От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада - Базиль Гарт

Проблема, стоявшая перед Жуковым, новым командующим Западным фронтом, и перед Ставкой Верховного Главнокомандования, требовала тонкого расчета. Русским необходимо было сохранить непрерывный фронт до наступления зимы, но при этом их сопротивление должно было быть достаточно гибким, чтобы избежать окружения, и в то же время достаточно энергичным, чтобы задерживать противника при малейшей возможности.

На северном и центральном участках Московского фронта из-за густых лесов немецкие танки редко имели возможность для действий вне дорог. Привыкшие к крошечным лесочкам Западной Европы, немцы чувствовали себя неуверенно в обширных русских лесах, через, которые им приходилось с боями проходить день за днем. Теперь рано темнело, и темнота царила 14 часов в сутки. Когда немецкие колонны останавливались, советская кавалерия проникала по лесным тропам за линию фронта, ставила мины и обстреливала из минометов немецкие обозы. Даже танковая группа Гота, которая сумела, казалось, прорвать фронт под Калинином, к концу октября была вынуждена двигаться со скоростью пешехода.

Таким образом, хотя немцы оказались ближе всего к Москве на северном и центральном участках фронта (из Можайска они могли в ясную ночь наблюдать вспышки разрывов зенитных снарядов в небе над Москвой), подлинная угроза для Красной Армии лежала южнее, где местность была более открытой и где советским войскам, у которых почти не было танков, противостояла целая танковая армия Гудериана.[71] В тот период у советского командования на Западном фронте имелось лишь одно самостоятельное танковое подразделение — 4-я танковая бригада полковника Катукова, недавно оснащенная танками Т-34.

Бригада прибыла под Москву в конце сентября и еще не участвовала в боях. После окружения советских войск под Брянском она оказалась единственной мобильной ударной силой между рекой Окой и Мценском. Получив приказ прибыть в Мценск и задержать наступление Гудериана на Тулу, Катуков 6 октября нанес внезапный контрудар по 4-й танковой дивизии, заставив ее «пережить несколько скверных часов» и причинив ей «чувствительные потери». Не развивая начального успеха, Катуков затем отступил, благоразумно решив, что сохранение бригады важнее, чем героическое, но гибельное для нее наступление против целой танковой армии противника. Гудериан записал в дневнике: «Это был первый случай, когда огромное превосходство Т-34 над нашими танками стало совершенно очевидным… От стремительного наступления на Тулу, запланированного нами, временно пришлось отказаться».

Залечив раны, 4-я танковая дивизия немцев через несколько дней возобновила наступление на Мценск и 11 октября подошла к окраине города. Командир корпуса Геир хотел было заменить 4-ю танковую дивизию 3-й танковой и частями 10-й моторизованной дивизии, но из-за осенней распутицы это повлекло бы за собой минимум двухдневную задержку и возвращение дивизии обратно в Орел, поэтому 4-я танковая продолжала идти в авангарде. Время от времени шел снег и таял, упав на землю. Грязь делала возможным движение лишь по шоссе, и танки и автомашины шли со скоростью около 10 километров в час. Вечером 11 октября, когда передовые части дивизии вступили в охваченное пожаром предместье Мценска, дивизия растянулась по шоссе километров на двадцать, а приданная ей артиллерия и пехотные части оказались почти за пределами радиосвязи. Именно этот момент Катуков выбрал для нового контрудара. Танки Т-34 устремились вперед. Почва с наступлением сумерек начала подмерзать, широкие гусеницы Т-34 позволяли пройти там, где тяжелые немецкие танки Т-IV садились на бронированное брюхо.

Удар русских танкистов был стремительным и свирепым. Немецкая колонна оказалась рассеченной на части, которые затем были методично уничтожены. Башенные стрелки 4-й танковой дивизии, боевой дух которых был надломлен еще в первом столкновении с бригадой Катукова, вновь видели, как их снаряды отскакивают от покатой брони советских танков.

4-я танковая дивизия была, по существу, уничтожена и защитники Тулы получили важную передышку. Помимо своего тактического значения эта схватка дала Гудериану основание для зловещего вывода: «До настоящего времени мы пользовались превосходством в танках. Но отныне положение радикально изменилось».

Гудериан пишет затем: «Я составил доклад по поводу этой новой для нас ситуации и направил его командованию группы армий. Я описал без обиняков явное превосходство Т-34 над нашим танком Т-IV и сделал соответствующие выводы, как это в будущем должно отразиться на производстве наших танков. В заключение я подчеркнул необходимость немедленной присылки на мой участок фронта комиссии, составленной из представителей управления вооружений сухопутных войск, министерства вооружений, конструкторов танков и танкостроительных фирм… которая могла бы осмотреть уничтоженные танки на поле боя… и выслушать советы танкистов, которым приходится пользоваться этими танками, что следует предусмотреть в конструкции наших новых танков. Я также попросил о быстром налаживании производства противотанковых орудий, обладающих достаточной пробивной силой, чтобы вывести из строя Т-34».

Генерал Байерлейн, командовавший боевой группой в 39-м танковом корпусе, автор одного из лучших описаний этого этапа немецкого наступления, жалуется на воздействие реактивных минометов «катюша», которые впервые начали широко применяться русскими, на боевой дух немецких войск, а также на возросшую активность советских военно-воздушных сил. «Русские атаковали нас одиночными самолетами любого типа даже в самые неблагоприятные погодные условия, в то время как мы сами не получали защиты со стороны люфтваффе…»

После трех недель наступления через грязь и минные поля, в ходе которого линии снабжения нарушились, многие танки и автомашины вышли из строя, а потери быстро росли, фон Бок понял, что его армиям перед финальным броском на Москву необходима перегруппировка. 27 октября Геббельс сообщил на пресс-конференции сбитым с толку журналистам (которым всего лишь две недели назад он объявил, что война закончена), что «наступление временно приостановилось из-за погоды».

* * *

На этом фоне неудач, разочарований и забуксовавшего наступления 12 ноября в Орше, где находилась штаб-квартира фон Бока, было созвано совещание начальников штабов армий группы «Центр». Это был один из решающих моментов в истории вермахта. Перед старшими немецкими офицерами стоял вопрос: следует ли проявить благоразумную осторожность, разместить войска на «зимних квартирах», восстановить их боеспособность и спокойно спланировать следующий этап кампании? Или рискнуть и бросить все оставшиеся у немцев силы против Красной Армии в условиях надвигавшейся зимы? Сведения о состоянии Советских Вооруженных Сил были весьма приблизительные и основаны по большей части на оценках, которые уже оказались ошибочными. Сомнений в том, что зима близка, быть не могло, однако никаких мер по подготовке к ведению наступательной кампании в условиях зимы, помимо первых ориентировочных запросов относительно потребностей в зимнем обмундировании, не принималось. Совещание проходило в специальном поезде Гальдера, стоявшем на запасном пути около железнодорожного вокзала. На совещании начальник генерального штаба ОКХ объявил о решении возобновить наступление на Москву, и, хотя после своего выступления он пригласил присутствовавших высказать замечания, было ясно, что имеется в виду обсудить частности, а не существо решения. Гальдер уже привез с собой «приказ об осеннем (!) наступлении 1941 года», который после совещания без изменений был разослан в соответствующие армии.

Это решение часто приводится как один из примеров навязывания Гитлером своей точки зрения немецким генералам вопреки их возражениям. Но, как и во многих других «случаях» пагубного вмешательства фюрера, объективный анализ вскроет другую сторону медали, которую вполне уместно привести как пример, свидетельствующий о характерно шаблонном и негибком мышлении генерального штаба ОКХ.

В конце октября многие обстоятельства заставляли немцев предпринять еще одну, последнюю попытку пробиться к советской столице. И Гальдер, и Браухич с самого начала Восточной кампании пытались убедить Гитлера сосредоточить главные усилия на захвате Москвы. После Вяземско-Брянской битвы последние препятствия к этому (по меньшей мере согласно победным реляциям фон Бока) были устранены. К тому же отказ от такой попытки повлек бы переход к обороне «на зимних рубежах» и неизбежное оставление части территории, за которую было заплачено кровью немецких солдат. Как могло командование ОКХ объяснить это своему фюреру после только что одержанных крупных побед?

Гальдер и Браухич, должно быть, приняли решение о возобновлении наступления на Москву приблизительно между 26 и 30 октябрем, поскольку приказы о перегруппировке немецких войск были отданы в это время. Пехотные армии Штрауса и Вейхса перебрасывались на фланги. 3-я и 4-я танковые группы располагались рядом на левом крыле для удара в обход Москвы с севера. 2-я танковая армия Гудериана сосредоточилась на правом южном фланге.[72] Гитлеру, обсуждавшему с Браухичем план наступления, не понравилось, что немецкие танковые дивизии завязли в лесах под Истрой, и он высказался в пользу широкого охвата Москвы с северо-запада и юго-востока. «Город падет, — заявил он Муссолини, — и мы не потеряем ни одного солдата». План хорошо смотрелся на карте в Растенбурге, но не учитывал состояние немецких войск и природные условия театра действий, и в силу этого немецким генералам было бы несложно единодушно выступить против него и отвергнуть саму идею возобновления наступления на Москву.