-бухгалтерше Инков. – Что нам с вами вообще-то делать?

– Вы имеете в виду: в глобальном смысле? – сипло хмыкнула Вероника Львовна. – Не иначе, скажу я вам: сидеть на службе тихо и ждать со дня на день новых хозяев.

Антипова сладко зевнула и отрубилась.

Инков растерянно нажал на «отбой». Спустил ноги с кровати.

От того, что его разбудили среди ночи, голова была тяжелой. Сердце после разговора с бухгалтершой бухало в груди. Ясно, что после таких известий не уснуть.

«Пойду-ка я тоже выпью коньячку», – подумал Инков. На правах близкого друга дома он хорошо знал, где внизу в гостиной находится бар с секретом, который Конышев постоянно пополнял запасами элитного спиртного.

Инков нацепил брюки, рубашку, сунул ноги в полуботинки и, позевывая, вышел в коридор.

Вика

Вика всю жизнь любила мечтать. Мечтала она в основном перед сном, засыпая, и грезы незаметно переходили в сновидения, а когда она пробуждалась, сны постепенно истончались, а потом продолжались мечтаниями, и, только повалявшись минут десять и привыкнув к новому дню, она вставала и принималась за обычные дела. И в санатории она всегда специально просыпалась за четверть часа до подъема, и в Барыкино, а теперь даже будильник себе ставила с таким запасом, чтобы ей хватило утреннего времени на то, чтобы перейти из мира сказки к грубому свету повседневного дня. Порой она себя стыдила за свои мечтания: «Тебе почти сорок лет, кляча, а ты все грезишь!..» – но на самом деле, в глубине души, ничего постыдного в своем занятии не находила.