Племенной скот - Наталья Лебедева

– Жениться! Всем! Не! – Мед! – Лен! – Но! – срываясь на визг, кричал батюшка-царь. Перед ним стояли сыновья. Младшему едва исполнилось двадцать. Он держался позади остальных, чуть поодаль от братьев, словно стремясь показать, что он существует отдельно и от них, и от отцовского крика – тем более что к скандалу причастен не был, а попал под горячую руку заодно, по причине кровного с хулиганами родства. Его великовозрастные братья стояли, потупив взоры. Им не то чтобы было стыдно – просто опухшие с похмелья глаза слезились от яркого света, бившего из окна. Их богатые, белые, расшитые красным шелком рубахи были порваны и запачканы, лица сияли синяками и отеками, и, скорее всего, они сами так разукрасили друг друга. Никто из горожан давно уже с ними не связывался – и из-за высокого положения, и из-за богатырской, не сдерживаемой умом силы. Царевичи гуляли всю ночь, и ладно бы просто подрались, но, как на грех, разнесли в щепы царское крыльцо и попортили постройки на главной городской площади. Царь был в бешенстве.

Глядя на повинно склоненные головы сыновей, он было остывал, но потом, подходя к окну, видел осевшую крышу крыльца со сломленной луковицей, сиротливо лежащий в луже позолоченный столб, оббитые наличники боярского терема напротив, дыры в помосте для торжеств, матерные слова, дерьмом написанные на заборе, – и снова заходился в приступе гнева.

Младший царевич, Иван, в последние полчаса смотрел на него с тревогой: ему казалось, что отца может хватить удар. Но царь, когда-то крупный и представительный, а теперь словно бы ссохшийся и свернувшийся, как осенний лист, был крепок. Только лысина его, окруженная венчиком неопрятно седеющих, серых и тонких волос, то и дело наливалась краснотой и тут же вновь остывала.

– В общем, так, – заявил царь, когда голос его осип от крика, – завтра снаряжаю послов, пусть поедут, портретов привезут всяких там девиц. А пока, – он сел на трон и поерзал, устраиваясь, – под арестом у меня посидите.

– Ну… – просипел старший, Никита, поднимая голову, чтобы возразить, но батюшка стукнул кулаком по подлокотнику.

– Молчать! – прикрикнул он и закашлялся. – А кто ослушается да вздумает страже грозить – выгоню к чертовой бабушке из государства! Как пить дать – выгоню!

Средний, Данила, почесав в затылке, сказал:

– Так ить, думаю, не поможет она, женитьба-то. Водку вот разве убрать. Да куда ж ее, окаянную, денешь?

– Молчать! – снова завопил царь. – Вот женю, а там посмотрим: поможет – не поможет. Ясно? Ясно, я вас спрашиваю?!

Сыновьи головы, покорно кивнув, опустились вновь.

– Увести их! – Царь махнул рукой страже, до той поры безучастно стоявшей у двери. – На чердак их, под самую под крышу, чтобы сбежать не могли. Кормить хорошо, рассолу дать на опохмелку, а водки совсем не давать. Да заложите дверь бревном потолще! Слышишь, десятник, головой мне отвечаешь: грозить ли будут, молить ли… Я пока тут главный!

– Слушаю, царь-батюшка! – гаркнул, вытянувшись во фрунт, десятник.

– То-то же!

Старшие сыновья покорно пошли за охранниками. Иван поотстал, пропуская процессию вперед, но тут грозный, срывающийся на визг крик отца стегнул по ушам:

– И Ваньку! Ваньку тож!

– А я-то… Я-то… Ни при чем я! – прижимая руку к груди, проговорил тот, донельзя изумленный. Он тоже не выспался, но по другой причине: ворочался всю ночь с боку на бок, сначала слушая, как буйствуют братья, а потом – как стража пытается с ними справиться.

– А чтобы и неповадно было! Чтобы впредь знали! Чтобы и не хотелось пробовать-то ее, водку проклятую! – Отец захрипел, не в силах справиться с голосом, а Иван почувствовал, как древко копья, подталкивая, уперлось ему в спину.

Пришлось идти.

Помещение под крышей было просторным и светлым, украшенным лубками, резьбой и яркими лоскутными половиками. Старшие братья, войдя, тут же улеглись по лавкам, на которые брошены были мягкие перины. Иван же сел на сундук у окна и принялся смотреть на двор и холмы сразу за городской стеной. Между небом и землей скользили изменчивые облака: то собранные в тугие, сероватые снизу комья, то тонкие, словно выпавшие из аистиных крыльев перья. Воздух казался так прозрачен, что город, и холмы, и трава на холмах – все будто парило и растворялось в нем. Хотелось свободы – так вольно и просторно было за окном.

А за спиной его лениво переговаривались, причмокивая слипающимися губами и с трудом сглатывая вязкую слюну, братья. Он не злился на них за вынужденное заточение, скорее, немного даже жалел их. Иван был совсем не похож на Никиту и Данилу. Он вообще сильно отличался от любого из членов своей семьи, так сильно, что отец было заподозрил мать в измене. Спасла положение только Иванова родинка. Сидящая возле большого пальца левой руки, она была похожа на отцовскую один в один: и местом, и размером, и формой.

– Че, попали мы? – пробасил Никита, взъерошив коротко остриженные волосы цвета пыльного льна.

– Ага, – сонно протянул в ответ Данила.

– Эх, жалко…

– Чего жалеть-то? Ну?

– Таньку, жалко, не увижу, – Никита ткнул пальцем в лубок, на котором была изображена деревенская баба, покупающая лук на базаре. Девица озорно смотрела с картинки, и под сарафаном ее угадывалась пышная объемистая грудь.

– Тю! Чего не увидеть? – посмеиваясь над братом, Данила приподнялся на локте.

– Так жена ж будет у меня. Разве ж дозволит, чтоб к Таньке шлялся?

– Это да. Это пиши пропало. Бабы – они въедливые, стервы. А че, хороша Танька? – и, склонив голову на собачий манер, Данила принялся изучать рисованную девицу.

– А че, нехороша? Жопа – во! Не сразу ухватишь. И сиськи… Не то что у этой, с картинки. А станут искать жену, так вдруг найдут какую тощую? И смысла мне в ней? Ну скажи, Данил! Тоска одна на всю жизнь.

– Смысла – согласен – нет. Вот если б повыбирать… – Данила задумчиво поскреб широкий розовый шрам на подбородке, который раздвигал темную жесткую щетину, как просека раздвигает лесную дремучую чащу.

– Ну и кого б ты выбрал? – спросил его брат.

– А я бы Аньку выбрал, – Данила мечтательно откинулся на подушке, заложив за голову мясистые руки. – Васьки-торговца дочку. Вот косища у ней! Искусительный змей, а не коса.

– Тьфу! Нашел на че смотреть!

– А вот нравится мне.

– А еще-то чего в твоей Аньке хорошего?

– Да кто его знает? Кочевряжится она. Ни пощупать не дает, ни чего поболе. Вот стала б мне женой, сразу б перестала корчить из себя. Узнала б! Только о том я, Никит, и мечтаю, вот те крест!

– Это она от царского сына морду воротит? Ты гляди, какая! Это да. Это дело, брат, так оставлять никак нельзя… Или ж ты не мужик? Или ж ты не царевич? К ногтю ее, брат! К ногтю! – Данила поддержал брата, но как-то лениво, сонно.

– Да… А то говорит: женись… – это Анька-то. А без женитьбы, говорит, фигу… – сказал Данила, широко зевнул и мелким, суетливым движением перекрестил рот.

Братья задумчиво замолчали, мечтательно прикрыв глаза. А может, просто задремали с похмелья.

Мимо окна пролетела, мелькнув пестрыми боками, сорока. Тонкий длинный хвост ее был похож на пущенную из лука стрелу.

Глядя на птицу, Иван подумал: «Эх! Мне бы туда, на волю, скользить с облаками по ветру. Между землей и небом…» Захотелось свободы немедленно. И тут в голову ему пришла идея.

– Слушайте, – сказал он, оборачиваясь к братьям. Те открыли глаза и принялись моргать и таращится, отгоняя сон. – Думаю, выходить отсюда надо. Ну не сидеть же, в самом деле, пока невест привезут! Это же пока гонцы их найдут, пока батюшка выберет… Так и месяц пройдет или, того пуще, – два. Даже три.

– А че ж делать-то? – лениво пробубнил Никита.

– Дурак ты, Вань, кто ж нас выпустит? – буркнул Данила.

– Отец и выпустит. Если пообещаем, что женимся. Дня через три.

– И обманем? – Данила аж подскочил. – А сами? Сами – в кабак?

– Нет. Зачем обманывать? Но ты, Данила, любую возьмешь. Вот хоть, к примеру, Аньку.

– Ну?! – Данила встрепенулся и вскочил, да так резво, что едва не перевернул лавку. – А как? Че делать-то?

Привстал и Никита, бессмысленным взглядом уставился в окно, но ухо – Иван видел – повернул в его сторону.

– А давайте уговорим его судьбу пытать, – выпалил он и замер, ожидая ответа.

– Это как? Ты, Ванька, не тяни. Ты говори, – Данила подошел и угрожающе навис над братом. Иван встал, чтобы чувствовать себя поувереннее.

– Ну, видите холм тот, а за холмом – лесок?

– Ну, вижу, – Данила глянул в окно.

– Скажем отцу, что станем из лука стрелять. Мол, куда стрела упадет, там и жену искать. Вы же знаете, отец такие развлечения любит: чтобы таинственно да со значением. Привяжем на одну стрелу синюю нитку, на другую – красную, на третью – зеленую. Это чтобы различить было можно, где чья стрела. А Татьяне с Анной дадите такие же точно стрелы с такими же нитками. Стреляете вы оба хорошо, стрелы летят далеко. Батюшка и не увидит, куда они упали. А потом ваши невесты находки предъявят. И все.