Таблоид - Илья Стогoв

На самом большом съезде 1905 года в Ростове-на-Дону «христиане, живущие по Евангелию», объединились и приняли общее название «евангельские христиане-баптисты». Сокращенно — ЕХБ.

Само слово «баптист» означает «тот, кто был крещен путем окунания с головой». В мире число баптистов перевалило за сто миллионов и продолжает расти. Из этой цифры на Россию приходится тысяч 50-60.

Баптист же, уговоривший женщин из 49 палаты, живет в Колпино — крошечном рабочем пригороде Петербурга. Его зовут Эдуард Иванович Лозовский.

Пожилой мужчина. Громкий голос. Несмотря на зиму, одет в старый серый плащ.

— Вы русский?

— Русский.

— Что ж вы не православный, а баптист?

— Долгая история. После войны я работал сапожником. И разумеется, пил как сапожник. Пил, общался с уголовниками, ни о какой религии даже не думал…

Не знаю, как сказать. Не думаю, что в том, что произошло потом, хоть что-то зависело от меня. Просто в мою жизнь вошел Бог. Причем все случилось очень быстро.

Сперва я пробовал ходить в православный храм. Но скоро понял, что это не мое. Стал баптистом.

— А потом?

— Я почти всю жизнь проработал на Ижорском заводе. Мы, баптисты, не считаем для себя возможным ни пить, ни курить, ни сквернословить… Сами понимаете, как я выглядел на общем фоне.

Доходило до того, что товарищи по цеху как-то повалили меня на пол и пытались залить в рот водку.

— Удалось?

— Нет, я вывернулся. Сегодня мне почти семьдесят. И все всегда в жизни у меня было хорошо. Все! Уже родились правнуки. Единственное жалко: особой активности в жизни нашей общины они не проявляют.

— А вы до сих пор проявляете?

— Недавно меня попросили представлять в Колпино «Гедеоновых братьев». Это самая большая в мире организация по распространению Священного Писания. Мы распространяем Библию даже на Берегу Слоновой Кости!

Чтобы донести Слово Божие до людей, я стоял с мегафоном на Невском. Партию Библий в обложках цвета хаки я подарил колпинским милиционерам. Несколько раз я даже в лес ездил, раздавал среди грибников.

Еще ездим в колонию для несовершеннолетних. Там работаем вместе с православным батюшкой: он крестит, мы ведем библейский кружок.

— Удается перевоспитать преступников?

— Получать подарки они любят. А на занятия почти не ходят — неинтересно. Недавно зашел в туалет, а на полу страницы из Писания. Я чуть не заплакал.

Спрашиваю: да как же вы могли? А они говорят: у нас туалетной бумаги отродясь не было, и что делать?

— Роддом — тоже направление работы? Что там у вас произошло с 49 палатой?

— В роддоме, как и везде, мы говорим о том, что Бог — это любовь. Что он спас нас. Бывает, что и горшки выносим, если больше некому. Женщины меняются быстро, так что ходить приходится часто. И каждый раз — одно и то же.

Заходишь в палату. А девчонки ждут, пока придет их очередь на аборт. У самих зрачки от страха — с пятак. «Скажите, ведь это же не убийство? да? не грех? ведь правда?»

Там, в абортном отделении, даже воздух не такой, как в остальной больнице. Везде жизнью пахнет, а там… будто пропитан чем-то. Мне там очень неприятно.

Вы представьте себе рабочий день человека, который изо дня в день занимается тем, что убивает нерожденных детей. Получается? Медсестры отводили меня в сторону и рассказывали, что давно перестали спокойно спать по ночам.

Я их понимаю. А уж что творится с их бессмертными душами… представить страшно!

— А конкретно: что все-таки вы сказали тем женщинам, что они отказались от убийства детей?

— Понимаете, это не я. Это Дух Святой. Сам я никогда бы такого не добился.

Сам я, как могу, пытаюсь объяснить, что это чудовищный грех. Что счастья так не достигнешь. Что девчонки, может, пока не понимают, но на самом деле они УЖЕ любят своих ребятишек… а те уже во чреве умеют улыбаться… и плачут, когда их режут…

Администрации роддома это, конечно, не нравится. Главврач меня несколько раз предупреждал. Я их понимаю: на абортах они делают деньги. Если женщины предпочитают не убивать детей, а рожать, — роддому это не выгодно.

Но как мне молчать? Помолюсь про себя и опять иду по палатам.

Бывает, некоторые словно просыпаются. Отказываются от аборта, смеются, чуть не руки мне целуют. А бывает, в лицо плюют, кричат, чтобы убирался со своими проповедями.

— Не любят люди баптистов?

— Для большинства мы ведь как были, так и остались сектой. И никто не попробовал прийти, посмотреть, чем мы занимаемся.

Только один раз на наше собрание пришел мужчина, да и тот орал: «В 1941-м на город наступали фашисты, а сейчас баптисты! Спасем город!»

-

Руководитель колпинской общины ЕХБ, пастор Владимир Ильин, баптист уже в третьем поколении. Его бабушка и дедушка приняли крещение путем окунания с головой еще до революции.

Большинство членов его общины — рабочие местных заводов. И собрания они проводят в рабочем Доме культуры. Говорят, по воскресеньям собирается чуть не 500 человек.

По будням же народу совсем мало. Надышать в просторном, покрытом инеем кинозале так и не удалось. После полутора часов молитв, пения псалмов и взаимных увещеваний прихожане обнялись, расцеловались и стали расходиться.

Неожиданно ко мне обратилась по глаза закутанная в пуховый платок старушка. Выглядела она лет на девяносто.

— Мир тебе, брат!

— Мир вам, бабушка!

Старушка обиделась:

— Почему «бабушка»? Нужно говорить «сестра».

Письма, приходившие после этой статьи, я даже сохранил. Хотя не питаю никаких сентиментальных эмоций по поводу того, чем зарабатываю на жизнь. Просто это были такие письма…

В одном женщина писала, что если бы прочла мою статью раньше, то, может быть, не стала бы делать аборт. А так стала и теперь никогда не сможет иметь детей. Что она читала статью и плакала…что, может быть, она станет баптисткой…

Впрочем, о подобных материях я еще скажу пару слов… ближе к концу этой книги.

Глава 7

Заказные материалы

Повторял, повторяю и буду повторять: работа журналиста хороша всем. Кроме того, что плохо оплачивается. Смиритесь: вам все равно придется подрабатывать.

Чаще всего журналисты берут натурой с тех, о ком пишут.

Музыкальные обозреватели постоянно слушают новые CD и ходят на модные parties. Книжные критики собирают роскошные библиотеки.

Спортивные журналисты и пальцем не пошевелят, если им заранее не приготовлены пакетики с презентами: футболками, кепками и ручками с символикой турниров.

Кроме того, журналисты много пьют. Бывает, что выпить хочется в приличном месте. А проснувшись с утра, ты лежишь и, седея, подсчитываешь, на какую сумму напил-наел вчера халявных продуктов…

Не удивляйтесь, что в газетах так много статей про кухни, бары, вкусные сорта алкоголя и про то, какие замечательные программы бывают в клубах.

Особый вариант — выборы. Парламентские обозреватели зарабатывают на выборах столько, что в состоянии без дополнительных приработков протянуть четыре года до следующего раза.

Знавал я энтузиастов, которые, приехав из Харькова в Петербург накануне президентских выборов, спустя три месяца уже ездили на новом «опеле» по магазинам и заказывали дорогую мебель для своей только что купленной квартиры.

Мне брать деньги от политиков всегда было немного противно. Хотя, разумеется, брал их и я.

Как-то ко мне в кабинет пришел красавчик. В пиджаке и галстуке. Он спросил: ведь правда, что все лидеры религиозных общин Петербурга хотят избрания именно того кандидата, которого красавчик поддерживает? И не хочу ли я им, деятелям, позвонить и проверить?

Кстати, если его догадка окажется верной, то я могу рассчитывать на $400.

Я позвонил. Религиозные лидеры отвечали, что им вообще-то пополам. Об обоих кандидатах они первый раз слышат. Настоятель же синагоги меня просто послал.

Я написал об этом честно. Ну, немного смягчил слова раввина… а так — честно. Четыреста бачков мне принесли в тот же день.

На следующий день в кабинет постучался красавчик номер два. Этот представлял второго кандидата. Его предложение было таким же. Отличалась лишь сумма вознаграждения: $600.

О'кей, сказал я, и еще раз обзвонил тех же самых лидеров. Удивившись моей непонятливости, они повторили еще раз: на выборы им плевать, кандидатов знать не знают. Настоятель же синагоги… можно я не буду воспроизводить то, что он мне сказал?

Вечером я опять получил обещанную денежку. Понятия не имею, почему те, кто мне платил, решили, будто материал рекламирует их кандидата. Может быть, у них просто было чересчур много денег?

Бывает, что платят и за не-политические статьи. Обращаться в кассу рекламного отдела издания всегда дороже, чем принести купюрку лично журналисту. Так или иначе, вам все равно придется писать на заказ.

Тут имеет смысл помнить: вы не шлюха, вы журналист. Разницу видно плохо, но она есть. Получив денежку, не вздумайте сразу брызгать слюнями и уговаривать читателя купить рекламируемый товар.