Сердце врага - Норман Хьюз

— Либо им просто нравилось крушить все подряд. — Палома усмехнулась. Но Конана не так просто было сбить с толку.

— А почему бы и нет, собственно? Разве ты не видишь, с какой злостью орудовал этот парень. Там, где можно было аккуратно поддеть обивку ножом, он ее вспарывает, как брюхо злейшему врагу. Занавеси срывает. Бьет вазы и статуи…

— Ну, тут я его понимаю, — неожиданно хихикнул Тальер, так что Палома даже вздрогнула от неожиданности: до сих пор камнерез держался тихо, как мышка, жался к углам, что-то бубнил себе под нос… она почти и забыла о его существовании!

— Ты о чем?

— Пф-фа! — Тарантиец фыркнул со всем презрением, на какое был способен. — Чего тут непонятного? Я всегда подозревал немедийцев в полном отсутствии вкуса, но такое убожество… В столовой по углам парные вазы — а мотивы на них не совпадают. В купальне изваяние Птеора… я вообще не знаю, какой безрукий его лепил. Левая нога короче правой, локоть вывернут наружу, как у увечного… Маленькие статуэтки еще ничего — но все остальное… бр-р, дайте мне молот!

Зрелище столь истого гнева заставило остальных расхохотаться, что лишь сильнее раззадорило скульптора.

— Вы — такие же бездари и невежды, как и тот, кто обставлял эти, с позволения сказать, покои. Все туда же, тщатся выглядеть вельможами — а простейших вещей не понимают! Ну… — он тоскливо заозирался по сторонам, отчаявшись хоть что-то объяснить этим ограниченным людям, — Вон, возьмите хоть то уродство, у лестницы…

Палома, выглянув в коридор, покосилась на две женские статуи, по обе стороны ступеней. И что в них неладно, скажите на милость?

Тальер воздел руки к небесам.

— Да тут же нарушены простейшие каноны! Судя по атрибутам — браслетам на предплечьях, по прическе и ожерелью из раковин, — это речные элиды, спутницы богини вод Секвены. Они должны быть совершенно одинаковыми. Тогда, скажите на милость, зачем у левой за спиной колчан со стрелами? Куда, и главное, из чего она собирается стрелять?!

Конан, утирая слезы смеха, проронил:

— Когда ты в такой раж входишь, тебя хоть против пиктов вперед войска выставляй. Если дикари будут нести эту — как ее — элиду с колчаном, или какую-нибудь кривую вазу, ты их в пыль сотрешь голыми руками!

— Ладно, парни. — Отсмеявшись, Палома махнула рукой. — Ничего мы здесь не найдем. Пора и восвояси.

Стражник-северянин согласно вздохнул. Ему-то, правда, было решительно все равно, что ищет его подопечная и увенчаются ли успехом ее поиски. Важно было лишь не дать пленнице упорхнуть, и чтобы никто не причинил ей зла. А с этим они более или менее справились, — он вновь сердито покосился на юного Рангерда, не сводившего с беловолосой наемницы восхищенных глаз. Ладно, парню он еще скажет пару слов. О том, на что глядеть в оба, а на что лучше бы и не смотреть вовсе!..

…Когда они выходили на улицу, Палома в последний раз обернулась. А ведь есть еще вторая половина дома, где живет золотых дел мастер… Газир, так, кажется назвал его хозяин постоялого двора. Что мог знать тот об немедийце? Что мог видеть из того, что происходило здесь за минувший год? О чем догадывался?

Девушке показалось, она спиной чует чей-то внимательней взгляд… Велико было искушение вернуться, поговорить с Газпром, выведать все, что тому известно — но, поразмыслив, она решила пока воздержаться, как бы сильно ни было искушение. Едва ли золотых дел мастер согласится отвечать на ее вопросы. Лучше, если сперва к нему придет кто-то другой. Может, Гарбо? Над этим стоило поразмыслить… И заодно, пусть порадует Тальера — узнает, сам ли Газир в свое время выбирал обстановку в дом, или это было делом рук немедийца?..

* * *

До Дворца искатели приключений добрались уже затемно, и Палома ввалилась в свои покои, мечтая лишь об ужине и мягкой постели — но там ее ждала еще одна головная боль… как будто той, что до сих пор гнездилась в затылке, было недостаточно.

Запечатанный воском футляр лежал на столе. Едва не сломав ноготь, она вскрыта его и извлекла тонкий выделанный пергамент. Демоны бы побрали этот затейливый коринфийский почерк, все их вензеля и завитушки! Поседеешь, пока прочтешь…

«Любезная госпожа Палома окажет честь графу Лаварро Коршенскому с семейством, почтив своим присутствием бал, который будет дан в графском замке в пятый день пятой луны…» Да это ведь завтра вечером!

Как, во имя всех богов, Грациану удалось выправить для нее это приглашение? И зачем?

Стиснув зубы, она с трудом подавила желание немедленно отправиться на поиски калеки и вытрясти из проклятого хитреца все его планы.

Но взрывом темперамента она не наберет очков в этой странной игре, которую вел с ней хозяин Дворца. Его хитрости она могла противопоставить лишь собственную ловкость, его уму — свою смекалку, его расчетливости — свое хладнокровие. И еще — свою красоту!

Усмехнувшись, Палома выглянула за дверь и поманила пальцем стражника, как всегда неотступно дежурившего у ее покоев. Новенький. Его имени она не знала…

Кровник подошел с поклоном, напряженный, осторожный — явно опасается каких-нибудь трюков с ее стороны. «Успокойся, — хотела сказать ему наемница, — Сегодня я охочусь не на тебя», но промолчала. Только улыбнулась.

— У меня сегодня была швея, я забыла кое-что ей заказать. Сможешь сделать так, чтобы она появилась здесь на рассвете?

Страж кивнул, в глазах читалось явное облегчение. Хотелось бы ей знать, чего он так опасался?! Впрочем, может, это и ни к чему: иногда неведение спасительно. В головах у мужчин порой рождаются самые странные мысли…

Глава VI

Ах, что за прелесть ваше платье, дорогая моя! Из Тарантии, не иначе? Сирина говорит, из Бельверуса, но мой глаз не обманешь, я вижу эти отвороты, и этот разрез сбоку, и как прихвачены юбки… только в Тарантии и могут пошить такое. О, умоляю, скажите, что я права!

Неопределенно кивая Эвлалии, младшей дочери графа Лаварро, — каковой ответ можно было толковать любым угодным той образом — Палома ощутила прилив законной гордости. Выдержать поутру бой с Пирондой, швеей Месьора, было, пожалуй, посложнее, чем сдержать натиск тангаев в Кривом Ущелье. Никак невозможно, твердила крохотная, сухонькая женщина — пять лаигов чистого упрямства! — ну, просто совершенно немыслимо, и о чем только думал Месьор и молодая госпожа, при всем уважении, но только пусть кто другой попробует, а она, Пиронда, слишком себя уважает, чтобы даже пробовать сшить платье к графскому балу за такой богами невообразимый срок! И думать нечего, и не возьмется никто, потому как если уж она, первая в городе мастерица, которая и дочерей графских обшивала, и саму графиню, бывалоча, пока та еще из своих покоев выходила, а не заперлась там, точно лесная отшельница, помилуй Митра ее за грехи, — шить не возьмется, так куда уж этим выскочкам криворуким, хоть Сафроне, а хоть и этой заморийке глазастой, Дайле, им-то и подавно не справиться, хоть озолоти их с ног до ушей…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});