Рассказ паломника о своей жизни - Игнатий Лойола

Вполне понятно, что все эти стилистическо-интонационные особенности «Автобиографии» должны быть переданы и в переводе. Поэтому в заключение уместно будет обсудить и этот, отчасти художественный, аспект.

VI. Русский перевод «Автобиографии»: задачи и предлагаемые решения

Его весьма настойчиво убеждали взять себе в спутники одного человека, поскольку паломник не знал ни итальянского языка, ни латинского, и говорили, как сильно поможет ему этот спутник

(«Автобиография», § 35)

К настоящему времени «Автобиография» св. Игнатия Лойолы переведена по меньшей мере на 18 языков, в том числе и на такие «экзотические», как арабский [297], китайский [298] и тайский [299]. Общее число её изданий подсчитать затруднительно, поскольку постоянно выходят в свет новые, в том числе и на тех языках, на которые она уже давно была переведена. По самым скромным оценкам, общее число изданий, видимо, приближается к пятидесяти.

Русскому читателю здесь (как и во многом другом) повезло куда меньше. До сих пор по-русски можно было прочесть лишь современную биографию святого, ориентированную на широкого читателя, да и то доступную лишь в отрывках [300]. Кроме того, ни одна биография, даже самая полная и пространная, не сможет заменить небольшого по объёму, но чрезвычайно важного текста, который принято называть «Автобиографией» св. Игнатия.

* * *

Теперь — несколько слов о предлагаемом русском переводе. Пойдём от более простого, дробного и, так сказать, «низменно го» к более утончённому, целостному и «возвышенному».

Прежде всего следует сказать о транскрипции иноязычных имён, фамилий, топонимов и т. п. В очередной раз приходится посетовать на нашу родную кириллицу, доставляющую столько хлопот при решении подобных задач. Хорошо тем, кто пользуется латиницей: переписал фамилию — и читай, как тебе вздумается! А как быть нам, если мы хотим, например, справиться о том или ином персона же в каком-либо издании, пользующемся латиницей?

Возьмём один из простейших случаев такого рода. В «Автобиографии» упоминается донья Исабель Росер, покровительница и ученица св. Игнатия. Но можно ли отыскать её фамилию (казалось бы. совсем не сложную) в каком-нибудь словаре или указателе на любом языке, использующем латиницу, если исходить лишь из кирилличной транскрипции этой фамилии? Судите сами: в оригинальном тексте (§ 54) она названа «Гисабель Росер» (Guisabel Roscer); о. Далмасес в примечании (§ 54, прим. 2) указывает, что её фамилию следует писать Roser, но пишется она также Roses и Rosell.

Всё это ещё осложняется тем, что ни сам св. Игнатий, ни да Камара, записывавший его рассказы, ни копиисты этого текста отнюдь не были буквоедами и не цеплялись за каждый знак: для них вполне обыкновенным делом было, например, «обыспанить» французскую фамилию «Монтегю» (Montaigu), переиначив её в «Монтеагудо» (Monteagudo) (§ 73 и далее); или, скажем, сократить фамилию «Эгиа» (Eguia) до «Гиа» (Guia) (§ 57). Кроме того, испанская орфография к тому времени ещё не устоялась, и в тексте «Автобиографии» достаточно примеров «плавающего» написания типа colegio / colesio, fe / fee, escrebir /escribir, parescer / parecer и т. п.

He следует забывать и о том, что почти четверть «Автобиографии» написана по-итальянски, а это лишь прибавляет проблем. Так, португальская фамилия «Маскареньяс» (Mascarenhas) пишется в итальянской части «Mazcharegnas» (§ 80), тогда как по- испански было бы вполне логично записать её «Mascarenas» (что и делается: см. прим. 15 к § 80). В итальянском тексте тоже немало примеров «плавающей» орфографии: напр., Exercitii / Essercitii (§ 99) и т. п.

Учитывая всё это, решено было приводить оригинальное написание имён, топонимов и т. д. латиницей в тех случаях, когда русский читатель может затрудниться, думая о том, как та или иная фамилия пишется по-испански, французски, португальски и т. д. Работой о читателе объясняется и простановка ударений в тех именах, топонимах и т. п., произношение которых, опять же, может чызватъ затруднение или сомнение у русского читателя: напр., Алькала, Эстёбан, Касерес и т. п. Наверное, порой это выглядит слишком назойливо — но не станет же читатель всякий раз лазать в словарь, которого к тому же может и под рукой не оказаться.

* * *

Теперь — о примечаниях. О. Кандидо де Далмасес, издавший «Автобиографию», проделал титаническую работу по комментированию текста, тщательно и даже, пожалуй, трепетно и любовно отмечая и разъясняя почти каждую подробность, о которой он мог что-либо поведать. Объём комментариев велик; и тем не менее потребовалось ещё несколько увеличить его. Причин этому две: 1) кое-какие реалии, казавшиеся о. Далмасесу самоочевидными, далеко не столь самоочевидны в России (см., напр., прим. 9 к § 17); 2) при переводе текста, написанного (точнее, записанного) как-никак в XVI веке, неизбежно приходится что-то разъяснять или обосновывать те или иные решения переводчика (см., напр., прим. 4 к § 13). Вместе с тем предполагается, что читатель всё же обладает известным запасом соответствующих знаний и ему не нужно объяснять, например, кто такой альгвасил, упоминаемый в § 60.

* * *

Наверное, это прозвучит банально, но перевод «Автобиографии» оказался делом отнюдь не лёгким. Причин тому несколько Во-первых, это привычные для всех переводчиков затруднения К ним относится, например, передача идиом и фразеологизмов, при которой, как правило, неизбежно теряется красочность оригинала (или же он приобретает несколько иную окраску). Так, за мечательный испанский фразеологизм «al toque del Avemaria» (§ 74) поневоле приходится передавать маловыразительным русским «в сумерки», хотя буквально он означает «когда грянет "Аве, Мария"», т. е. вечернее молитвенное песнопение. Но зато, напротив, испанское «entre dos luces» (§ 59) звучит Так же двусмысленно, как и русское «на заре», и потому требует уточнения: «а la manana», i е. «утром»; и вот, когда несколько громоздкое выражение «entrr dos luces, a la manana» передаётся попросту «на рассвете» — перевод, кажется, выигрывает у оригинала в краткости и точности (вариант «на утренней заре» придал бы некую затёртую «поэтичность», которой совсем нет в испанском тексте; она есть в другом слове: aurora).

Другая трудность, более значительная — это общая, так сказать, стратегия перевода, его принципы. Первым намерением было — создать некий лингвостилистический аналог оригинала. Так, как в Испании писали в XVI в., в России стали писать не раньше XVIII в. Отсюда возник первоначальный замысел: переводить в манере Ломоносова, Радищева и т. д. Однако от этого замысла пришлось очень скоро отказаться, поскольку стало ясно, что чрезмерная архаизация прямо противоречит стилю и языку оригинала.

* * *

Особо следует сказать об итальянской части «Автобиографии». Как известно, итальянский язык — это вынужденная мера, к которой прибег о. Надаль, не сумевший найти в Генуе такого писца или секретаря, который знал бы по-испански. Из этого следует простой вывод: исконным, естественным языком автобиографического рассказа был испанский, просвечивающий даже сквозь её итальянскую часть.

В издании Клндидо де Дaлмáceca итальянская часть «Автобиографии» снабжена параллельным переводом на современный испанский. Это обстоятельство, а также изложенные выше соображения о чужеродности итальянского языка в рассказе св. Игнатия, поначалу натолкнули меня на озорную мысль: если испанскому языку, как основному, соответствует русский, то что должно соответствовать итальянскому? Может быть, украинский? Тогда текст мог бы выглядеть примерно так[301]:

До'тхав до Провшци, bíh зали- шив царевий шлях та зв1рнув на бшьш самотний прний спжок. Мало по нему npoïxaB, bíh зус- тринув двох озброеных козаюв, яки йшли йому на зустрич (а цей спжок мае пагану злодшську славу). Щ козаки, мало його минував, повернулися, дуже cniniHO його стигаючи, чому bíh трохи злякався. Але ж bíh почав з ними бесщувати i зараз зрозумив, що вони були холопи його брата, я кий казав ïm його знайти.

Добравшись до Провинции, он оставил столбовую дорогу и свернул на горную тропку, которая была более уединённой. Немного по ней проехав, он встретил двух вооружённых молодцов, шедших ему навстречу (а тропинка эта пользуется дурной славой из-за грабителей). Эти молодцы, немного миновав его, снова возвратились, весьма поспешно его преследуя, так что он слегка испугался. Но всё же он заговорил с ними и понял, что это слуги его брата, который поручил им его найти.

И так далее, и тому подобное. К счастью, удалось вовремя образумиться и отказаться от этой, в общем-то, нелепой и, главное, иикчёмной затеи.

* * *

Подытоживая всё вышесказанное, можно сделать вывод, с которого обычно принято начинать. Всякий переводчик осознании или неосознанно на что-то ориентируется, исходит из каких-то предпочтений и «установок», даже если сам он считает, что перс водит, как Бог на душу положит. Приступая к работе, я едва ли отдавал себе отчёт в том, чего именно я хочу от будущего перевода и как именно буду переводить. Но теперь, оглядываясь назад, могу сказать: я переводил «Автобиографию» св. Игнатия Лойолы как литературное произведение, каковым она, несомненно, и является. Что при этом получилось — судить читателю.