Не говорите с луной - Роман Лерони

— Тяните! — скомандовал он. Ремни тот час резко натянулись, резкая боль обожгла запястье. От неожиданной расторопности страхующих, Александр не успел сгруппироваться, и через какой–то метр ударился грудью и лицом о невидимый под водой валун. Боль на мгновение огрела кожу, а затем уступила место саднящей немоте. Его продолжали тянуть, но он понимал, что уходить с этого валуна нельзя. Он несколько раз открывал рот, чтобы крикнуть, чтобы ослабили страховку, перестали тянуть, но вода тут же забивал рот.

— Страви! — захрипел он, едва смог вынырнуть из мутной, приторной воды, почти грязи.

Страховка ослабла. Обняв шершавый валун, Александр медленно перелез на ту сторону камня, где наваливался поток. Здесь он смог встать на ноги. Вода доходила до колен. Медленно, стараясь не поднимать ног, шаркая по камням берцами и непрерывно щупая стволом автомата перед собой, Александр пошёл дальше. Минут за пять он достиг по гряде середины потока. Дальше снова ствол оружия не мог достичь дна, и вода упрямо хотела выдернуть оружие из обессиленной руки.

В широкий разрыв облаков выглянула луна, и Александр смог рассмотреть ручей впереди себя. Два больших валуна лежали в воде где–то в двух метрах друг от друга. И в ложбину между ними, скрученная в гладкий воющий жгут, падала чёрная вода. Под ней была бездонная яма.

— Стравите! Стравите, как можно больше! — крикнул он, как можно громче, не опасаясь, его могут услышать сторонние уши. Вряд ли где–то здесь мог оказаться дозор или сторожевой пост. — Прыгать буду!

С автоматом прыгать было неудобно, но и выбрасывать оружие было нельзя. Запасных стволов не было. Короткоствольный «скорпион»63, прикрученный ремнями в брезентовой кобуре к правому бедру, вряд ли был бы полезным во время боя в горах. Только если не стреляться из него. Перехватив оружие за ствол, и сильно размахнувшись, Александр кинул оружие на противоположный берег. За шумом воды он не услышал, как ударилось о камни оружие. Медленно и осторожно, наощупь, он влез на валун и присел. Здесь вода накатывала только на щиколотки. Надо было дождаться, пока снова не выглянет луна, чтобы рассчитать направление и силу прыжка.

В этот раз ночное светило выглянуло на пару секунд. Резкий толчок бросил тело на ближайший шипящий бурун. Ноги попали на камень, но тут же соскользнули. Удар падения пришёлся снова на локти и лицо. Мгновенная вспышка боли и что–то горячее потекло с лица на шею и грудь. Зажмурившись, Александр с замиранием сердца ждал, что его вот–вот подхватит упругий поток и начнёт колотить о камни, ломая ко

«Скорпион» — пистолет–пулемёт.

сти, размалывая в кашицу череп. Если его вытянут, то только с вывихнутой рукой — и это будет большой удачей. Но ничего не произошло. Охватив ногами и руками тёплый и шершавый валун, он продолжал лежать на месте, лишь чувствуя тугой напор воды, накатывающий сверху. Набатный пульс стал бить по черепу изнутри. Надо было вставать, чтобы глотнуть воздуха. Он встал, неожиданно радуясь жгучему холоду, обдувающему ветром избитое тело.

Спускаясь с валуна снова в воду, он услышал странный громкий треск, донёсшийся откуда–то сверху, вырвавшись из гула воды. Что–то огромное и тяжёлое катило по потоку. Лунный свет выхватил выше по потоку скрюченное, торчащее во все стороны острыми обломками ветвей и сучьев, дерево. Перекатываясь по валунам, вращаясь на быстринах, дерево быстро приближалось. Солдаты на берегу также увидели это, и страховка тут же натянулась, едва не сбивая с ног.

— Брось! — закричал Александр, натягивая связку из ремней в свою сторону. — Брось, б…ть!!!

Когда верёвка ослабла, он стал быстро её подбирать и успел, как раз к тому моменту, когда дерево, вращая своими сучьями, словно комбайн ножами, выплыло к двум валунам, закрутилось там, и навалилось на камни…

Тяжёлый удар в бок скинул Александра в воду, она тут же его подхватила, забила раскрытый для крика рот, скрутила и накрыла гудящей волной. Через мгновение он понял, что не двигается. Его тело болталось в потоке, повиснув на левой руке, запястье которой выкручивала такая боль, что сознание работало как стробоскоп, озаряя короткие цепочки мыслей частыми вспышками. Ремни страховки зацепились за что–то — наверняка, за это чёртово дерево, а само оно застряло между валунами. Подтянувшись на руке, захлёбываясь водой и болью, он стал вытягивать себя, выбираясь вверх по ремням. Пару раз ему удавалось высунуть голову из воды, и он жадно делал, кода полный вдох, когда половину, тут же судорожно выпуская воздух под водой в приступе кашля. Наконец он дотянулся до ветвей и вылез. Лучи фонарей с того берега, где остались бойцы, нервно хлестали по поверхности потока.

— Туши! — что было мочи заорал он. Всю их возню здесь глушил грохот потока, но свет фонарей можно было увидеть издали, несмотря на непогоду. Фонари на мгновение уткнулись в него и тут же потухли.

Потом он долго возился, наощупь стараясь выпутать ремни из обломанных ветвей дерева. Можно было отвязать страховку с растянутого запястья или попросту обрезать, достав нож из ножен, закреплённых за берцем ботинка. Но вряд ли бы хватило остальных ремней, чтобы связать ещё одну страховку. В этот момент он впервые пожалел о том, что не додумался сам взять с собой моток верёвки. Это же так обычно и естественно, когда идёшь в горы! И он не подумал об этом, и никто не подсказал.

Освободившись от дерева и обмотавшись ремнём, он продолжил свой путь. Оставалось надеяться только на себя. Вторая половина пути оказалась проще, чем первая, если не брать в расчёт то, что уровень воды доходил здесь до плеч, и постоянно норовил перебросить через подводную гряду. Приходилось передвигаться, плотно прижавшись к камням, ступая только приставным шагом.

Когда он выбрался на противоположный берег ручья, снова выглянула луна. Просвет в тучах был широкий, и вместе с луной, за её мягким ореолом рассыпались пылью далёкие и мелкие звёзды, пробивая мерцанием бреши в ночном небосводе. Он сразу нашёл автомат, подобрал его и пожалел, что не набрал патронов в карманы штанов, не приладил как–нибудь там автоматный рожок. Оружие было исправным, но совершенно бесполезным. Оставались нож, одна граната, «скорпион» и тяжёлое одиночество на берегу. Привязав к ремням булыжник, он кинул его своим бойцам. Камень улетел в ночь, через несущийся поток, и, держа другой конец связки, Александр через мгновение почувствовал, как кто–то стал дёргать её осмысленно и тяжело, а не бестолково смыкать, как глупый на смерть водный поток.

Один за другим перебрались бойцы. Седой, выбираясь из воды, прошептал: «Парное молочко!», но через несколько секунд стал отбивать зубами дробь. Последним пришёл старшина Сотка. Выйдя из воды, он блестел в лунном свете оголённым мощным торсом, когда неторопливо разбирал скрученные в один тюк вещи — свои и командира. Когда он принёс одежду Левченко, тот совсем замёрз, и трясясь от холода, не мог пристегнуть ремень к своему автомату. Сотка забрал оружие и ремень, и в пару секунд всё поставил на свои места.

— Молодец, старлей! — коротко похвалил он, подавая одежду. — Извини, не сухая. Обогреемся на базе. Сейчас терпи.

Уже, когда они поднимались на довольно крутой склон горы, уходя от распадка с бушующим ручьём, Сотка помогал подниматься падающему на камнях старшему лейтенанту теперь молча, просто подавая руку.

Как и говорил Сазонов, верхний склон над кишлаком был сплошь пробит тропками, и местные жители могли быстро оказаться на небольшой террасе, заваленной крупными валунами, среди которых можно было занять удобные позиции. Укрывшись от ветра за слегка тёплыми камнями, Александр наблюдал за посёлком Тимур — Шалик.

Кишлак, как кишлак, двумя несуразными наростами квадратных домов–мазанок да кривыми сотами дувалов, прирос к дорожному изгибу, который, блестя под луной мокрым щебнем, как чешуёй, лежал неподвижным и громадным драконом. Тишина, пробитая воем и шорохом ветра, наполняла посёлок. Ни блеяния домашней живности, ни лая собак, ни скрипа дверей — ничего. Селение словно вымерло.

— Тихо, — сказал Александр, вернувшись к отряду после долгого наблюдения. — Хотя бы овца заблеяла или ишак заорал.

— Местные бахчи овец не держат, — сказал Шевалье. — Ни птицы, ни скота. Они им нахрен не нужны. Из рода в род они жили только одной контрабандой и грабежами. Вылезут на ту строну — спи…т чего–нибудь, здесь продадут. Стырят здесь — там продадут. Ишаки и мулы у них если и есть, так сейчас спят, уставшие за переход.

После форсирования ручья в распадке бойцы отделения стали относиться к Александру с заметным уважением. Тот же самый Шевалье сменил своё презрение на милость, и спешил при случае подсказать и помочь. Это надо было использовать.

— Мне, кажется, что никого нет, — сделал вывод Александр.

— Ты думаешь, старлей? — прошептал Сотка. — Не думаю, чтобы они оставили своё добро и тёплые постели в такую ночь.