Простите, я вас люблю… - Северлика

сам, после чего поднимается на шаткий табурет, чтобы дотянуться до верхушки елки.

– Все мои друзья разъезжаются. Родители – в Египте, ты же не оставишь меня одного в праздник?

Я с улыбкой качаю головой и соглашаюсь.

Это самая лучшая новогодняя ночь со времен моего детства. Мы с Артемом допоздна смотрим старые фильмы, едим приготовленный мною ужин, играем в шарады, фотографируемся. Несколько раз он галантно встает из-за стола и приглашает меня на танец. Мы осторожно переступаем ногами в шерстяных носках по старенькому ковру, покрывающему пол в комнате, не сохраняя танцевальной позиции, разговариваем взглядами. Ближе к четырем часам утра Артем засыпает.

Когда я замечаю это, долго смотрю на длинные тени, отбрасываемые ресницами на его щеки, на спокойные красивые руки, лежащие поверх синего пледа, а потом укрываю его потеплее и выхожу из комнаты.

Тихо убираю стол, мою посуду, но не ощущаю сонливости. Напротив, во мне живет только спокойное тепло, словно в моей душе кто-то зажег мерное, доброе пламя.

Налив себе большую чашку сладкого какао, я стою у окна, смотрю на темную улицу, опьяненную радостными возгласами. Прямо под моими окнами компания молодежи пускает фейерверк, и в небе расцветает яркий полыхающий цветок.

Я провожаю глазами скользящие в темноте яркие кометы, и в это мгновение меня посещает острое восторженное чувство.

С изумлением понимаю: я счастлива. Счастлива быть здесь, в маленькой квартире, без паркетных полов и золотистых покрывал. Загоняющая в угол безысходность и тоска выветрились из моей души, плечи расправились, походка выровнялась. Я словно очнулась от долгого сна, и могу теперь жить без постоянного желания исчезнуть.

Слышу за спиной тихие шаги. Нежные руки осторожно ложатся на мои плечи, скользят вниз и смыкаются передо мной. Артем заключает меня в объятия, и я отклоняюсь назад, позволяя себе опереться на него. Он стоит, словно скала, окутывает своим теплом, ароматом мужского парфюма, удерживает меня надежно и крепко. Не отводя взгляда от радужного зарева, заливающего небеса, осторожно ставлю чашку на подоконник и обнимаю его руки.

– Поспал бы еще немного.

– Успею.

Его голос слышится над моим ухом, дыхание шевелит волосы, и я закрываю глаза на мгновение.

Прислоняю голову к его щеке, чувствую, как он целует меня в висок невесомо, нежно, долго.

Утопаю в нем, словно в тихом омуте…

– С новым годом, Артем.

– С новым годом, Маша.

***

Новогодние короткие пасмурные дни тянутся медленно, лениво. На душе у меня спокойно.

Мы гуляем зимними вечерами, нас засыпает снег, обдувают холодные ветры. Мы разговариваем, Артем постоянно пытается поймать меня за руку, я упорно со смехом её отнимаю. Мы пьем сладкий чай, чтобы согреться, обходим все улочки в округе. Пару раз заскакиваем в кинотеатр.

После того, как я ушла из дома проходит почти месяц, и по началу я удивлена – Андрей не то что не ищет меня. Он даже не пытается.

Я боюсь, что муж заявится в школу, или подкараулит меня где-нибудь на крыльце, во дворе. Артем всегда провожает меня домой после уроков, но мы ни разу его не встречаем.

Постепенно я перестаю нервно озираться. Я думаю, что Андрею просто стыдно устраивать прилюдный скандал, а потом я случайно узнаю, что он снова уехал в Москву.

Зима медленно перетекает в мокрую весну. Вскрываются снега, по дорогам и мостовым текут веселые ручьи. Ребятня все чаще задерживается после школы поиграть в тающие снежки, слепить снеговика, пустить бумажный кораблик в грандиозное плавание по луже.

Артем много времени посвящает подготовке к экзаменам, забегает ко мне в кабинет на минутку, остается допоздна со мной в школе. Пока я готовлюсь к урокам или проверяю тетради, он напротив меня делает домашнее задание, с усердием готовится к экзаменам.

В начале весны он возвращает мою тетрадь с рассказом.

– Ты должна показать это кому-то, кроме меня, Маша, – говорит он совершенно серьезно, – мне понравилось. Последние две главы весьма динамичные. Только вот главный герой… не слишком или он романтичен? Мне показалось, что он не из нашего времени, опоздал века на два, не иначе.

Улыбаюсь и не раскрываю ему тайны, что прототипом моего главного героя – правильного, рассудительного и трогательно-романтичного джентльмена – является он сам.

Со временем все больше обустраиваюсь в своей квартире, брожу по магазинам, приобретаю себе платье на выпускной. Невесомое, из легкого шифона небесного цвета. Радостная и цветущая, с весной в душе прихожу домой, бросаю сумку на тумбочку возле входной двери, и иду примерять платье.

Раздается переливчатая трель звонка, и я на мгновение замираю. Артем обещал заглянуть завтра вечером, сегодня я никого не жду. Открываю дверь в длинный предбанник, обхожу соседскую коляску и отпираю внешнюю дверь.

На пороге стоит высокая темноволосая женщина лет сорока, она мне смутно знакома, но я не могу вспомнить…

– Добрый день, я – мама Артема Милановского.

На мгновение застываю на пороге. Она кажется спокойной, но бледные пальцы с силой сжимают сумочку, губы сжаты в напряженную линию.

– Добрый день. Вы по поводу успеваемости?

Она медлит с ответом и вздыхает.

– Разрешите, я войду. Разговор не для лестничной клетки.

Я открываю дверь шире, потом закрываю ее за ней и веду в квартиру. Как только она входит, я приглашаю её в зал и спрашиваю:

– Как к вам обращаться?

– Елена.

Она окидывает долгим взглядом комнату, останавливает его на красных занавесках, пальцы её теребят кожаный ремешок сумки. Пауза затягивается.

– Мария Викторовна, – произносит наконец она, – я не люблю долго ходить вокруг да около, поэтому спрошу прямо. Что вас связывает с моим сыном?

Это должно было когда-нибудь произойти, и, если я рассчитывала избежать подобного разговора, мне бы это все равно не удалось.

Должно быть, в моем лице мать Артема видит именно то, чего опасалась, потому что она судорожно набирает в легкие воздуха и торопливо открывает сумочку.

– Посмотрите, – с усилием выговаривает она, – я нашла эту фотографию в его столе. И это тоже.

Мать Артема протягивает мне небольшой блокнот. Я отгибаю тесемочку-закладку и раскрываю его в середине.

Сразу понимаю, что это дневник. Дневник Артема, потому что, все что здесь написано, я уже видела.

Строчки неровные, торопливые, многие зачеркнуты, словно черновик сочинения. Вглядевшись получше я понимаю, что это действительно черновики его писем ко мне.

«Дорогая Маша» – зачеркнуто, переправлено на «милая Маша», затем наполовину написано слово «любимая», лишенное окончания и яростно зачеркнуто двойной чертой. А затем я вижу, то, что Артем прислал мне два года назад: «простите, я люблю вас».

Сквозь эти строки я могу легко заглянуть в