Юность под залог - Анна Богданова

С каждым днем Зинаида Матвеевна все сильнее и сильнее привязывалась к малышке. Порой она даже сомневалась, что Арину произвела на свет ее дочь – Гавриловой нередко казалось, что в муках и страданиях именно она, Зинаида, рожала этого ребенка. И всю ту нерастраченную любовь, внимание, нежность, восторг, которые Гаврилова недодала дочери, она выливала на внучку.

Дело дошло до того, что Зинаида Матвеевна в Генино отсутствие приносила девочку к себе домой. Она настолько вошла в роль матери, что порой прикладывала нечеловеческие усилия, дабы не подпустить к ребенку настоящую, родную мамашу, прикрываясь самыми глупыми предлогами: «Пусть, пока Геня в командировке, Аришенька побудет у меня. У вас в квартире слишком сыро!» или: «У вас еще не начали топить – в доме холодно! А у нас теплее!»

Но Аврора, несмотря ни на что, забирала дочь обратно в метелкинскую квартиру. Единственный раз она позволила несколько дней посидеть любвеобильной бабке с Ариной, когда сдавала выпускные экзамены в швейном училище.

Но Зинаида Матвеевна в дальнейшем все равно взяла свое. Когда Арише исполнилось полтора года, из армии наконец вернулся Юрик. Вот тогда-то она, как говорится, развернулась по-настоящему.

Метелкин появился неожиданно. Как раз в тот утренний час, когда все семейство неторопливо завтракало холодным чаем с ворованным зефиром, он позвонил в дверь – долго, не отрывая пальца.

– Ой! Наверное, почтальон! Телеграмму от Юрашки принес! – радостно воскликнула Аврора и понеслась в коридор.

Открыв дверь, она увидела... Даже не знаю, как бы поточнее описать... Словом, с одной стороны, вроде бы это был тот самый Метелкин – первый хулиган школы и любимый человек, возвращения которого наша героиня ждала с нетерпением и завидной верностью ровно два года, – те же зеленоватые глаза, тот же длинноватый нос, который не портил его (ни в коем случае!), а лишь придавал его лицу шарма и неповторимости, те же губы бантиком, о которых могла мечтать любая девушка. Но, с другой стороны, что-то чужое, незнакомое появилось в его облике. Я не говорю о том, что Метелкин возмужал, повзрослел (с виду), что естественно после службы в армии. Какая-то стена вдруг ни с того ни с сего возвысилась между возлюбленными, несмотря на их трогательную, страстную и регулярную переписку. Хотя подобное отчуждение объяснимо – юные супруги знали друг друга со школьной скамьи, ничто не волновало их тогда, кроме самих себя и проблем, связанных с окончанием школы, с выбором профессии. Потом вдруг раз – и перерыв, пропасть: их разлучили на два долгих года. Каждый из них жил собственной жизнью. Аврора, учась в швейном училище и общаясь с Тамарой Кравкиной, каждый день слушая однообразные диалоги метелкинских родителей, сначала ждала ребенка, а дождавшись, полностью посвятила себя не только выхаживанию младенца, но и борьбе с навязчивой Зинаидой Матвеевной, которая буквально удушала Аришку своей ненормальной любовью.

Юрий же, оказавшись в новых условиях, где его существование в течение двух лет было подчинено строгим армейским законам, познал совершенно иную жизнь, которая не могла не повлиять на его характер, образ мыслей, не выработать новых привычек и не сформировать иного мировоззрения. Что там было? Как существовал он двадцать четыре месяца в разлуке с Авророй? Какие друзья (а может, и подружки!) появились у него за это время? Никто в метелкинской семье этого не знал. Вот чем занималась наша героиня – они были в курсе.

«Может, просто тень так падает. Может, мне кажется, что он изменился? Нет, нет! Юрик не мог стать другим! Ведь он такие письма мне писал!» – пронеслось в Аврориной голове, и вдруг из глубины ее души вырвалось наружу наболевшее, сокровенное, долгожданное:

– Юрочка! Здравствуй! Наконец-то! Наконец-то ты вернулся!

– Так, – обстоятельно, твердым голосом проговорил Метелкин. – Это моя жена – Аврора Владимировна. Уяснил, – И он, крепко прижав супругу к себе, поцеловал ее в губы так, что едва зубы бедняжке не выдавил. – Проникаем дальше в расположение, – командным тоном сказал Юрик и, не снимая армейских ботинок, строевым шагом двинул на кухню. – Мать моя – Ульяна Андреевна. Почему верхняя пуговица не застегнута? – гаркнул он, и Ульяна на ощупь принялась теребить воротник протертого до дыр фланелевого халата.

– Оторвалась, – рассеянно прошептала она.

– Непорядок. Два наряда вне очереди! – распорядился Юрик. – Алексей Павлович – отец мой. Почему в таком виде за столом?

– Да я вот все о смысле...

– Парамон Андреевич, дядька мой. Почему одет не по уставу?!

– Да я, того-этого... – замялся дядя Моня, сполз на пол с ящика из-под картошки, но скоро нашелся: – Не ждали. Того-этого...

В этот момент из маленькой комнаты пришла Зинаида Матвеевна.

– Зятек вернулся! Дай-ка я тебя обниму! – воскликнула она.

– Эт-то что еще за телячьи нежности?! Ну-ка, отставить! – крикнул Метелкин.

– Ты глянь, Аврор, муж-то у тебя какой серьезный! Молодец! А возмужал-то как! Прямо загляденье! Аврор, Аврор! Ты смотри! Как киноактер! Красивый, аж голова кружится!

– Угу, с лицом Жана Маре и туловищем Жаботинского, – угрюмо проговорила Аврора, тем самым подколов мать, у которой все красивые мужчины ассоциировались именно с такой расчлененной (взятой от двух любимцев) внешностью.

– Юр, а Юр! Ты пойди на дочь-то посмотри! – зачарованно молвила Гаврилова, и Метелкин зашагал прочь из кухни, громко топая. Он встал напротив манежа, в котором кувыркалась Арина, и вдруг как заорет: – Рядовая Арина Юрьевна Метелкина! Встать по стойке «смир-р-рна»!

– Уа-а-а-а-а! – залилась «рядовая» Метелкина, а Гаврилова, подлетев к внучке, чуть было сама не оказалась в манеже, пытаясь за нее заступиться.

– Юр! Нет, ну разве так можно с дитем-то?! – возмутилась Зинаида Матвеевна, и тут из уст ее вырвалась коронная, роковая, характерная фраза, которую в самых различных интерпретациях она будет использовать в защиту Арины, даже когда той исполнится тридцать лет: – Чего робенка-то обижаешь! Нечего девочку трогать!

– Отт-ставить! – командным голосом отчеканил Метелкин, и Аврора от разочарования, боли и отчаяния закусила нижнюю губу. Не так! Ой, совсем не так она представляла эту встречу! А сколько раз она рисовала ее в своем воображении! Как детально изучила ее! Вот она открывает дверь, и перед ней стоит ее любимый Юрик, по которому она так скучала, так тосковала – до мышечных судорог в ногах, до головокружения, до минутных остановок сердца, до мурашек на руках и голове (!). Они стоят и смотрят друг на друга несколько секунд, будто окаменелые, мгновение, которое кажется им вечностью. Порыв. Она кидается к нему в объятия. Он нежно обнимает ее, осыпая лицо поцелуями и приговаривая: «Басенка, Басенка моя! Как же я по тебе соскучился!», как тогда, когда она приехала с моря после окончания десятилетки.