Солнце — крутой бог - Юн Эво

— Ты не пришел… — оно сильно не в духе и, по-моему, разочаровано.

— Я задержался.

— Точно. Но теперь ты понимаешь, что мы заключили договор, который следует выполнять беспрекословно. Нельзя то прийти, то не прийти, и думать, что тебе это сойдет с рук. Я не какой-нибудь там вшивый божок, который все стерпит.

— Ты право, — соглашаюсь я. — Это больше не повторится. Но сначала я должен был стать свободным человеком.

Позже вечером, когда мы сидим в квартире Франка на Фоссгата, я пытаюсь объяснить ему, какой договор мы с Солнцем заключили между собой. Но он только качает головой, узнав о моих разговорах с солнечным богом.

— У тебя слишком богатое воображение, — говорит он. Мы пьем кофе, стоя на кухне. На столе — овощи, растительное масло, специи и, странное совпадение, — бифштексы.

Мой взгляд направлен на два роскошных куска мяса, которые лежат на тарелке.

— Никаких вакуумных упаковок, — говорит Франк, следящий за моим взглядом. — Только свежий товар. Прямо с прилавка. Такой свежий, чуть ли не мычит.

— Я еще не успел сказать тебе, что я — эксперт по бифштексам, — говорю я, уверенный в своих силах. Теперь мне все по плечу. Ведь я свободный человек. А свободный человек может все. Франк режет овощи и ставит сковороду на конфорку.

— Кровавый, средний или прожаренный? — профессионально спрашиваю я, как меня недавно научили.

— Мне кровавый, — говорит он.

— Будет сделано, — отвечаю я, и солю и перчу так, как, по моему разумению, это следует делать.

— Я поставлю музыку, — говорит Франк. Он уже покончил с салатом и заглядывает в духовку, чтобы проверить, как себя чувствует запекаемый в сливках картофель.

Я кладу мясо на сковородку, оно адски шипит. Франк удаляется в ванную, чтобы отлить, а потом идет в гостиную, чтобы выбрать какую-нибудь музыку. Я балую себя глотком пива. Франк купил и на мою долю. И жарю мясо. Сковородка шипит. Стол уже накрыт. Я переворачиваю мясо лопаточкой, и его дивный запах заполняет мои ноздри. Потом я совершаю прогулку по квартире, осматриваю гостиную, спальню и ванную. Классная квартира. Великовата для одного человека. Хотелось бы и мне иметь такие хоромы. Франку не приходится по утрам стоять в очереди в ванную.

Франк ставит «Металлику». Вот тебе и раз. Он не похож на фаната тяжелого рока.

— У меня почти тысяча семьсот дисков с такой музыкой, — гордо говорит он и показывает на семь больших стеллажей у стены. Все лучшие группы, Обязательный набор, не иначе. Но вот всплывают немецкие, шведские и американские группы, о которых я никогда даже не слышал.

— У меня есть абсолютно все норвежские диски, — говорит он, и я вижу, что разговариваю с настоящим фанатом тяжелого рока.

Но хватит о музыке, потому что в эту минуту раздается писк дымовой сигнализации.

— Я думал, ты и в самом деле эксперт по бифштексам, — Франк качает головой.

— Был экспертом, — говорю я и, уличенный во лжи, поникаю головой.

Мы отключаем сигнализацию и открываем окно. Из-за дыма сковородки не разглядеть. Но мы разгоняем дым руками и видим свои бифштексы: сверху они как надо, но внизу подгорели. Причем нехило. Это значит, когда переворачиваешь сковородку вверх дном, бифштекс не отстает от металла.

Мы срезаем бифштексы со сковородки и соскребаем с них подгоревшую часть. Остальное мясо такое твердое, что нарезать его можно только моторной пилой.

— Отличный бифштекс, — дразнит меня Франк, и я киваю, соглашаясь с ним. Мне не хочется говорить на эту тему.

А потому я рассказываю Франку о Рейдаре и его методах. Франк грустно качает головой.

— Слишком много труда, — говорит он. — Там, на улице… — Он показывает на окно, и мы видим, как зажигаются и гаснут огни в тысячах квартир. — Там, на улице, можно встретить всего несколько девушек, которые пришлись бы тебе по душе. Нечего и пытаться найти их.

— Верно. Есть лишь одна, одна-единственная, — говорю я и набиваю рот салатом.

— Ты заговорил, как Пер Гюнт, — замечает Франк.

— Что? — Кажется, совпадениям не будет конца! Я никогда не говорил Франку, что папаша играет Пера Гюнта.

— В этой пьесе есть место, где Пер говорит пример но так: «Черт бы побрал все путы. Черт бы побрал всех женщин. Кроме одной». Ты это имел в виду?

Я молча киваю и думаю, что меня как будто заперли в этой пьесе Ибсена. Что я и есть дурачок Пер, который слишком поздно понимает, что к чему. Это означает, что особенных надежд питать не приходится.

— А Карианна? — спрашиваю я, вспомнив его недавние слова.

— С ней я еще не покончил, — говорит Франк. И по его глазам видно, что это правда. — Может, я никогда с ней и не покончу.

— Да брось ты! — невольно вырывается у меня. Ведь если человек никак не может покончить с такой чепухой, то бессмысленно думать, что я когда-нибудь покончу с Каролиной. — Разве ты не свободный человек?

— Конечно, свободный. Но, может быть, я не хочу быть свободным… Черт его знает, — говорит он и вздыхает, как тысяча плакальщиц.

Я думаю о Каролине.

Раньше я никогда так о ней не думал. Я вижу перед собой ее лицо.

Каролина оживает у меня в голове.

Но мне все равно.

Мне вообще она по фигу.

Она мертва для меня, и я по-прежнему свободный человек.

И мне на нее наплевать.

— Я знаю способ, как тебе покончить с Карианной, — говорю я.

— Ты это умеешь так же здорово, как жарить бифштексы? — спрашивает он и тут же машет рукой. — Прости, я пошутил.

Я рассказываю, как сжег корабли с Каролиной, решительно и навсегда, и он вздыхает, как еще одна тысяча плакальщиц.

— Чего я только не делал, — говорит он. — Я даже на колени становился. Посылал цветы и письма, приходил к ней. Но ничего не помогло.

— Гм-м… — Я делаю вид, что напряженно думаю. Но мои возможности уже исчерпаны. — А если ты встретишь другую девушку? — неуверенно спрашиваю я.

— М-м…м, нет… Не думаю. Нет, не знаю.

Так мы и сидим. Братья & Сестры. Малявка-черепаха, пытающаяся дать добрый совет вроде бы взрослому мужику. Хотя все должно быть наоборот! Ведь это же я пытаюсь стать таким, как он! А оказывается, он тоже не может разобраться со своими проблемами. Мне даже хочется спросить, не собирается ли он повзрослеть.

— Но тебе-то что метает?

— Страх, дружок, страх. Я просто-напросто боюсь. После Карианны я до смерти боюсь женщин. Боюсь влюбиться. Меня терзает тревога… — Он стучит себя в грудь и вливает в себя еще пива. У нового Адама нет слов. Я-то ждал, что Франк даст мне кучу ценных советов. Но выходит, на деле он знает не больше моего. Во всяком случае, в определенной области.

— Я не понимаю женщин, — говорит он. И теперь я уже твердо уверен, что никакой он не эксперт. В этом вопросе Рейдар даст ему сто очков вперед.

— Женщины. Жить с ними нельзя. И застрелить их тоже нельзя, — изрекает он и как будто заканчивает эту часть нашего разговора. После этого детского лепета вашему покорному рассказчику остается только поскорее сменить тему. И мы переключаемся на деньги. На то, как выработать собственный стиль. Как не дрейфить и быть самим собой. И еще на многое другое.

Выходя из квартиры Франка, я все-таки вынужден признать, что конец разговора был плодотворным.

Дома, не успев войти в подъезд, я слышу, что праздник у нас в самом разгаре. Отпираю дверь и вижу, что десять или двенадцать подружек Сёс оккупировали нашу квартиру. Две девицы танцуют, другие сидят на тахте, стоят, привалившись к кухонному столу, или сидят верхом на стульях. От дыма не продохнуть. Квартира пропахла девичьим потом, девичьими духами и девичьими волосами.

Они окружают меня, пока я раздеваюсь и ставлю ботинки на полку для обуви. Сёс я не вижу, Моника, Метте и Туве здороваются со мной, гладят меня по щекам, по волосам, по плечам. А музыка, табачный дым и слабый свет свечей окутывают комнаты серой вуалью. Я же — сам свежий ветер и, как свободный человек, наслаждаюсь каждым мгновением.

— Так ты и есть братик Глории? — спрашивает Моника.

— Мальчишки в шестнадцать лет всегда такие хорошенькие, — вздыхает Метте.

— Потанцуем? — предлагает Туве.

Но тут в комнату врывается Сёс и говорит, чтобы я валил отсюда. Или точнее:

— Уматывай отсюда! — тихо говорит она.

Конкретный приказ. Три женщины-мушкетера бурно протестуют, и я глазами молю Сёс разрешить мне остаться. Несколько секунд она колеблется, потом улыбается пахнущей пивом улыбкой, наклоняется к моему уху и шепчет:

— О'кей. Но будь поосторожнее с Туве…

Я скалюсь и думаю, что наконец-то попал в рай свободных мужчин. Девицы кричат: ДАВАЙ, АДАМ! ДАВАЙ, АДАМ! ДАВАЙ, АДАМ! ДАВАЙ, АДАМ! ДАВАЙ, АДАМ! ДАВАЙ, АДАМ! ДАВАЙ, АДАМ! ДАВАЙ, АДАМ! ДАВАЙ, АДАМ! ДАВАЙ, АДАМ! ДАВАЙ, АДАМ! ДАВАЙ, АДАМ! ДАВАЙ, АДАМ!

Я оказываюсь на небесах Пера Гюнта. Адам попадает в общество чувих. Я пытаюсь вспомнить, что, согласно моему списку, я должен предпринять в таком случае.