Моя Святая Земля - Максим Далин

— Ты что делаешь? — спросил Кирилл сипло.

— Их упокоить надо, — сказал Сэдрик, не оборачиваясь. — Я тебя затем сюда и притащил.

— Похоронить?

— Хорошо бы похоронить. Но мы с тобой не справимся. Земля замёрзла, да и копать нам нечем. Поэтому я их только отпущу отсюда — и всё.

Кирилл моргнул.

— Как это — "отпустишь"?

Сэдрик закончил чертёж, встал с колен, вытер нож об штаны и принялся засучивать рукав над многострадальной увечной рукой.

— Ты же видишь, — сказал хмуро, — как их убивали. Думаешь, их отпевал святой наставник?

— Но ты же не священник, — Кирилл отметил, что у него нашлись силы удивиться.

— Я некромант. Отпущу души, пока их здешняя нежить не сожрала, а там они уже с Господом разберутся сами. Прости, не мешай пять минут.

Кирилл отошёл. Сэдрик, бормоча что-то скороговоркой, уже ожидаемо надрезал кожу, чтобы на землю пролилось немного крови. Никакого пламени на сей раз не получилось, но из центра звезды потёк белый холодный туман — и Кирилл с ужасом увидел, что туда, к центру чертежа, от мёртвых тел по земле стекаются бледные струйки, похожие на струйки сигаретного дыма.

Кирилл отступил на шаг, вдавился рюкзаком за плечами в упругий кустарник и смотрел, цепенея от ужаса, как из тумана собрались бледные подобия человеческих фигур — без плоти и чёткой формы, как мутные клубящиеся призраки.

Их было пять. Кириллу показалось, что он слышит их голоса — как шелест ветра в кронах деревьев — но слов он разобрать не мог.

— Всё уже прошло, сударыня, — сказал Сэдрик. — Больно больше не будет. Не беспокойтесь.

Один из призраков скользнул к Сэдрику, но тот вытянул руку ему навстречу.

— Не надо, — сказал он тихо. — Уже не поправишь. А Господь в курсе, он встретит. И муж ваш встретит. Не тревожьтесь.

Другая тень колыхнулась в сторону, но Сэдрик преградил ей дорогу ножом.

— Нельзя тебе! — приказал он резко. — С матерью пойдёшь. Нечего тебе тут шляться, мститель… Простите, сударыня.

Духи лепетали ещё что-то, но Сэдрик мотнул головой и раздражённо сказал:

— Слушайте, я не святоша! И не судебный поверенный! Вы мученики, вас встретят, больше я ничего не могу сделать. Кончайте из меня душу тянуть, — он ещё раз надрезал руку и протянул теням окровавленный нож. — Вот. Больше ничего не дам. Силы у вас есть — валите отсюда!

Духи, шелестя, вплыли в центр звезды, сливаясь в один туманный столб. Туман, как дым, колыхаясь, поднялся в небо и медленно развеялся среди полупрозрачных ночных облаков.

Сэдрик устало вздохнул и принялся облизывать порезы.

— Может, йодом? — подал голос Кирилл.

— Заживёт, как на собаке, — буркнул Сэдрик. — Пошли на дорогу, всё.

Кирилл поправил на плече лямку рюкзака. Он чувствовал себя чудовищно уставшим, во рту всё ещё сохранялся нестерпимый вкус, а на душе было очень тяжело.

Пришлось вытащить из рюкзака бутылку воды, прополоскать рот и сделать пару глотков. Вода смыла вкус рвоты, но легче не стало.

Сэдрик направился прямо сквозь заросли к дороге.

— Вот тут на них и напали, — сказал он, выходя из кустов. — Засада была. Вон, дерево сваленное, — и ткнул носком ботинка лежащий вдоль дороги ствол сосны. Свежесрубленный комель его светлел в темноте. — Стали убирать бревно с дороги, а их и того. Да и украли-то барахло какое-то… Хотя, конечно, дормез, лошадей четвёрка, на тётке были цацки всё-таки…

— А о чём они тебя просили? — спросил Кирилл дрогнувшим голосом.

Сэдрик хмыкнул.

— Известно. Да что ты встал, пойдём, нам вон туда… Тётка — что земли выморочные остались, деревня какая-то, я не вслушивался. Поздно уже жертвовать на бедных, чего там… Пацан — что отомстить надо. Очень надо, конечно — ещё одну голодную тварь заводить в этом лесу. Он бы тут быстро превратился в погань, мститель… Дворня её — о своём о чём-то. Да какая разница! Они же мёртвые!

Кирилл шёл за ним и чувствовал, как от слов Сэдрика мыслям возвращается ясность. Сэдриков взгляд отдавал запредельным цинизмом, но без него Кириллу было бы не справиться с ужасом и жалостью. Сейчас душевная боль начала потихоньку отпускать.

— Слушай, — спросил Кирилл уже спокойнее, — а как разбойники ухитряются устраивать засады в этом лесу? Там ведь — твари, адские гончие и прочая нечисть…

— Так разбойники их видят, ты думаешь? — усмехнулся Сэдрик. — Ни фига. И всё очень здорово получается: разбойники прикармливают тварей смертями — и собственными душами заодно. Тут раз пять убьёшь — и душе амба. Я думаю, половина из тех, кто тут разбойничает, уже сами почти что твари.

Кирилл смотрел на лесные стены, на высокое лунное небо над дорогой, слушал рассуждения Сэдрика — и пытался уложить произошедшее в голове.

После дикого обряда условных похорон они с Сэдриком уходят прочь, бросив тела убитых людей валяться в лесу, не прикрытые землёй, обезображенные и нагие. Сэдрик отпустил души — и это уже хорошо?

Ведь некого звать — никто не придёт. Нельзя вызвать милицию, скорую, никто не заберёт трупы в морг, чтобы похоронить их по-настоящему, никто не станет фотографировать место преступления и собирать улики, чтобы найти убийц. Убийцы, озверевшие от безнаказанности, будут бродить по этим кошмарным лесам и дальше, обесчеловечиваясь всё больше и прикармливая кровью тварей из ада. Никакой справедливости. Никакой защиты тем, кто будет проезжать по этой дороге.

Потому что ад правит на Святой Земле.

И именно Кириллу надо что-то сделать с этой кромешной безнадёгой, как-то спасать, защищать, беречь — но как?! Куда бежать? К кому обратиться? И что это даст, если ад буквально у власти?

Как это выглядит в действительности — "ад у власти"? Что есть у короля-узурпатора, лишённого души? Адский спецназ? Палантир, в котором сейчас отражаются Кирилл и Сэдрик? Демоны? Драконы? Вампиры? Что?

С чем предстоит столкнуться? И разве можно справиться с этой чудовищной силой, оставляющей искалеченные застывшие тела на пропитанной кровью земле?

Кирилл мотнул головой, отгоняя бесполезную тоску. Такие задачи всё равно никогда не решаются с налёта. Надо смотреть и думать.

Впереди уже виднелась часовня, о которой говорил Сэдрик: луна золотила шпиль-стрелу, и металлический глаз на шпиле сиял в лунном свете голубым, огранённым, как бриллиант, стеклянным зрачком.

Кажется, именно при виде этой часовни Кирилл впервые подумал, что о Средневековье речь не идёт. Во всяком случае, о том, что так звалось в том мире, где он вырос. Это сооружение из странного сна, иномирная готика, не вписывалось в рамки его школьных представлений о человеческой истории.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});