Проданная мафии (СИ) - Эванс Найн

— Но бассейн — то в том доме будет? — через некоторое время интересуется Саттон, допивая остатки чая, которым с ним делится Нэнси.

— Конечно будет, — пылко отвечает Паркер, начиная живо описывать своё будущее жильё.

У неё давно вылетело из головы то, что она как бы не свободная личность, и что Саттон никуда её не отпустит, пока не вернёт свои деньги и не найдёт её брата.

Никто не слушал о её мечтах. Никому не было интересно, никого это не волновало. Нэнси должна была жить настоящим, иметь стабильную работу и заботиться о брате. Нэнси не положено было иметь мечты о будущем, в котором нет никаких обязанностей и проблем. Но рядом с Чарли, именно в этот момент, в этой комнате и на этом самом диване отчего-то хочется их иметь.

— Хорошо, — приваливается Саттон на спинку дивана, и скатывается в сторону, оказываясь ближе к девушке. — Я люблю плавать.

И Паркер пропустила бы последние слова мимо, если бы их с мужчиной плечи не соприкоснулись. Её не прошивают насквозь электрические разряды, и ужас тоже не посещает. В ней не остаётся желания отпрянуть и сбежать подальше. Нэнси спускается чуть ниже и опускает голову на плечо Чарли. Она устала, и это чересчур хороший момент, чтобы его портить.

‍Чарли переплетает свои пальцы с пальцами девушки и глядит в темноту. Говорить больше ни о чём не хочется. Усталость наваливается на него. Последние недели и правда были тяжёлыми. Он не признается в этом, но иногда появляется желание всё бросить и уйти. Не ради какого-то призрачного счастья, высокой мечты или цели, нет. Уйти, отыскать пещеру и залечь там на долгую и долгую спячку.

— Каково было жить в приюте?

— Нормально, — Чарли пожал бы плечами, но любое движение неуместно.

— Ты хотел, чтобы тебя забрали приёмные родители?

— Я хотел, чтобы меня забрали мои родители, — поправляет Саттон. — Зачем мне чужие? — он усмехается. — Пока другие дети выбегали при появлении пар и пытались продемонстрировать себя с лучшей стороны, я оставался в комнате.

— Ты не хотел семью?

— Мне не нужны заменители, — звучит резко и категорично. — Я не принимаю суррогаты и терпеть не могу подделки. Если мои родители отказались от меня, значит так было нужно, значит они не сумели по-иному. И оказаться в приёмной семьей то же самое, что согласиться быть обманутым всю свою жизнь.

— Все дети хотят, чтобы рядом были близкие, — Нэнси поворачивает голову к мужчине, пусть и не видит его. — Чтобы чувствовать родное плечо, чтобы ощущать поддержку. Разве не об этом поют все музыканты, задевая тему сирот и приютов? Семья главное для человека. Какой бы она ни была, — поджимает Паркер губы.

Чарли сильнее сжимает ладонь девушки, ощутив тревогу от её последних слов. Она продолжает держаться за эти постулаты, а они, как якорь, тянут её вниз. Она насмотрелась на любовь родителей, и думает, что и своих детей они любили так же сильно. Рациональная Нэнси, на плечи которой взвалилось множество обязанностей, понимает, что мама с папой отдавали всех себя друг другу, и у них ничего не оставалось для детей. А маленькая девочка, живущая в Паркер, верит в семью и любовь родственников, и в брата своего ублюдка тоже верит.

— У меня есть семья, — не для себя, для неё говорит Саттон. — Винсент моя семья, и все те, кто рядом с нами. Все те, кто заботится обо мне, и о ком забочусь я, — он замолкает. — Ты…

Мужчина проглатывает последние слова. Нет. На такое он не готов. Одно дело беспокоиться о ком-то, пытаться помочь, открыть глаза, а другое… Назвать Нэнси семьёй, значит наплевать на собственные принципы. Все его близкие связи закалялись годами. Они переживали падения и взлёты, богатство и бедность, неудачи и счастья. И пусть при взгляде на Паркер в Чарли просыпается инстинкт оберегать и защищать, она не его семья.

Нэнси всё слышит и выпрямляется, поднимая голову от плеча мужчины. Воздух вдруг застревает в горле, не позволяя вздохнуть. Паркер облизывается и выпутывает свою ладонь из мягкого плена. Сумятица в голове заставляет её вскочить с дивана.

— Что-то случилось? — Саттон тоже поднимается.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Уже поздно, — находит девушка подходящее оправдание. — Пора спать.

Чарли вытаскивает из кармана мобильный и глядит на часы.

— Ты права, — соглашается он. — Пора в кровать.

Нэнси спешит и, развернувшись вбок, ударяется коленом о тумбочку, с которой валится пустая посуда для попкорна.

— Аккуратнее, — предупреждает мужчина.

— Нужен свет, — объясняет девушка.

— Дельный совет, — усмехается Саттон. — Но, увы, ты не включила его, когда проходила сюда. Иди сюда.

Не спрашивая, Чарли поднимает Нэнси на руки. Он знает этот подвал, как и любой другой уголок в этом доме, и прекрасно ориентируется. Паркер не издаёт ни звука и не дёргается, пока они поднимаются по лестнице к свету. Но и оказавшись на кухне, девушка не спешит передвигаться на собственных ногах.

Нэнси немного поднимает голову и видит подбородок мужчины и кончик его носа. Саттон чувствует пристальный взгляд и улыбается.

— Тебя уложить в постель или…

Он улыбается, видя, как возмущённо взирает на него Паркер и спускает её с рук. Девушка касается ручки двери и замирает.

— Это был хороший вечер, — шепчет Чарли в вихрастую макушку и оставляет на ней поцелуй. — Спасибо, и спокойно ночи.

Раздаются удаляющиеся шаги, а после хлопает дверь. Нэнси поворачивает голову, куда ушёл мужчина.

— Спокойной ночи.

Глава 24

Птица рвётся на волю даже из золотой клетки.

Очередное утро для Нэнси в чужом доме оказывается тёмным и дождливым. Девушка специально смотрит на часы, чтобы убедиться, что уже утро, а не поздний вечер. Стрелки показывают восемь часов. Паркер снова глядит в окно.

— Чувство, будто солнца и не существует вовсе.

С первого этажа раздаются знакомые голоса, и Нэнси закатывает рукава кофты, заходя на кухню.

— С добрым утром, — здоровается Нил и толкает в бок брата, который уже успел набить рот остатками вчерашнего ужина. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — приближается девушка к шкафу с крупами и банками. — А что такое?

— Да…

— Ничего, — снова толкает Нил брата в бок, вынуждая замолчать. Нэнси конечно хорошая, и нравится им, но нельзя говорить лишнего. — Погода сегодня отвратительная, — замечает он, переводя тему.

— Не то слово, — поддакивает Пол. — И такое продлится неделю. Ты можешь себе представить? И так тоска с унынием, а теперь ещё и солнышка не будет. Я отказываюсь от такой осени, ребята.

Паркер вытаскивает из шкафа банку с соусом и возвращается к столу, поглядывая на парней краем глаза, прикидывая в уме, о чём они могли говорить. Они и ранее интересовались её самочувствием и настроением, но то, как Пол заткнул брата… в этом было что-то подозрительное.

— Винсент вчера был здесь, — догадывается девушка.

Братья переглядываются.

— Ага, заезжал к боссу по делам, — подтверждает её догадку Нил.

— И был он не в настроении, — продолжает Нэнси.

А если он был не в настроении, то это могло коснуться и Паркер. Стоит лишь вспомнить их предыдущие взаимодействия. Но она его не только не видела, но и не слышала.

— Мы не знаем, — опускает Пол глаза к столешнице и в очередной раз пихает брата, заставляя его заткнуться.

А девушка и не собирается ничего спрашивать, понимая, что лучше не ворошить осиное гнездо и не лезть, куда не просят. Пока она в состоянии держаться подальше от проблем, то не станет ничего менять. Это не её дом, не её мир и не её люди вокруг. Всё здесь чужое и не стоит искать никаких точек соприкосновения с неизвестностью. Даже после ночных разговоров.

Нэнси не перестаёт думать о том, что было ночью. Даже во сне Саттон не оставлял её. Она не видела его лица, также, как и ночью, но слышала голос. Такой глубокий и приятный. Он нашёптывал ей что-то нежное и успокаивающе обволакивал её. Она погружалась в мужской голос, как в тёплую воду, и уходила всё глубже без возможности вернуться назад. Было что-то ещё. Что-то, заставившее девушку очнуться с бешено бьющимся сердцем, и она рада, что не помнит ничего. Ибо знает, неправильно думать в таком ключе о том, кто стал твоим тюремщиком.