Расчет только наличными, или страсть по наследству - Марина Ильина

— Я не знаю, Маш. Ты же сама хотела, чтобы я ввела тебя в транс. Вот и результат. — Лена беспокойно смотрела на Машку.

— Да, но я ничего не поняла. Ровным счетом. Гришкина дача, он сам и еще какие-то люди, папка на столе. Девять чашек, девять фигур. Что все это означает? — Марья приходила в себя и требовала объяснений от Елены.

— Но я не могу тебе объяснить, видимо, все как-то связано с девяткой. Цифра девять, девять человек. А может быть, все дело в даче в Малаховке. Или в папке. Я не знаю. Я могу только гадать. А это уже не мой профиль. Предположить можно что угодно, допустим, ты побывала в антимире, а может быть, в прошлом или будущем. Только то, что ты наблюдала и ощущала, и есть ответ на твой вопрос. Ответы простыми не бывают. Они все, как правило, закодированы. И я надеюсь, что больше ты ко мне с подобными просьбами не будешь обращаться, — отрезала Лена.

— Маша, ты говорила, что видела Гришку и еще восемь фигур, — встревожилась Тоня, — или у меня глюки.

— Ну, видела. Вольского четко видела и еще, наверное, девять человек, если это люди, конечно. А что? О господи, ты думаешь, что это… — У Марьи заблестели глаза, щеки вспыхнули алым. — Союз Девяти. Как в моем сне! Лен, а ты слышала про Союз Девяти?

— Слышала. А как же. И не советую вам интересоваться данным вопросом. Меньше знаешь, крепче спишь, — холодно ответила Лена и продолжила: — Девочки, простите, но у меня больше нет времени. Давайте прощаться.

— Да, да, конечно, мы уже уходим. Машка, вставай. — Тоня вскочила с кресла, и на бегу сдернув Машку с дивана, поволокла ее к выходу. — Спасибо вам огромное, Лена, спасибо и до свидания.

— К чему такая спешка, — зашипела Машка, вдруг оказавшись на лестничной площадке, — что с тобой?

— По-моему, мы уже достали твою волшебницу. И, кажется, я ее здорово раздражаю. Я решила от греха подальше. — Тонька радостно улыбалась и пританцовывала. — Я так рада, что все закончилось и обошлось без жертв. Признаться, мне было не по себе. Кошка в ее квартире периодически мяукала, ты слышала?

— Слышала.

— А у Коршуновой есть кошка?

— Нет ни кошки, ни собаки.

— А кто ж тогда мяукал? И двери все время хлопали, как от сквозняка, которого нет. Сквозняка нет, все наглухо закупорено, а двери хлопают. Массовый психоз или слуховые галлюцинации? Я уж не чаяла, как оттуда выбраться. Мурашки по коже.

Машка покачала головой.

— Ладно. На самом деле страшно было мне, а не тебе. Нет, даже не столько страшно, сколько жутко. Знаешь, как в ужастиках, когда ясно, что вот-вот произойдет нечто кошмарное и помешать этому уже нельзя.

— Я ужастики не смотрю. Очень впечатляюсь. Мне потом снится вся эта канитель. И что ты решила? Рванешь в Малаховку? — спросила Александрова.

— Да, поеду. Сяду в машину и поеду, только мне одной не очень комфортно. Поедешь со мной?

— Конечно, только не сегодня, давай завтра, а, Маш? У меня заказ крупный грядет, я сейчас поеду на работу, потерпи до завтра, согласна? А сегодня, после обеда, Ольку навестим. — Тоня просительно заглянула Машке в глаза.

— Согласна. — Марья энергично вышагивала по дороге и на лице ее отражалась трудно определяемая гамма чувств.

— А еще хорошо бы позвонить Печкину, как ты думаешь, накопал он что-нибудь?

— Не знаю, но я ему расскажу об этом эксперименте. — Марья решительно тряхнула головой и резко свернула к своему дому. — До вечера, — попрощалась она с Тоней.

Марья вошла в свою квартиру и устало опустилась в кресло. Тревога не отпускала ее. Она позвонила Печкину и четким слогом описала свой визит к экстрасенсу. Он удивился, стал задавать разнообразные вопросы и даже не пытался скрыть своего скепсиса. Машка пыталась имитировать хладнокровие. Затем сослалась на свидетелей сеанса. Печкин продолжал недоумевать.

— И что это нам дает, даже если поверить в гипноз и прочую мистику, что это дает?

— Не знаю, — призналась Машка, — может, это намек на Союз Девяти, а может, намек на Гришкину дачу или его синюю папку.

— Маш, давай бросай свою самодеятельность, а? Мы же договаривались, что ты из дома никуда. А ты все время где-то бродишь. А я обещаю что-нибудь выяснить про этот миф о Союзе Девяти, хотя и не представляю себе, каким образом. Сиди дома, я тебя прошу. — От волнения Печкин окончательно осип.

— Попробую. А как Оля? Мы сегодня навестим ее?

— Я заеду за тобой и Тоней часика в четыре, все, пока, — Печкин отключился. А Машка задумалась еще больше.

«Подумаешь, Малаховка, туда — час, обратно — час. И на осмотр — час. Сейчас одиннадцать, времени вагон. Я все успею».

Сергеева не только умела принимать решения. Она еще и реализовывала их со скоростью, достойной подражания.

Печкин трудился у компьютера. Поисковые системы вываливали ему абсолютно всю информацию, связанную со словосочетанием «союз девяти». И чем дальше в лес, тем запутанней казалась вся схема. В основном он вникал в литературные труды писателей, но самое большое удовольствие он получал от Стругацких.

«Ах, почему не живем мы с вами в благословенном девятнадцатом веке! Представился бы я вам генералом какого-нибудь таинственного ордена или жрецом Союза Девяти… Слыхали про Союз Девяти? Он учрежден был в незапамятные времена легендарным индийским царем Ашокою и существует до сих пор. Чудесно, тайно, авторитетно… Девять почти бессмертных старцев пристально следят за развитием науки на Земле, следят, чтобы слепая жажда познания не привела людей к преждевременной кончине человечества. Вы же знаете, какие бывают ученые: все ему трын-трава, лишь бы узнать, возможна какая-нибудь там цепная реакция или нет. Потом он узнает, конечно, что реакция возможна, но уже поздно! Вот Союз Девяти и следит за порядком в этой области. Если кто-то вырвется слишком далеко вперед, опасно вырвется, не вовремя, вот тут-то и принимаются надлежащие меры! А иначе нельзя, Дмитрий Алексеевич. Никак нельзя! Знаете, что было бы, если бы Эйнштейну удалось построить единую теорию поля? Ведь там, в этой теории, есть такие нюансики… Бац! — И тишина. Надолго!»

Монитор мигнул, вспыхнул и погас. Печкин удивился. Техника у него была дорогая и, стало быть, достаточно надежная.

Что за ерунда?

Он выключил и включил компьютер.

Затем Печкин распечатал на принтере следующую заметку:

«В VII веке порох был известен египтянам, ранее — в 80-е годы н. э. — рецепт его из Индии попал в Китай. Почему такое важное средство ведения войны не получало распространения?

Автор книги, в которой приводятся эти факты, ссылается на деятельность Союза Девяти Неизвестных — организации, целью которой было не допустить, чтобы сведения о каких-то, как сказали бы сейчас, средствах массового уничтожения получили широкое распространение. Это очень интересная гипотеза, но она, как кажется, весьма уязвима для критики.

В одном городе живут и работают несколько талантливых ученых. Их открытия могут многое дать человечеству. Но вдруг… Какие-то непонятные силы стали вмешиваться в их работу, тормозить ее. Эти силы материализуются в виде рыжих человечков в черных плащах, которые представляются то членами мистического Союза Девяти, то обитателями внеземных цивилизаций.

И утверждают, что открытия этих ученых могут привести человечество к самоистреблению. И эти «враги прогресса» всеми способами заставляют бедняг не только бросить почти законченную работу, но и сжечь все материалы».

В дверь настойчиво звонили. Печкин не спеша вышел в прихожую, посмотрел в глазок и замер. На ярко освещенной лестничной клетке никого не было. Он пожал плечами.

«Дети балуются. Ясный перец».

Требовательный перезвон повторился. Но на лестничной клетке опять никого не было.

«Вот виртуозы. И как они это проделывают?»

Печкин вернулся к компьютеру и решил не реагировать на милый детский розыгрыш.

Он продолжал искать в сети любую информацию, хоть как-то связанную с Союзом. В истории об атлантах он прочитал:

«…Люди, жившие в междуречье Дона и Волги, вернее, там, где эти реки потом потекли, не представляли себе изменений — жизнь в приледниковой зоне не менялась от поколения к поколению.

В незапамятные времена их предки приспособились к оседлой жизни в краю высоких трав, выработали правила и законы: они забивали ослабевшего мамонта или быка, выделывали шкуры, собирали ягоды, зерно, рожали и умирали.

Вечный цикл: летом откочевать поближе к леднику, зимой вернуться к лесу.

Но с каждым годом первоначально вертикальная стена ледника оседала, становилась рыхлее и уже более походила на обычные сугробы.

Наконец наступила осень, продолжавшаяся очень долго, и зимы за ней не было: дождь, дождь со снегом, снова дождь и очень ранняя весна. Ржавое солнце палило вовсю сквозь нескончаемые слепые дожди…

Трава не выросла как прежде, внезапно привычная сухая степь, скованная вечной мерзлотой, исчезла, и на ее месте появилась болотистая тундра.