Единственный - Мария Летова

их парням, а Палачу… ему в первую очередь.

Выбираемся из дома в десять. Мы всю жизнь отдыхаем на одном и том же пляже в двадцати километрах от города. Там почти никогда не бывает туристов, да и в целом большого скопления людей, так что дышать можно свободно.

После поездки в электричке мне хочется уйти под воду с головой. Глядя на водную гладь, я вижу абсолютный штиль, внутри же меня — продолжает бушевать ураган по имени Артур Палачёв.

Я порывисто сдергиваю с себя футболку и шорты, пока Никита втрамбовывает в гальку ножку зонтика, а мама возится с подстилкой. Галька больно впивается в босые пятки, но как только прогретая за летние дни вода смыкается над головой, думать становится тяжело.

Я люблю море. И свой город. Я никогда не стремилась уехать. В отличие от моего отца или друзей, я не ищу другой дом, только свое место здесь, в этом городе.

Вода омывает мои стопы, когда, сидя на берегу, смотрю на приближающийся закат.

Спину вдруг обдает потоком воды и, вскочив, я ору на брата:

— Дурак! У меня нет другой футболки!

Я успела снять купальник и переодеться. Спина насквозь мокрая, ткань липнет к телу.

Никита хохочет, сложившись пополам, а я сгребаю в кулак гальку и швыряю в него, прямо как в детстве.

Это ужасно невоспитанно, так же считает расположившаяся неподалеку женщина, которая изображает на лице гримасу.

— Яна! — цокает мама.

— Как мне теперь ехать? — спрашиваю раздраженно.

Рассудив, она вздыхает и говорит:

— Поедем на такси.

— Дорого.

— Сегодня можно, — улыбается она расслабленно.

Даже вымотанная этим днем, лежа в кровати ночью, я опять не могу уснуть, но мой организм получил достаточно витамина D, чтобы утром я чувствовала себя бодрой и готовой до вечера проторчать на ресепшене.

Проходя мимо своей «Веспы» во дворе, бросаю на нее обреченный взгляд.

Я не решила, что с ней делать — продать или попытаться отремонтировать, утешает лишь то, что я приобрела ее за смешные деньги. Она древняя, хоть ни разу меня не подводила и существенно облегчала жизнь, а теперь мне приходится трястись в автобусе.

Если я думала, что моя голова решила дать мне отдохнуть, — напрасно, ведь внутренности делают невообразимый кульбит, когда почти в восемь вечера в двери «Четырех сезонов» заходит Рафаэль… Рафа…

Взгляд мечется между ним и входной дверью. Затылок становится влажным, даже несмотря на то, что через стекло видно: за дверью больше никого нет. Я должна бы радоваться, но внутри все обрывается, ведь в этот момент мне окончательно становится понятно — я готова извиниться!

Друг Палача бодро шагает через холл, одетый в шорты с нашивными карманами и белую футболку. На красивом лице умиротворение. Остановившись напротив, он добродушно говорит:

— Привет, пропажа.

Я не планировала создавать ему проблемы, но, если создала, перед ним мне тоже стыдно.

— Привет… — отвечаю, глядя на него исподлобья.

Он рассматривает меня так, словно подзабыл, как я выгляжу. Как и в первый раз, с интересом и весельем во взгляде, изучает и спрашивает:

— Как дела? Все окей?

— Да… а у тебя?

— У меня зе бест.

— Я обычно не порчу вечеринки, — говорю ему тихо. — Это все не специально…

Улыбнувшись уголком губ, он кладет на стойку предплечья.

— Да ладно. Не заморачивайся. Все же нормально закончилось. Да?

— Да… — прячу от него глаза. — Хочешь какой-то определенный шкафчик?

Наклонившись, достаю из-под стойки полотенце, но парень меня останавливает, говоря:

— Я не на тренировку.

— Нет?

Качнув головой, он секунду раздумывает, потом разминает шею и говорит:

— Завтра наверху диджейский фестиваль, там мой брат играет, кстати. Будет весело. Если есть желание, подгребай.

Сказав это, он кладет на стойку два флаера. На них штрих-коды, и я понимаю, что это билеты на концерт. Их два. В моей голове уже закручиваются вопросы, но, прежде чем формируются во что-то внятное, я поднимаю на парня удивленный взгляд.

— Возьми с собой кого-нибудь, — поясняет.

— Я… подумаю, спасибо.

Кивает.

Что это значит?! Черт…

— Ты тоже там будешь? — спрашиваю напряженно.

— Ага. Собираюсь.

— А кто еще?

— Да вся тусовка. Ну и еще человек сто примерно, — улыбается. — Ладно. Мне пора.

Оттолкнувшись от стойки, так же бодро испаряется, а я смотрю ему в спину круглыми глазами до тех пор, пока дверью не хлопает.

Глава 26

Голова Никиты вращается во все стороны, когда охрана концертной арены пропускает нас внутрь. В коридорах прохладно и гремят отзвуки музыки — дикий контраст с тем, что происходит на улице. Там все еще палит солнце и гудят машины. Мероприятие, на которое мы с братом притащились в такую даль, четырехчасовое, и длится уже больше часа.

Не знаю, что творю.

Может, мы зря сюда приехали, но есть возможность хотя бы весело провести время. Что-то подобное мы с Никитой посещаем впервые. По крайней мере, впервые посещаем что-то подобного размаха, ведь эта арена размером с небольшой стадион.

Билеты, которые нам достались, не на танцпол. Они в отдельную зону, где есть бар и места для отдыха. Я поняла это, когда вчиталась в скачущие перед глазами буквы.

Свой сектор мы находим быстро, здесь повсюду охрана, и заблудиться просто невозможно.

Когда толкаю безликую металлическую дверь, музыка и атмосфера обрушиваются со всех сторон. Мы тормозим и топчемся на месте у входа, пока по глазам режут лучи разноцветных прожекторов.

— Офиге-е-нно… — Никита стримит все на телефон: танцпол внизу, купол потолка, себя.

Схватив его за локоть, прошу:

— Не отходи от меня далеко.

— Ну чего ты начинаешь? — дуется. — Мне что, пять лет?

— Я не хочу тебя здесь потерять и потом искать до вечера.

— Ну на веревку меня привяжи, — отмахивается, направляясь к парапету, с которого вся арена как на ладони.

Выдохнув, я поправляю сумку. На мне платье до колена в мелкий цветочек и с «фонариками» на плечах, и после прогулки под палящим солнцем хлопок немного липнет к телу. Дуновение сквозняка, которое обдает колени, — блаженство.

— Юх-у-у! Я в Дубае!

Никита кривляется на камеру, а я осматриваюсь.

Прежде чем это сделать, мне приходится перевести дыхание. Мы добирались целую вечность, но все это не имеет значения, здесь слишком атмосферно, чтобы можно было думать о том, что осталось за дверью.

Нельзя сказать, что и до этого я думала много. Скорее… считала часы, потому что внутренний мандраж скрутил меня в бараний рог с тех пор, как Рафа вышел из дверей «Четырех сезонов».

Я переворошила свой шкаф, десять раз изменив выбор одежды. И