Мы — разведка. Документальная повесть - Иван Бородулин

Высота 168 находилась за озером, а на пути к ней — почти посредине озера, чуть ближе к противнику — возвышался скалистый островок. На него-то мы и прицелились. Во-первых, оттуда было рукой подать до вражеской обороны, а во-вторых, там в расщелинах можно укрыться от минометного и артиллерийского огня. Мы провели на острове несколько ночей, а временами по двое, по трое ходили до самых заграждений противника, чтобы слушать его траншеи. На седьмую ночь трое разведчиков, спустившись на лед, чтобы идти к высоте, наметили на снегу телефонный кабель и следы. Они тянулись в сторону нашей обороны, а другим концом уходили к сопке Горелой. Мы решили, что к нашим позициям на Орлином гнезде по льду озера подобралась разведка противника с телефонной связью. Отправив двоих ребят предупредить командование, мы решили провод пока не трогать, а когда немецкие разведчики утром пойдут обратно, встретить их как полагается.

Ребята укрылись внизу в нише скалы, защищавшей от ветра, а мы с Ваней Ромахиным остались наверху. Пристально всматриваемся в темноту: в любой момент может появиться враг. Когда стало светать, мы заметили, что в мертвой зоне под высотой Орлиное гнездо у нашей обороны действительно находятся немцы, но не маленькая группа наблюдателей, а человек восемьдесят-сто. Сразу же выпускаем длинные очереди из автоматов, даем немцам понять, что обратный путь через озеро им отрезан. Но, к нашему удивлению, гитлеровцы не стали отходить. Казалось, они не придавали никакого значения тому, что за спиной у них появились русские автоматчики.

«Ага, — думаю, — нас не хотят принимать всерьез? Что ж, мы еще заявим о себе, не век же им торчать под нашей обороной!»

Небо посерело, и немцы задвигались. Посылаю Ромахина вниз привести ребят, но едва связной успел спуститься со скалы, как гитлеровцы открыли по острову густой минометный и артиллерийский огонь. На мое счастье, мины и снаряды рвались большей частью на южной и западной стороне островка, а на скалу, где я лежал, не упало ни одного снаряда. Я увидел, что с высоты Горелой навстречу своим разведчикам выходит большая группа немцев. Но их тут же загнал обратно огонь нашей артиллерии.

Однако немецкая рота разведки двинулась прямо на остров, а мой взвод не мог подняться из-за сильного огня, который гитлеровцы не прекращали ни на минуту. Цепь немецких солдат быстро подошла к острову, и, прячась за камнями, начала подниматься прямо на мою вершинку. Ни убежать, ни спрятаться. Один против целой своры. Ну уж коли отдавать жизнь, то подороже!. Жду еще пару минут и нажимаю спусковой крючок. Ужас! Затвор автомата медленно скользит в пазах. Понимаю, что виновата загустевшая на морозе смазка. Сорвав кольца с гранат, бросаю их одну за другой в фашистов. Становлюсь на лыжи, лечу к обрыву и — будь что будет — прыгаю вниз с высоты примерно пяти-шести метров на лед озера. Тут же чувствую сильный удар в спину и вижу красное небо, красный снег, красное озеро — все кругом красное. Оказалось, какой-то фриц запустил в меня ракетой. Спас меня плотный полушубок. Приземлившись на лед, я услышал треск сломавшихся лыж и, почти ничего не соображая, машинально побежал по направлению к высоте Горелой, занятой противником. Немцы, ослепленные ракетой, начала потеряли меня из виду, а потом начали палить в ту сторону, куда я должен был убегать, по их расчетам.

Все еще в каком-то ошалелом состоянии я добрался до самого подножья вражеской высоты, прошел немножко вдоль ее склона, а затем тронулся напрямик через свое минное поле к Орлиному гнезду. Как я выбрался из всех передряг того дня, не понимаю до сих пор. От ребят взвода я потом узнал, что стрелявшие в меня немцы спокойно ушли на высоту 168 без единой потери. Мои разведчики в это время сидели, затаившись в расщелине скалы, и не смели высунуть нос. Это они правильно сделали — их перещелкали бы как куропаток.

Через некоторое время ребята добрались до своих траншей, и только тут, отдышавшись и перекладывая в памяти случившееся, мы поняли, что излишняя самоуверенность и расчет на глупость врагов прямиком вели нас на тот свет, а спасла взвод только редкая и странная случайность, которая бывает один раз за войну.

Урок, который преподали нам фрицы в январе 1943 года на заснеженном скалистом островке, разведчики крепко запомнили и потом в подобных ситуациях вели себя в тысячу раз бдительнее, а главное с уважением относились к противнику, к его способности быть не глупее нас самих.

Конфузная и одновременно счастливая для нас стычка с немцами на островке не изменила намеченного плана брать «языка» с высоты 168, и мы продолжали подготовку к операции, проводили тренировочные занятия. Определили группу захвата: мы с Ромахиным, Иванов, Крылов, Гришкин и Верьялов. Первая тройка непосредственно захватывает «языка», а остальные обеспечивают безопасность с флангов. Группа прикрытия должна была засесть на островке против высоты 168 и находиться там до конца операции, действуя в зависимости от обстановки.

Вот и конец хлопотам. Сегодня в ночь — поиск. Значит, надо сделать все, чтобы ребята не думали о предстоящем деле, отдохнули, проветрили головы. Таков закон разведчиков. Тут на помощь приходит испытанное боевое средство — песни. Песни в тихой вечерней землянке не только отвлекали, но и давали подсознательную волевую зарядку, будили в человеке жизненную энергию.

Группа прикрытия ушла на островок, а мы шестеро собрались в большой землянке. Дима Иванов подстраивает гитару, и Николай Верьялов тихо запевает нашу любимую:

Вьется в тесной печурке огонь,Не поленьях смола, как слеза…

Николай поет с заметным татарским акцентом, и оттого песня звучит еще трогательнее. Тихо, но дружно вступают наши голоса, из которых особенно выделяется высокий тенорок Дудочки.

…И поет мне а землянке гармоньПро улыбку твою и глаза.

Пальцы Димы Иванова, длинные и тонкие, плавно перебирали струны, и как-то не верилось, что они могут крепко сжимать кинжал. Потом пели опять грустную песню о разведчиках, сочиненную, должно быть, где-нибудь в землянке:

Закури, дорогой, закури.А назавтра до самой зариНе приляжешь, уйдешь опятьВ ночь глухую врага искать.На плечах поносилась шинель,Впереди тебя ясная цель.Вижу я по туману волос —Много выстрелов ты перенес.

Потом мы долго сидели и молчали, думая каждый о своем, пока не пришел посыльный: «Явиться к начальнику разведки полка!»

Натягиваем белые маскировочные костюмы, берем оружие и выходим. В землянке у капитана Терещенко сидит начальник штаба полковник Каширский. Он-то и дает приказ — захватить контрольного пленного, особо подчеркивая, что командование полка давно не имеет свежих данных о противнике. Потом офицеры по-дружески желают нам удачи.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ЧП

Мы подходили к своему переднему краю, когда повалил густой снег и разыгрался сильный северо-западный ветер. Это нас не удивило и не встревожило: север остается севером, и пурга для него не диковинка. Однако, выбравшись из траншеи, мы ослепли — буран застилал глаза и все вокруг. Двинулись гуськом, почти касаясь друг друга.

Согласно намеченному плану, группа захвата должна присоединиться на островке к группе прикрытия к двадцати трем часам. А мы вот уже третий час кружим в непроглядной снежной пелене и не можем понять, где земля и где небо. Пробуем пустить ракету, но она, едва выскочив из ствола, тут же пропала в белесой мгле. Хуже всего угнетала неизвестность: где мы находимся в настоящее время? Может, в тылу противника, может, на ничейной земле, или, может, в своем тылу.

Не можем даже определить, что под ногами — лед озера или каменистый склон сопки, — все кажется ровным и гладким.

К четырем часам утра мы выбились из сил, но лечь и отдохнуть не могли — через несколько минут нас бы закрыло сугробами. Мы бредем, цепляясь друг за друга, бредем, не зная куда. Идущий впереди падает. На него валюсь я, на меня Ромахин. Иванов, чертыхаясь, держится за колено — оказывается, он наткнулся на колючую проволоку. Это был верхний ряд проволоки заграждения, почти полностью занесенного снегом. Минут двадцать нам потребовалось, чтобы откопать рогатку и установить ее происхождение. Она была немецкой, к тому же только гитлеровцы ставили пружинистую стальную проволоку, наша была железной, мягкой. А когда мы обнаружили подвешенный немецкий фугас, исчезли последние сомнения: перед нами — вражеская оборона. Решили, что упускать такой случай нельзя, тем более, что теперь мы знаем, в каком направлении надо отходить к своим. Расстояние от проволочных заграждений до траншей обычно не превышает пятидесяти метров. Пригнувшись, идем вперед. Ползти необходимости не было, так как снег по-прежнему валил густой стеной. В немецкую траншею попадаем несколько неожиданно, просто обваливаемся туда вместе со снегом. Слева от меня Иванов, справа Ромахин. Вдруг вижу, как Иванов бросается на дно траншеи и начинает возню. Одним прыжком подскакиваю, и тут же немец в маскхалате, освободившись на какое-то время из объятий Иванова, дает автоматную очередь. Ныряю под немца, чтобы, распрямившись, рывком выбросить его из траншеи, но в тот же момент получаю тяжелый удар по голове и падаю. Очнувшись, вижу, что около меня хлопочет Ромахин, а Иванов и Верьялов выволакивают фрица из траншеи.