Владычество 3 - Рэнди Алькорн

несовершеннолетней. Это правонарушение класса А.

— Моя жена — единственная женщина, с которой я когда-либо занимался сексом. И она не малолетняя. О чем вы говорите?

— Я говорю о том, что вы имели секс с семнадцатилетней девушкой.

— Вы меня с кем-то перепутали, офицер. Я не занимаюсь наркотиками, и я не трогал никакой девушки. Я не знаю, о чем вы говорите.

— Девушку зовут, — Родригес посмотрел в записи, — Трэйси Миллер.

— Ближайшая телефонная будка всегда кажется им самой большой, — сказал Льюис Дэни и Торелу, — она становится их точкой отсчета, мерилом, так что всегда новейшая так называемая «истина» бывает наиболее популярной.

— Мой брат говорил о политкорректности, — сказала Дэни,

— Вы это имеете в виду?

— Зачастую да, — сказал Льюис. — Хотя иногда политически корректное тоже бывает правдой. Обычно, однако, это просто последнее в бесконечном ряду неправильных взглядов, каждый из которых кажется правильным из-за его новизны. Конечно, глупости, произносимые сейчас, так же глупы, как если бы они и произносились давным-давно. Но в Стране Теней люди живут мифом нравственного прогресса.

— Что вы имеете в виду? — спросила Дэни.

— Они считают, что не менять нравственные стандарты

— это признак застоя, — сказал Льюис, заложив руки за спину и расхаживая, как профессор. — Старомодное становится синонимом плохого, новое — синонимом хорошего. Но квадрат гипотенузы не может устареть, продолжая равняться сумме квадратов катетов. Неизменный стандарт — это не враг нравственного прогресса, напротив, это необходимое его условие. Если пункт назначения движется, как и поезд, поезд никогда не прибудет на место.

— Но некоторые из прежних стандартов действительно были неправильными, — сказала Дэни.

— Конечно. Но самые старые стандарты — это стандарты Эль-Иона, и они всегда правильные. Определенные прежние

71

стандарты людей были неправильными, такие как рабство, угнетение и доктрина о расовом неравенстве. Другие прежние стандарты, такие как святость не рожденной человеческой жизни и осуждение сексуальной безнравственности, были правильными. Для прогресса нужно изменить неправильное старое, заменяя его тем, что еще древнее, — древней и вечной истиной Божьей. Но не нужно менять то старое, которое было правильным. Это не моральный прогресс, а моральный распад. Отсутствие прогресса часто бывает нравственным постоянством. Они не понимают, что истина может быть открыта на земле, но источник ее может быть только на небе.

— Это всегда и было посланием пророков, правда? — спросила Дэни.

— Точно, — сказал Льюис, — пророк не так революционен, как кажется. Он призывает людей не к новому, а к старому. Не к человеческим предрассудкам, но к вечным ценностям, которые всегда истинны. Пророки противостоят ходу времени, утверждая истины вечности. Они ведут нас вперед, указывая нам назад, на истины, от которых мы отошли, но которые всегда истинны. Ирония судьбы в том, что верования и убеждения нынешних времен, которые гордятся тем, что они современны, завтра станут старомодны. Истина, однако, никогда не выходит из моды.

Дэни и Торел сидели и внимательно слушали, а Льюис ходил, будто в аудитории Кембриджа.

— Они говорят о человеческом прогрессе, как будто технология улучшает нравственность. Они утверждают, что люди — это решение, а не проблемы. В третьем тысячелетии они предсказывают великий прогресс. Но если бы человек нравственно прогрессировал, двадцатый век был бы шагом к утопии, не так Ли? Однако век прогресса технологий был веком геноцида. В этом веке было больше убито людей, рожденных и не рожденных, чем во все вместе взятые предыдущие века.

Эти слова поразили Дэни. Она никогда об этом не задумывалась.

— Конечно, лукавый действовал на протяжении всей истории человечества. Но если бы Эль-Ион позволил ему действовать всего лишь один век, очевидно, это был бы двадцатый век. Благочестиво говоря об ужасах предыдущих поколений,

72

они ослепляют себя, чтобы не видеть ужасов, которые творят ежедневно, повседневно — ужасы, которые мы так ясно видим отсюда. Их жизнь отличается ненавистью, угнетением, расовой враждой и холокостом, но они самоуверенно считают, что могут принести мир на землю. Это вершина человеческой самонадеянности. Ибо сила усмирить человеческое саморазрушение не у них, а у Эль-Иона. Только церковь Христова имеет в себе силу Божью, и только эта сила дает возможность изменять жизнь. Человек — это проблема, Бог — это решение. Люди, которые пытаются решить мировые проблемы без Бога, обречены на поражение.

Пока Льюис говорил, позади него открылся портал, и Дэни увидела презентацию колледжей и университетов, старейшие из которых были с эмблемами церквей и крестами, которые воспринимались почти как реликвии.

— Их университеты когда-то имели в своем основании истину. Теперь они хранят свои доморощенные истины в пластиковой обертке, как маленькие кусочки заплесневелого сыра. И самый опасный вид грешников: те, которые больше не верят в грех, наркоманы, которые считают себя свободными от всего, в то время как всякий видит, что они порабощены самым плачевным образом. Лишенные радости, они сводят жизнь к погоне за удовольствиями. Отказываясь укоренить свою жизнь в светлых священных таинствах, они вместо этого обращаются к мрачным тайнам зла. Отрицая Эль-Иона, они обращаются к демону Молоху, ибо человек создан для поклонения, и если не будет поклоняться истинному, то будет поклоняться ложному. Отсюда — поколение, которое гордится собой, что превозносит мир и заботится обо всей земле, и поднялось над варварством, — но при этом ежедневно приносит своих детей в жертву Молоху.

Торел медленно кивнул, как давно знающий об этом факте.

— В древние времена, — сказал он, — говорю как побывавший там, — люди поклонялись ложным богам, но они никогда не были так глупы, чтобы думать, будто вообще нет богов. Образованные люди Запада ставят на место богов самих себя. Они утверждают, что сами создают правила. Люди трудятся, создавая нравственную вавилонскую башню, достигая небес. Поскольку они думают, что творят законы, то чувствуют себя вправе нарушать и изменять их, чтобы приспособить к своим

73

прихотям. Нравственность стала тем, чем они захотели ее видеть. Конечно, их умы не властны