Предупреждение путешествующим в тумане - Андрей Костин

Он качает головой, потом спрашивает:

— Есть хотите?

— Хочу.

— Тогда пойдем на кухню. Разносолов не обещаю.

Он открывает холодильник и, брезгливо морщась, достает оттуда кусок заплесневелого сыра и бутылку кетчупа. Сухоручко и сам мне напоминает этот кетчуп — трясешь, трясешь — ничего, а потом бац — и полная тарелка.

Оперуполномоченный тем временем хлопает дверцами шкафов. Наконец трагически изрекает:

— Я нашел только макароны. Вы любите макароны? Именно они будут у нас на ужин. Или на завтрак? Четвертый час, как-никак.

— Сожалею, что побеспокоил. Но странная штука — в этом городе я знаю только ваш номер телефона. И Эдгара. На работе его уже не было, а в общежитие не дозвонишься — постоянно занято. Так что пришлось побеспокоить вас. Наверное, ваша жена была не в восторге, когда я позвонил?

— Она привыкла. Привыкла к мысли, что она жена сыщика.

Я это имею в виду.

Он ставит воду на плиту и садится напротив. Потом говорит:

— Наломали вы дров.

— По-моему, этих типов вы можете элементарно арестовать…

— За хулиганство? Больше ведь не за что. Но только учтите — до суда ваши ушибы заживут. А отделали своего противника вы, судя по рассказу, основательно. Думаю, сломанные ребра — это минимальное. Вот и доказывайте — самооборона это была или превышение…

— Если честно, я на них заявлять не собирался. Но неужели во всем остальном они чисты и невинны?

— Вы не представляете, как трудно подобные элементы взять с поличным. Парадоксальная ситуация: преступники — производители и распространители наркотиков и их жертвы-потребители — все смертельно заинтересованы в том, чтобы наркобизнес функционировал. И если даже нам удастся выключить из этой системы одно звено, оно все равно сразу же восстановится. Почему? Это и есть другая сторона. Что заставляет одних добровольно губить себя, а других, за определенную мзду, уничтожать своих соплеменников? И учтите, система наркомании функционирует и расширяется прежде всего за счет молодежи…

«Им нужны наши дети. Наши общие дети», — вспомнил я слова из недавнего сна.

— Вы ждете от меня ответов на эти вопросы?

— Просто все сложнее, — он пожал плечами. Несколько лет назад я вел одно дело. Женщине-врачу было предъявлено обвинение по признакам статей 224 часть 3 и 224 часть 2. Она занималась хищением и продажей наркотиков. И когда описывали ее имущество, вот что оказалось: за двадцать лет честной работы она нажила добра столько же, сколько составил ее гонорар за одно хищение. Я ее не оправдываю, приговор был справедливый. Но неужели, кроме нее, никто не виноват? Однако я отвлекся. Давайте работать над нашей ситуацией.

— Давайте.

— Значит, все по порядку. Как я понимаю, все началось с того, что вы поселились в доме Бессонова?

— Немного раньше. С самого Бессонова. Как я понял с их слов, его убили.

— Если убийство, тут дело серьезное, — Сухоручко задумался. — Но это только версия. А пока что у нас несчастный случай с гражданкой Громовой и полный туман во всем остальном. Как бы окончательно не потеряться в этом тумане.

— Что же вы предлагаете?

— Кроме лиц, фигурирующих в вашем рассказе, по сути, исполнителей, есть еще некто Барин. Он, ориентировочно, организатор и руководитель преступной группы. Что известно о нем? Имеет доступ к наркотикам — сам или через третьих лиц. Знает вас в лицо, осведомлен как о вас самом, так и о предпринятых вами действиях.

— Я не играл в прятки, в принципе за мной несложно было проследить. Кстати, молодой человек в светлом плаще и…

— От которого вы убежали у дома Громовой? Это наш сотрудник. Стажер.

— Ну а Георгий Васнецов? Тот самый бывший спортсмен, через которого я попал в эту мастерскую? Помните, рассказывал?

— Мы проверили. Прекрасное алиби. Был на загородной даче с отцами города, включая мэра и прокурора, играл с ними в теннис. Правда, в субботу вечером посетил дискотеку…

— Вот-вот, видите.

— Вместе со своими партнерами по теннису — теми, кто помоложе, конечно. Но был среди них и начальник паспортного стола — надежный парень, я ему доверяю. Он утверждает, что с дискотеки Васнецов не отлучался ни на минуту, ни с кем посторонним не общался — разве только танцевал с девушками. Все вместе в 22.30 вернулись на дачу в тридцати километрах от города, где и находились безвыездно до 8.00 в понедельник. Так что знать, в каком номере вы остановились, с кем встречаетесь, чем занимаетесь, а тем более руководить своими «компаньонами» он не мог. Нет, я уверен, Барин все это время находился где-то очень близко, рядом с вами, здесь, в городе. Судя по его осведомленности относительно вас — человек ближайшего окружения. Я бы сказал — самого что ни на есть…

Сухоручко посмотрел мне в глаза.

— Эдгар? Перестаньте, — сказал я.

— Вот видите, и вам пришла в голову эта мысль…

— Вы ошибаетесь, ничего подобного мне в голову…

— Если беспристрастно…

— Я ему полностью доверяю.

— Вот это я и предлагаю вам сделать.

— То есть?

— Прийти и рассказать ему все, как было. В том числе и про диктофон в разбитом «Запорожце». Об этом, видимо, пока никто, кроме нас двоих, не знает. Ведь даже вы мне не описали в точности место.

— И что дальше?

— Мы поставим наших людей понаблюдать за гаражом. И посмотрим, что произойдет дальше.

— Да что я вам, в конце концов!..

— Если вы уверены, что ваш друг не замешан в этой истории, чего боитесь? Он просто привезет вам диктофон и пленку. А мои люди, которые будут наблюдать, обеспечат его полную безопасность. Или… вы опасаетесь, что он не сможет… или не захочет доставить нам запись вашего разговора с бандитами в целости и сохранности?

— Да подите вы к черту!

— Не нервничайте за едой, это вредно для желудка, — сообщил Сухоручко, ставя передо мной тарелку макарон.

Потом он вышел и плотно закрыл за собой дверь. К еде я не притронулся. Только распечатал пачку сигарет, принадлежавшую хозяину дома.

* * *

Я позвонил Эдгару из автомата у общежития. Он спустился сразу же, взбудораженный и растрепанный, даже волосы, стриженные ежиком, казались взлохмаченными. После недолгих переговоров с дежурной, повел к себе.

— Сколько ты ей заплатил? — спросил я.

Он показал растопыренную пятерню.

— Ишь ты. С меня в гостинице берут дороже.

— Там у вас сервис, а здесь все по-домашнему.

В комнате у Эдгара был идеальный порядок. На площади в восемь квадратных метров его не так уж трудно поддерживать, но он всегда был аккуратистом. Даже когда жил с семьей. Я удивлялся — как можно работать, отдыхать, жить, совершенно не мусоря?

Один раз в той его жизни случилась накладка, когда он обнаружил, что поддерживать порядок в доме его жене помогает один общий знакомый. И, что самое главное, в отсутствие хозяина дома. Банальная ситуация и столь же банальное ее завершение.

Теперь у него комната в общежитии и ее поздравления к праздникам. Они не стали выяснять, кто во всем виноват. Наверное, правильно. Я встретил его бывшую жену недели три назад в Риге, куда она вернулась после развода, продав квартиру. Я увидел ее в ресторане, где она была с респектабельным кавалером. Меня она пригласила сесть за их столик, а потом блистала весь вечер. Ее спутник, по-моему, был от нее без ума. Как когда-то многие.

Жизнь имеет удивительное свойство продолжаться. Это я определенно понял в тот вечер.

Потому теперь я абсолютно спокоен за Эдгара. Он всегда оказывается прав.

— Что случилось? — Эд взял меня за плечи и повернул к свету. — Что с твоим лицом?

— Догадайся сам. Даю две попытки.

— Когда перестанешь валять дурака?

— Ты не ласков. Разве врачей не учат быть ласковыми?

— Тебя хоть продезинфицировали? Я махнул рукой.

— Подожди, — засуетился он, — где-то у меня йод…

— Протестую. Я не против экстравагантной внешности, но это слишком. Да ты успокойся, не мельтеши — сядь и послушай. Мне надо кое-что рассказать…

И я рассказал все, умолчав только о встрече с Сухоручко, как и было намечено. Чувствовал себя подлецом. Когда я закончил, мы некоторое время молчали, лишь Эдгар постукивал спичечным коробком по столу. Потом сказал:

— Значит, твой диктофон сможет помочь дознанию?

Мне не понравилось, что Эдгар так быстро ухватил главное.

— Вряд ли диктофонная запись может служить вещдоком на суде, — попытался увильнуть я. — Экспертные оценки несовершенны.

— Кто говорит про суд? А вот дознанию, я думаю, поможет, — он стоял на своем.

— Да, наверное…

— Надо забрать диктофон оттуда.

Я нехотя кивнул.

— Знаешь что, скоро начнет светать. Тебе вряд ли стоит пока выходить на улицу. Я сам съезжу, заберу.

Смотрю на Эдгара, в его честные, светлые, как у волка, глаза. Мне вовсе не хочется, чтобы подозрения Сухоручко подтвердились. Я бы себе руку дал отрубить, так не хочется.