Поздний экспресс - Дарья Волкова

бутылку хорошего ирландского виски.

К ним подошел Михаил.

– Цветы и выпивка! – Судя по его развязности, уже успел принять на грудь. – Нашего старосту балуют!

– По-моему, он этого достоин, – с улыбкой парирует Надя.

– Эх, – картинно вздыхает Михаил. – Завидую черной завистью. А можно мне хотя бы танец? – Миша протягивает ей руку.

Играет медленная красивая музыка.

– Если Виктор не против. – Надя вопросительно посмотрела на Виктора.

– Витька, не жадничай! Всего один танец!

Вик неуверенно кивает. И Миха уводит Надю на танцпол.

А Виктор остается растерянный. Она все-таки пришла, хотя он не верил! Пришла с огромным букетом роз и бутылкой виски. В таком платье, что он дара речи лишился, увидев ее. И что всё это значит? И что ему делать?

Цветы у него услужливо забрала официантка, пристроив букет в вазу. Бутылка заняла свое место на столе. Но он глаз не сводил с Нади, медленно покачивающейся в объятиях одного из его друзей. «Дежа вю». И снова накатывает острое желание схватить ее, унести, утащить. Что она с ним делает? Зачем она здесь?

Рядом кто-то зудит, как комар. Кристина. Села рядом с ним. Что она к нему пристала сегодня? Он кивает рассеянно в ответ на ее слова, на попытки отвлечь его взгляд от танцпола. Но на Надю не смотреть невозможно. Ну зачем, зачем она так ослепительно хороша?

Надя бросает мимолетный взгляд на Михаила. Как некстати сейчас этот смешной подвыпивший мальчишка! Что он к ней пристал? Нет, на самом деле она прекрасно понимала, почему он на нее запал. Сама же два часа убила, чтобы в ресторане сразить Вика наповал. Платье дорогущее, три недели уговаривала маму, что оно ей очень нужно для самых-самых случаев. Темно-кофейное кружево на телесного цвета чехле, так что при первом взгляде может показаться, особенно в полумраке ресторана, что, кроме кружева, на ней и нет ничего. Только облегающая, как вторая кожа, россыпь фантастических кружевных цветов. Очень подходит к ее волосам, лежащим на плечах продуманно небрежными локонами.

Правда непонятно – сразила она Вика или нет. А вот такие незапланированные жертвы, как Миша, ей совсем не нужны. Мишка милый и забавный, но ей нужен только Виктор – высокий, голубоглазый, в темно-синих брюках и белой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Ее лучший друг. Или нет. Просто ее. Никому не отдаст! В том числе и этой убогой Криське. Надо же, платье надела с таким вырезом, что чуть ли не соски видны. А взгляд как у коровы! Как же можно так неприкрыто себя предлагать, ну хоть какое-то достоинство должно быть женское? И краситься совершенно не умеет, куда столько косметики – и на глаза, и на губы. Вид откровенно дешевый. А ну-ка, отвали от моего парня!

Танец, слава богу, закончился. Надя подошла к Виктору и протянула ему руку.

– Я честно выполнила свой долг по отношению к твоему другу. А теперь я хочу танцевать с тобой! Пошли, твоя любимая «Металлика». Слышишь?

– Ты узнаешь «Металлику» по первым аккордам? – Он удивлен, но послушно встает за ее рукой.

– Ты же сам мне ее на ноутбук записал, – усмехается Надя, увлекая его в сторону танцпола под ненавидящий взгляд Кристины, которую она прервала на середине фразы.

Сон продолжается. Они не раз танцевали, но сейчас все иначе. Это не демонстрация кому-то, не напоказ. Только для них. С ума можно сойти, какая она в его руках. Послушная, гибкая, податливая. Прижимается плотно, совсем интимно. Она вторгается в его личное пространство, снова проникает внутрь, туда, на самое дно души, где затоптаны, похоронены все его мечты и надежды. И все это воскресает, поднимается оттуда, под теплом ее дыхания на его шее, под ее тонкими пальцами в его волосах на затылке. Они молчат, лишь голос Джеймса Хэтфилда да их дыхание. От ее – мурашки по его коже, от его – шевелятся волосы на ее виске.

Всё ожило, всё живое внутри снова принадлежит ей. Он снова живой, ему снова – больно.

* * *

Надя отказалась садиться с ними за стол. Сказала: «Не хочу вам мешать, у вас своя компания». Устроилась одна за небольшим столиком по соседству. Как ей это удалось в переполненном ресторане, он не знал. Но, видимо, отказать ей не мог никто, включая метрдотеля.

И всё равно она словно присутствовала с ними за столом. Он сам не мог ни на чем сосредоточиться и постоянно смотрел в ее сторону. И всегда ловил ее ответный взгляд. И она так улыбалась ему, что он начинал верить… Ну не может это ему казаться!

Да и парни не обделяли ее вниманием. Все по очереди подошли пригласить ее на танец, и всем она отказала с мягкой извиняющейся улыбкой. А он никак не мог выбросить из головы их танец. В мыслях полнейший сумбур. Безумно хотелось поверить в то, во что он уже давно перестал верить. И во что поверить было невероятно страшно. Точнее, страшно было поверить и обмануться. А тут еще Кристина! Да пропади она пропадом!

Но та словно приклеилась. Он еле-еле отвертелся от танца, но это ее не обескуражило. Кристина сидела рядом, прижимаясь бедром, постоянно предлагая выпить. Неплохая девчонка Кристя, неглупая. Но сегодня словно с цепи сорвалась. Он прекрасно понимал, к чему всё идет. И уже думал о том, как бы аккуратно, не обидев Кристину, отказать ей. Хотя, судя по всему, Звонарева порядком набралась, и с адекватностью у нее уже сейчас проблемы. А что будет к концу вечера? Он снова бросил взгляд на столик Нади. И снова ее улыбка, нежная, понимающая. А потом она легонько кивает на сидящую рядом с ним Кристину и корчит забавную гримасу. Наде смешно? Вику вот ни фига не смешно. Не было ни гроша, да вдруг алтын.

Надю Кристина уже бесила не по-детски. Вот же халда! И чего она прилипла к Вику? Очень хотелось подойти и тупо оттаскать за космы эту наглую девицу в обтягивающем черном платье. С чего она взяла, что всем без исключения идет «маленькое черное платье», как утверждала Коко Шанель? Но, во-первых, модельерша просто рекламировала свое изделие, а, во-вторых, черный траурный цвет убивает наповал любую красавицу – проверено временем. Эй, подруга, смотри, сейчас грудь выпадет от усердия. С такими габаритами платье надо было на пару размеров больше брать. А штукатурка, хоть килограмм ее нанеси, красоты тебе не прибавит. Красная помада размазалась, вон весь бокал у нее в руке в следах помады. А Криська даже не замечает.