Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Гири тягаем…» — объяснил за Алекса причину его тугих мешочных плечей стоящий за Алексом казак. Кроме адъютанта-казака, вместе с Алексом в мастерской проживал и адъютант-грузин. «Ну что, пизда? — Алекс взял пьяную Лелю за шею и притянул к себе. — Опять напилась?» — Притянуть Лелю к себе легко, потому что маленького роста блондинка ничего не весит. Они поцеловались. Другой рукой Алекс схватил Элиз и притянул ее к себе с другой стороны, так что вино в бутыли резко булькнуло.
По лакированному паркету мимо широкой винтовой лестницы, ведущей на второй этаж, мы прошли к столу, вокруг которого эта банда, очевидно, помещалась до нашего прихода. Казак, обтерев предварительно полотенцем, поставил перед нами разнообразные сосуды. У них было пиво, я сказал, что буду пить пиво, потому передо мной поставили немецкую пивную кружку красивого цветного стекла.
«Ну что, Лимон, бля… Как живешь?» — сказал Алекс, дотянувшись до моего плеча со своего высокого массивного кресла во главе стола. Стул, на котором сидел я, тоже был высокий, старинный и красивый, другие стулья были красивые, эстет Алекс привез их из парижской квартиры, но кресло было одно, для босса.
«Важный стал, Лимон, сука…» — сказал Алекс и, потрепав меня по шее, вдруг схватил мою левую руку и больно выкрутил ее.
«Оставь руку! — как можно спокойнее сказал я. — Не то получишь любой из этих бутылей по голове, — указал я на стол, на котором в беспорядке стояли бутыли, банки пива, массивные кружки, бронзовые подсвечники. Сказав „бутылей“, я имел в виду бронзовый подсвечник, И руку он мою не отпускал, было больно, я добавил: — Обижусь!»
Он меня знает, он знает, что если я что-то говорю, то я имею это в виду. Он отпустил руку и, обняв за шею, поцеловал меня.
«Ты что, Лимон, я же тебя люблю. Ты мой единственный друг».
«Совсем охуел, Алекс?! — сказал я, потирая левую руку. — Ты что такой дикий…»
«Страна такая, Лимон… — хулигански улыбнулся он. — Не обижайся, ты же знаешь, как я тебя люблю. Ты для меня как брат. Ты брат мой! — закончил он поэтически. — Давай выпьем!» — И стукнул с размаху крепко своей пивной кружкой о мою пивную кружку.
«Видишь, как живу! — обвел он рукой мастерскую. — Там наверху еще один этаж, — он указал на винтовую лестницу, как раз за моей спиной. — Там спальни». — От вездесущих русских сплетников, сеть их охватывает все материки и даже острова мира вплоть до Новой Зеландии, я знал, что Алекс дошел до такой жизни, что вынужден будто бы совсем на днях отказаться от второго этажа и стаскивает все вещи на оставшийся. Но я ничего Алексу не сказал. Я Алекса всегда любил странною любовью, я гордился его псевдорусской широтой, его безумием человека, неизвестно зачем, исключительно из пижонства истратившего множество денег на всех и каждого. Было бы бестактно указать ему на надвигающуюся его бедность. «Леля, сообщившая мне по секрету, что Алекс занимал у нее деньги на еду, поступила нехорошо», — подумал я.
На другом конце стола, пытаясь налить себе в бокал вина, Леля не сумела удержать галлоновую бутыль в равновесии и, задев ею о бокал, выплеснула содержимое бутыли на стол и на свои светло-оливкового цвета брюки.
«Еб твою мать! — выругалась Леля. — Ни одного джентльмена вокруг!»
«Пизда дурная…» — прокомментировал Алекс. Сидевший рядом с Лелей казак оглушительно захохотал. Невероятно широкая под клетчатой рубашкой грудь его заколыхалась.
«Я ж тебя люблю, Лельчик!» — воскликнул казак и, выйдя в кухню, вернулся с кучей бумажных салфеток. Торопясь, мы сообща разбросали салфетки по столу. Леля, брезгливо приподнявшись в мокрых брюках, дотянулась до бутыли и, взяв ее обеими руками, некоторое время пила из бутыли вино, шумно взглатывая.
«Штаны-то сними, посыпь солью, а то пятна останутся, — посоветовал ей казак. — Я тебе какой-нибудь халат дам». — Вдвоем, покачиваясь, они ушли наверх.
«Смотрите там у меня, не ебаться! — строго закричал им вслед босс Алекс. И опять, обратив свое внимание на меня, спросил: — Ну как живешь, Лимон, с лягушатниками?»
«Тихо живу, — сказал я. — Пишу себе. Еще одну книгу написал».
«Во Франции нечего делать творческому человеку», — убежденно объявил Алекс.
«Париж красивый?» — вдруг спросил доселе скромно сидевший в самом дальнем углу стола грузин.
«В жопу там в Париже ебут таких, как ты, Шалва… — незло, но насмешливо сказал Алекс. — Лимон, хочешь его выебать? Он, кажется, по тому же самому делу, что и ты, — захохотал Алекс. — Пойдите, пойдите на второй этаж, там на всех места хватит… Идите, мальчики…»
Алекс знал по меньшей мере одну из моих жен, но почему-то упорно продолжает держать меня за гомосексуалиста. На людях. Я никогда особенно не возражаю, после выхода моей книги «Это я — Эдичка» многие в мировом русском комьюнити считают меня гомосексуалистом. Однажды, я был как раз в обществе Алекса в тот вечер, мне пришлось дать по морде наглецу, подошедшему к нашему столику, назвавшему меня грязным педерастом. В русском ресторане в Бруклине. Я сам шучу по поводу своего гомосексуализма направо и налево. Но не Алексу, по секрету рассказавшему мне как-то, как его еще пятнадцатилетним мальчиком совратил отец-настоятель в русском монастыре, меня на эту тему подъебывать.
«Ты что такой агрессивный сегодня?» Он оправдался:
«Ой, Лимон, какой же ты обидчивый. Я же тебя люблю, Лимон! Я твой брат. Ты помнишь, ты сам сказал мне после смерти Володи: „Хочешь, Алекс, я заменю тебе Володю?“»
«Хитрый ты, Алекс… — сказал я. — Все помнишь, что тебе выгодно».
«А ты думал… — усмехнулся он. — Эх, Лимон, друг ты мой… — Опять, потянувшись до меня с трона, он больно шлепнул меня по плечу: — Рад тебя видеть! Думал, не придешь. Все, все от меня отвернулись! Трудности у меня, денег временно нет, галерейщика нет, вот и дела хуевые пока… Но я вылезу!
Я вылезу и всем им, сукам, покажу!»
Я подумал, что человек он сильный, хотя и не очень разумный. Вылезет, наверное.
«Эй! — крикнул грубиян Шалве. — Посмотри там в холодильнике, осталось ли еще выпить».
Грузин молча встал и пошел к холодильнику. Заглянул:
«Только одна банка пива, Алекс». «Сходи за пивом, раз не хочешь ебаться с Лимоном», — ласково сказал Алекс и, вынув из бумажника двадцать долларов, дал их грузину.
По этим-то двадцати долларам, как-то несвойственно-бережно переданным Алексом Шалве, я и понял, что положение его действительно очень серьезное. Обычно двадцатидолларовых бумажек в бумажнике Алекса просто не было. Только сотенные. Сдачу с сотенных Алекс всегда бестолково заталкивал в джинсы и, когда в следующий раз расплачивался, вынимал опять сотенную. Это был его особый, русско-кавалерийский шик.
«Я расшиваюсь, — доверительно объявил мне Алекс. — Ничего крепче пива мне нельзя».
«Я бы на твоем месте и пива не пил», — заметил я неодобрительно.
«Пошел на хуй, Лимон, не учи меня».
«Распустился ты, — сказал я. — Ругаешься как извозчик. Разве главе космогонической школы подобает так ругаться?»
Следует сказать, что Алекс действительно объявил себя однажды главой космогонической школы в живописи. Я думаю, и сам Алекс не знал, что это такое, но стать главой школы ему было необходимо, он считал, что это респектабельно.
«Научили тебя во Франции… — разочарованно-презрительно протянул Алекс.
— Интеллигентным стал… Точно, — сказал он, обращаясь уже к Элиз. — Там все такие, как Лимон, любят попиздеть… Потому я и сбежал оттуда».
Самого Алекса упрекнуть в интеллигентности трудно. За десять лет жизни во Франции Алекс едва научился лепетать по-французски, и я его за это подсознательно презирал, справедливо считая его человеком ограниченным и нелюбопытным, хотя и талантливым. Но талант должен развиваться, а какое развитие, если Алекс не читает, с новыми людьми не встречается, а только механически производит свои картины, сидя взаперти, окруженный казаками и другой русскоговорящей челядью.
По лестнице, громко гогоча, спустился казак, а за ним, пьяно улыбаясь, спустилась голая ниже пояса Леля, держа в руках свои мокрые штаны. Она была без трусов и, спускаясь, поглаживала светлый треугольник волос в месте схождения ног.
«Ты почему, сука, голожопая? — засмеялся Алекс. — Почему она без штанов?» — обратился он к казаку.
«Не хочет мой халат одевать. Говорит, что халат воняет и слишком большой для нее…» — прохохотал казак, содрогаясь могучей грудью.
«А что, я тебе не нравлюсь такая?..» — криво усмехнулась Леля и, подтянув мышцы ягодиц, прошлась мимо стола, за которым мы сидели.
«Вот мы сейчас тебя выебем, пизда, тогда доходишься!» — с видимым отвращением пригрозил Алекс.
Леля, хотя и миниатюрная, сложена очень пропорционально, и если не смотреть на ее пьяную физиономию (всегда, когда она сильно напивается, кончик носа у нее краснеет и лоснится), эстетически представляет из себя совсем не неприятное зрелище. Леля продефилировала мимо нас и села на свое прежнее место, но затем пересела вдруг на место отсутствующего грузина и, обнаружив, что в его темного стекла бокале есть вино, выпила его залпом. «Еще выпить хочу… — объявила она капризно. — Дайте выпить!»
- Ноги Эда Лимонова - Александр Зорич - Современная проза
- Лимонов против Путина - Эдуард Лимонов - Современная проза
- Подросток Савенко - Эдуард Лимонов - Современная проза
- История Рай-авеню - Дороти Уннак - Современная проза
- По тюрьмам - Эдуард Лимонов - Современная проза
- Книга мертвых-2. Некрологи - Эдуард Лимонов - Современная проза
- Нью-Йорк и обратно - Генри Миллер - Современная проза
- Виликая мать любви (рассказы) - Эдуард Лимонов - Современная проза
- Халтурщики - Том Рэкман - Современная проза
- Стена (Повесть невидимок) - Анатолий Ким - Современная проза