Александр Первый и тайна Федора Козьмича - К. Кудряшов

На обороте:

«Но егда убо, а, молчатъ, П, нгьвозвгыцаютъ». На лицевой стороне второй ленты:

На обороте:

И. С. Петров предложил следующим образом дешифровать «Тайну»:

Се Зевесъ Е. И. В. Николай Павловичъ (1 — 26)

безъ совъсти сославший Александра (27 — 55)

отъ пего азъ нынчъ от чего азъ нынъ - так страдающъ (56-82)

брату въроломному вопию (83 — 101)

Да восзсiя моя Держава (102 — 119)

1837-го г. мар. 26-го.

Николай Михайлович, поместивший этот «ключ» в конце своей книги, не без основания замечает, что при таком дешифровании «легенда о старце Федоре Козьмиче должна потерпеть значительное изменение». Справедливо было указанно, что «расшифровка», сделанная И. С. Петровым, дает в результате фразу, далеко не грамотную, принятый способ чтения при известной изобретательности может привести и к иным комбинациям букв, которые составят фразу, противоречащею найденной. Замечу, что искусственность построения сказывается и в неправильном чтении записи: вместо «на ковое», «слово», «зн», «струфиан», читается: «на какое», «славо», «ж», «струориан». Все это недопустимые натяжки, вызванные необходимостью подогнать их под намеченную фразу. Описанный прием ищет в записи не прямого смысла фраз, а условного, т. е. рассматривает ее, как «тайнопись».

Иная попытка сделана В. Барятинским. В первой записке он «ничего таинственного» не видит. Для него это «отдельные фразы более или менее понятные», т. е. имеющие прямой буквальный смысл. «Ви-дишили» и т. д. он предлагает понимать так:

«Видишь ли на какое молчание вас обрекло ваше счастье и ваше слово» (т. е. «обещание») или «ваша слава».

Смысл фразы «но егда убо А молчат П не возвещают», по его мнению, также «очень понятен»:

«Но когда Александры молчат, то Павлы не возвещают», то-есть «но когда Александр хранит молчание, то его не терзают угрызения совести относительно Павла».

«А крыют струфиан» читается В. Барятинским совсем искусственно: «Я скрываю тебя, Александр, как страус, прячущий голову под крыло». Зачем понадобилось бы Александру обратиться с такой сентенцией к самому себе, — совершенно непонятно. Это «тайна» В. Барятинского. Та же сентенция звучит, при таком приеме чтения, и в фразе: «видишь ли» и т. д. Можно подумать, что Федор Козьмич как бы упрекает себя в опрометчивом обещании, обрекшем его на молчание.

Словом, ни вымученная попытка И. С. Петрова, ни догадка В. Барятинского ни на шаг не подвигают нас к разгадке личности Федора Козьмича. Думается, однако, что внимательное изучение «Тайны» может вывести нас из области туманных гаданий на более твердый путь. Анализируя почерк Козьмича и Александра I с палеографической точки зрения, нетрудно заметить целый ряд совершенно несходных букв. Например, буква «в» Козьмичем внутри слов постоянно пишется так, как она писалась не редко в XVIII и часто в XVII в. Александр же всегда пишет эту букву так, как обычно писали ее в XIX в., и как пишем теперь мы. Буква «е» в конце слов и буква «т» у Козьмича также имеют начертания более древние, чем у Александра I, приближаясь к палеографическим образцам XVIII в.; у Александра же они имеют современный вид. Резкое различие имеется между обоими почерками в манере изображения буквы «н». В букве «д» многие при. поверхностном наблюдении готовы усмотреть сходство. Кстати сказать, это единственная буква у Александра I, которая палеографически связана с XVIII в. Достаточно вглядеться в оба начертания буквы «д», чтобы заметить, что они различны. У Козьмича эта буква и начинается не так, как у Александра, и основной прямой штрих поднимается над буквой, тогда как у императора он, изгибаясь, идет вниз. Далее, в «Тайне» всюду перед гласными поставлено «й», у Александра в аналогичных случаях везде «i», т. е. оба почерка различаются между собой не только палеографически, но как будто и системой правописания. Короче говоря, почерк Федора Козьмича архаичнее почерка Александра I, несмотря на свое позднейшее происхождение. Если можно так выразиться, учителя Федора Козьмича были более отсталыми, чем у императора. Сделанного наблюдения для специалиста палеографа достаточно, чтобы вывести из него следующее заключение: изученные почерки не могут принадлежать одному и тому же лицу, и следовательно, Федор Козьмич — не Александр I. Что это действительно так, и добытый вывод не случаен, подтверждается и другими данными. Если верить самим защитникам легенды, то Козьмич не признавал своего тождества с Александром I. «Я родился в древах», говорил он, «если бы эти древа на меня посмотрели, то без ветра вершинами бы покачали», тогда как известно, что Александр Павлович родился в комнате Зимнего дворца. Козьмич сообщал о себе, что он «отстал» от общества в «прекрасный солнечный день», Александр же умер в ноябре в сумрачное ненастное утро. Во внешности Козьмича и Александра I также устанавливаются различия. У старца был орлиный, немного хищный нос, и сохранились на голове (по крайней мере до 1862 г.) кудрявые волосы; Александр же обладал красивым прямым носом, и к концу жизни почти облысел. Наконец, у старца были серые глаза, у Александра — голубые. Старец был ростом 2 арш. 6 1/2 вершк., император же достигал 2 арш. 9 верш, слишком. Не допускать же, что в Сибири он уменьшился в росте на три вершка!

Но если Федор Козьмич — не Александр I, то кто же он был? Вот вопрос, который сейчас же встает вслед за отрицанием. Попытка дать определенный ответ была сделана Николаем Михайловичем. Известно указание, исходящее от родственников графа Дмитрия Ерофеевича Остен-Сакена, что граф находился в переписке со старцем. Во всяком случае было установлено, что сношения действительно между ними существовали. Однако все поиски этой переписки со стороны родственников графа оказались тщетны: в графском имении Прилуках, Киевской губернии, удалось лишь найти пустую шкатулку, где Остен-Сакен хранил секретные бумаги. Во время долгого отсутствия владельцев из имения, бумаги и письма были кем-то из шкатулки похищены. Есть предположение, что за ними «специально следили». В сохранившихся дневниках Остен-Сакена с 1822 г. доведенных до самой его смерти, по словам Николая Михайловича, нет ни одного указания на Федора Козьмича.

Сравнительная таблица почерков Федора Козьмича (слева) и Александра Первого (справа).

Однако в связи с указанной перепиской удалось напасть на любопытную догадку. Д. Е. Остен-Сакен был женат на дочери генерал-майора И. М. Ушакова. Когда стали искать в семье Ушаковых, имел ли кто-нибудь отношения к исследуемому вопросу, то оказалось, что Павел I будучи еще наследником престола, находился в связи с Софией Степановной Чарторыжской, урожденной Ушаковой. От этой связи родился сын, получивший имя — Семен Афанасьевич Великий. О нем известно, что восьми лет его поместили в Петропавловскую школу в С.-Петербурге, по окончании курса перевели в морской кадетский корпус, и 5 марта 1789 года он был произведен в мичмана. Он участвовал в шведской войне и 28 июня был послан к императрице Екатерине II курьером с донесением. Произведенный в лейтенанты, он в числе других офицеров был послан для усовершенствования в Англию, и, на службе в английском флоте, умер в 1794 г., а по другим известиям утонул в Кронштадте, но по документам архива морского министерства, он скончался 13 августа на корабле «Vanguard» на Антильских островах, в Вест-Индии. Подробных известий о смерти нет. Любопытно, что в генеалогии семейства Ушаковых постоянно встречаются имена Федора и Козьмы, и даже были среди Ушаковых Федоры Козьмичи. Но при всем этом, конечно, как вынужден признать и сам исследователь, «не имеется никаких данных, чтобы поддержать гипотезу». Это остроумная догадка — не более. Ничто, кроме вариаций в роде Ушаковых с именем Федора и Козьмы ее не подтверждает. Нельзя, впрочем, также согласиться и с возражением В. Барятинского, что если Семен Великий «исчез» в 1794 г., обратившись потом в Федора Козьмича, то он «никак не мог бы обладать» обширными познаниями Козьмича из области политической и придворной жизни конца XVIII и начала XIX в. Ведь нам неизвестно ни его пребывание до Сибири, ни источники его сведений. Неожиданно в устах того же автора слышать, что нет «никаких данных сомневаться» в дате смерти Великого на том основании, что «архивы дают нам точное число его смерти». Зачем же, в таком случае, он сомневается в смерти Александра I, когда и там архивы точно удостоверяют дату кончины? Совсем уж наивно последнее замечание Барятинского, что «симулировать смерть дома, в постели, будучи императором-самодержцем — нетрудно, но фиктивно утонуть в Антильском море, будучи офицером английского флота — невозможно».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});