«Белая чайка» или «Красный скорпион» - Константин Кирицэ

— В гостинице что-то случилось? — недоверчиво спросил Винченцо Петрини. — Или просто предлог…

Мужской голос начал вещать в мегафон: «Просим пассажиров на Константинополь повторно пройти таможенный досмотр со всем багажом. Пароход отходит через полчаса. Досмотр совершенно обязателен».

— В гостинице что-то случилось? — повторил свой вопрос Винченцо Петрини, но уже иным тоном, словно сделанное в мегафон объявление его успокоило. — Что-то плохое?

— Трагическое… — сказал капитан Винтила. — Один из молодых людей, некий Раду Стоян, утонул. Мне кажется, вы его знали…

Но он запнулся, так как лицо сицилийца мгновенно побледнело, будто вся кровь отхлынула от щек.

— Не может быть! — с болью и дрожью в голосе прошептал он. — Не может быть! Он был хороший пловец. Может, все это предлог для ваших штучек?

— К сожалению, нет! — с ноткой суровости в голосе ответил капитан Винтила. — Он утонул в начале восьмого, совсем рядом с яхтой.

С искаженным болью лицом итальянец бессильно опустился в кресло. Трясущимися руками он открыл дорожный саквояж и достал бутылку коньяка «Наполеон». Затем сделал знак одному из кельнеров, бесполезный знак, потому что человек в смокинге уже приближался к столу с двумя хрустальными рюмками, похожими на перевернутые колокольчики.

«Наполеон», — проговорил капитан, выкатив глаза из орбит. — Я уже лет семь его не видел.

— Коньяк «Наполеон», — медленно повторил сицилиец. — Мы познакомились за бутылкой коньяка «Наполеон». С ним и с остальными ребятами. В погребе ресторана было пять бутылок. Это — последняя. Остальные мы распили вместе.

Медленными движениями он отвинтил тяжелую металлическую пробку, вытянул вторую, затем уверенно и элегантно разлил коньяк в рюмки. Водрузил пробки на место и оставил бутылку на столе. Похоже, исполнялся некий ритуал. Он поднял рюмку, посмотрел сквозь нее на свет, ставший между тем более ярким, дал стечь нескольким каплям, а затем прошептал сдавленным голосом:

— Sttibi terra levis[17].

Капитан Винтила машинально повторил его слова по-румынски:

— Пусть земля тебе будет пухом.

Он поднес рюмку к губам, и рот его наполнился почти забытым терпким ароматом. Лицо сицилийца, потемневшее от скорби, полные бессильного страдания глаза помешали словам восхищения сорваться с языка капитана. Не ломал же итальянец комедию. На глазах у него были слезы, которые он был не в силах сдержать.

Вновь раздался мужской голос, усиленный мегафоном. В баре уже никого не было, кроме двух любителей коньяка «Наполеон». Дон Петрини вздрогнул и вроде, бы понял, что объявление имеет к нему отношение.

— Ужас, господи, боже ты мой! — прошептал он. — Ужас!.. У меня будет просьба. Передайте ребятам из пансионата эту бутылку коньяка, Дану или Паулю. И попросите их выпить за Раду…

Больше он не сумел ничего сказать. Даже слов прощания. Глаза снова наполнились слезами, вены на шее вздулись и, казалось, вот-вот лопнут. Он взял саквояж, чемодан, портманто и, пошатываясь, медленно двинулся к выходу. Даже коньяк свой не допил, о чем известно было только кельнеру, караулившему его рюмку. Свой же коньяк капитан Винтила выпил до последней капли, но все равно не смог избавиться от горького, металлического привкуса, который вдруг появился во рту.

22.15

Из «разведки» Ион Роман вернулся ни с чем.

— Никаких изменений, — сказал он. — Все те же бледные блики света на окнах и те же тени. Дан Ионеску все еще не вернулся, а Пауль Соран все так же лежит ничком на кровати, а возле него сидит хозяйка дома, охраняет его как тигрица. А вот, должно быть, машина судебно-медицинского эксперта.

В окне блеснули фары и послышался шум заглушаемого мотора. Но вошел не эксперт, а один из санитаров, сопровождавших тело.

— Я, собственно говоря, вместо телефона, — стал объяснять санитар. — Господин доктор очень занят с трупом и послал меня сюда с устным докладом. Говорит, что ему еще много придется повозиться, пока можно будет что-то с уверенностью сказать. С этим он меня и прислал. Пока еще нельзя определить, отчего погиб этот парень. Есть сложности, и он просит вас подождать. Говорит, что сложности большие и. может быть, понадобятся вскрытие. Он очень нервничал, наш доктор. Сказал, что вам не помешало бы находиться в состоянии повышенной готовности, что так было бы лучше, даже если бы ему пришлось потом извиняться за это перед вами… Так, подождите, все ли я сказал?.. Значит, ему еще надо повозиться, ничего нельзя с уверенностью определить… еще неизвестна причина… большие сложности… состояние готовности… он не побоится извиниться… Он сказал, повторить все это, а затем сразу же возвращаться. Тогда будьте здоровы!..

И санитар немедленно исчез. Ион Роман, казалось только этого и ждал.

— Видели?.. — живо проговорил он. — Я с самого начала подумал, что там, у яхты, случилось нечто, а не просто несчастный случай…

— Там могло быть все, что угодно, — попытался его успокоить Тудор. — Сердечные приступы, особенно, когда они происходят в открытом море, тоже относятся к разряду несчастных случаев. Это не значит, что мы должны игнорировать сигнал тревоги, посланный нам медицинским экспертом. В общем-то это единственная более или менее ясная вещь в докладе санитара…

— Не скажете, который сейчас, час, точно?

Вопрос Иона Романа был абсолютно неуместным и на первый взгляд бессмысленным, но не беспричинным, подумал Тудор. Что же он хотел этим сказать? Вероятно, появился кто-то посторонний… Повернув голову, он увидел тень, приближающуюся к столу. Ион Роман, занимавший более выгодную позицию, заметил ее раньше. Выйдя на свет, тень превратилась в серьезного и представительного мужчину, со следами благородного утомления на лице, хотя, с другой стороны, было видно, что это маска. И кашель, которым он объявил о своем прибытии, был неестественным.

— Разрешите… — сказал он с еле заметным поклоном. — Я — архитектор Андрей Дориан.

— Просим… — проговорил Ион Роман со скучающим видом. — Садитесь.

Вероятно, чтобы создать видимость человека, который проработал всю ночь, архитектор Дориан надел на себя весьма элегантный домашний халат вишневого цвета, совершенно не вязавшийся с безукоризненными брюками от вечернего костюма и легкими штиблетами, настолько узкими, что в них, кажется, не влез бы и ребенок. Такая гардеробная комбинация Дориана никак не походила на небрежную, рабочую форму одежды.

— Быть может, я доставлю вам некоторое беспокойство, — начал он, сопровождая свои слова неуверенными и невыразительными движениями, присущими растерянному человеку. — Я убежден, что здесь у вас иная задача, но ситуация, в которой я оказался, вынуждает меня обратиться к вам, как к представителям полиции.

Тудор разочарованно отвел взгляд. Изумленный Ион Роман уставился в глаза архитектору, пытаясь обнаружить в них отблеск насмешки. Но Дориан не сморгнул.

— Вам кто-то угрожал? — спросил наугад Ион Роман. — Или вас кто-то оскорбил?

— О, нет! — словно отводя саму мысль о чем-то подобном, архитектор сделал небрежный жест рукой. — По таким вопросам я бы не стал вас беспокоить. Не потому что вы сочли бы их за пустяки, а потому что я бы их сам урегулировал, разрешил со всей решительностью, на какую способен.

Тудор медленно сменил положение в кресле, и, не глядя на архитектора, спросил:

— Наверное, вы хотите подать жалобу…

— Совершенно верно, — заявил Дориан. — У меня, вероятно, сегодня, то есть уже вчера, исчезла очень ценная вещь: золотая табакерка, инкрустированная брильянтами, которая когда-то принадлежала одной настоящей княгине…

— Вы можете ее точно оценить?

Архитектор Дориан не ожидал подобного вопроса. Он стал пристально вглядываться в полумрак, в котором притаился Тудор, но не смог там ничего рассмотреть. Неуверенным тоном он ответил:

— Мне весьма затруднительно… речь идет не только об ее номинальной стоимости. Но, если вы настаиваете и если это действительно необходимо, я бы мог назвать определенную сумму…

— Вы хорошо посмотрели в комнате? — спросил доктор Тудор. — Поискали в других костюмах? В пижаме, в халате, под кроватью?

Подумав, что за вкрадчивым тоном Тудора таится до поры до времени скрываемая ирония, архитектор искренне рассердился и враждебно ответил:

— Я полагал, что обращаюсь к представителю органов власти, специально учрежденных для подобных ситуаций. Но если я перепутал, допустил досадную ошибку, то готов просить у вас прощения… Дело идет о пропаже ценной вещи…

— Вы не совершили никакой ошибки, — успокоил его доктор Тудор. — Раньше или позже мы все равно должны были бы познакомиться…

— Как это изволите понимать?

Тудор не обратил внимания на вопрос и спокойно продолжал наступать:

— Поскольку речь идет о пропаже, а не о потере, может быть, вы кого-нибудь подозреваете… Обслуга гостиницы…