Четвертый кодекс (СИ) - Виноградов Павел Владимирович "Палимпсест_2"

Все глубже проваливаясь в трясину эротических сновидений, она уже почти ощущала чужие прикосновения. Это уже были не созданные ею фантазии, которыми она в некоторой степени управляла – теперь они существовали по отношению к ней объективно, и она сама отдавалась на их волю.

Умелые руки ласкали ее соски, плечи, она ощущала на себе тяжесть чужого тела. Сильные ноги нетерпеливо раздвинули ее бедра, и мужчина вошел в нее. Илона зашлась от вожделения и стала яростно помогать, извиваясь всем телом.

Ей казалось, что соитие длится вечность. В какой-то момент осознав, что все это происходит наяву, она пережила мгновение накатившего ужаса, но он тут же был смыт волной безумного наслаждения.

Она не знала, что кричит в этот момент имя мужчины, и это не было именем ее мужа. И с этим громким криком она улетела куда-то, где радужные протуберанцы закручивались в восхитительные медлительные водовороты.

- Ilonsita, mia gatita blanca!*, - услышала она над ухом, и ее обдало жаркое дыхание.

Илона вновь издала короткий крик, но теперь это был крик ужаса. Широко открыла глаза.

- Антонио!

Над ней нависало лицо покойного мужа, и его жаркое вспотевшее тело плотно прижималось к ней.

Это никак не могло быть сном, и это был именно Антонио – не изможденный и желтый, плешивый от химеотерапии, убиваемый разъевшими печень метастазами, каким она его видела в последний раз. Нет, это был юный смуглолицый Тони, с копной вьющихся черных волос, живыми карими глазами, почти религиозно поклонявшийся ЕВК, повергнутый в страшное горе его исчезновением, а потом долго и настойчиво, робко и в то же время страстно добивающийся ее. Пока она не уступила, осознав, что Евгений стал для нее лишь величественным и горестным воспоминанием.

- Это я, Илонсита, - раздался шепот.

Оттолкнув мужчину, она резко села в кровати, мимоходом отметив, что совсем обнажена, хотя точно помнила, что ложилась в пижаме.

Вот спальня ничуть не изменилась – то же антикварное кресло XIX века, подаренное ей институтом на 60-летний юбилей, вишневые гардины, на стенах – картина Сергея Стеблина с фантасмагорическим инопланетным пейзажем и портрет ЕВК с кошкой. Его суровый взгляд насквозь пронзил Илону.

Из окна тускло светил сквозь снежные тучи старый умирающий месяц. Илона увидела его слева и сразу вспомнила примету: месяц буквой «с» из-за левого плеча – смерть. Никогда Илона Максимовна не верила ни в какие приметы, но сейчас расположение месяца показалось ей очень важным и грозным обстоятельством.

- Смерть, - механически произнесла она в пространство.

- Ты о чем, любовь моя? – с тревогой спросил Антонио.

- Ты кто? Что тебе здесь надо?! – набросилась она на лежащего рядом мужчину.

Тот вздрогнул от обиды.

- Что с тобой, Илона? – глухо спросил он.

Она отметила, что он по-прежнему говорил по-испански. Но заметила и еще кое-что: его слова выходили в виде парообразного облачка и зависали в воздухе, тоже написанные по-испански.

«Все-таки сон», - с облегчением подумала Илона.

А если сон, можно им насладиться.

Она окинула взглядом саму себя. Тело ее было молодым, без отвратительных атрибутов старости.

Расслабившись, она повернулась к мужу.

- Все в порядке, Тони. Просто что-то почудилось, - сказала она.

Ее слова тоже зависли в воздухе, бирюзово переливаясь. Тони не обратил на это ни малейшего внимания.

Он погладил ее по груди и привлек к себе. Илона немедленно ощутила новый прилив желания и с силой обхватила мужчину за шею. Он дернулся и коротко простонал.

- Что с тобой? – спросила она.

- Потянул шею сегодня на раскопе, - ответил он. – Ничего страшного, белая кошечка.

И вновь крепко прижал ее к себе.

Они долго упоительно целовались, сидя на постели. Потом губы Тони стали спускаться на ее шею, потом грудь, живот… Она ощутила горячее дыхание у самого лона и, застонав от сладкого предчувствия, откинулась навзничь и раздвинула ноги.

Никогда она еще не испытывала такого острого наслаждения – ни с Тони, ни с каким иным мужчиной, которых, впрочем, было не так уж много. Уже не ощущала, какие именно манипуляции партнера вызывают у нее такое упоительное состояние, лишь все выше воспаряла в сияющих невозможными красками эмпиреях. И ей казалось, что длится это вечно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она не слышала собственных криков, забыла, где она, с кем, зачем, и вообще – кто она. Было только безмерно блаженное состояние – не время и не пространство. И не личность.

Все завершилось неожиданно. Илона вдруг вновь осознала себя в постели с неизвестно откуда появившимся покойным мужем. И теперь была точно уверена, что пребывает не во сне. Не в яви тоже, но и сном это никак не могло быть.

«Это не Тони! Это не может быть Тони!» - пронзила ее леденяще ясная мысль.

Она подняла голову и с ужасом взглянула на свой живот. Между ее бедер двигалась чужая голова, она слышала и ощущала, что мужчина со страстным урчанием продолжал свое дело, только теперь его действия нисколько ее не возбуждали.

Мужчина?

Голова была седой, стрижка короткая, но разве мужчины такую носят?..

Прильнувшее к ней существо подняло голову, и Илона вновь закричала, увидев лицо женщины.

Та при виде ее испуга коротко рассмеялась влажным ртом.

- Инкуб, шуккуб – какая разница… - иронично произнесла она по-английски, кокетливо пришепетывая. – Рада видеть тебя, Илона Макшимовна.

Илону почему-то слегка успокоило то, что ее назвали по имени-отчеству. Даже то, что возникшая в ее постели женщина ответила на невысказанную отчаянную и нелепую мысль об эротических демонах, показалось Илоне правильным.

Между тем женщина легко поднялась и села в постели. Выглядела она вполне веселой и довольной. Была далеко не молода, но очевидно, что когда-то считалась красавицей. Даже сейчас ее лицо со слегка выступающими скулами, точеным носиком и миндалевидными лукавыми карими глазами было довольно привлекательно. И обнаженное тело вовсе не выглядело старушечьим – оно было гладким и загорелым, разве что чуть излишне мускулистым для женщины и покрытым обильной испариной. Высокие груди лишь слегка обвисли, длинные соски торчали.

- Кто ты? – спросила Илона почти спокойно.

Пусть это не было сном, но это не было и реальностью, а значит, рассудила она, не имело смысла паниковать, пока ситуация не прояснится.

* Илонсита, моя белая кошечка! (исп.)

***

Евгений Валентинович Кромлех. Мексика. Чичен-Ица. 2 ноября 1990 года

Кромлех, конечно, знал имя Карлоса Кастанеды, ставшее знаменитым еще лет двадцать назад, когда под ним вышла книга, в которой молодой американский антрополог рассказывал увлекательную историю о том, как стал учеником индейского мага по имени… дон Хуан.

Евгений не забыл, да и не мог забыть видений, посетивших его в юности в чуме шамана. С тех пор он прочитал гору литературы по колдовству, шаманизму и оккультизму. Он ведь был одним из немногих людей в СССР, имеющих возможность невозбранно доставать и читать подобные книги, поскольку они прямо касались его научной работы. Кое-что, правда, приходилось добывать через Столярова в спецхранах. Во всяком случае, книги Кастанеды Кромлех читал сразу после их выхода, когда они еще благоухали типографской краской.

Нельзя сказать, что он удивился, узнав являвшегося к нему индейца в герое книги, которую многие считали плодом воображения автора. То, что его жизнь тесно связана со сверхъестественными проявлениями, новостью для Евгения не было. Прочитав тексты Кастанеды, Кромлех глубже осознал то, что говорил ему в видении (если это было видением) дон Хуан.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Более того, в жизни ЕВК постоянно происходили события, которые, как он подозревал, связаны с «видящими» и «воинами». Дона Хуана, правда, он больше никогда не встретил, но в окружении Кромлеха то возникал таинственный человек, ведущий с ним двусмысленные беседы, то случались иные странности. Евгений пытался отстраняться от этого, не давая втянуть себя в то, что, как он подозревал, связано с магией. Однако приходилось признать, что она уже стала частью его жизни.