Тени Лордэна - Алессандр Рюкко

болезненно щипавшим едва покрывшиеся корками раны. После омовения его одели в мешковатые льняные штаны и предложили последнюю трапезу из тёмного хлеба и молока, от которых он отказался.

Горячие солнечные лучи, проходя сквозь толстые прутья чугунной решётки, падали на жилистую спину, вычерчивая на ней светлые квадраты и тёмные полосы поверх колдовских татуировок. Янс сидел, обхвативши колени руками, прижавши их к груди и положив на них обожжённую голову. Его полуприкрытые глаза были неотрывно обращены на деревянный пол его узилища, а узкие губы всю дорогу оставались плотно сжатыми вместо того, чтобы наспех зачитывать душеспасительные молитвы.

Долгожданное появление приговорённое взбудоражило жадных до крови горожан. Подняв новую волну гвалта и пихаясь изо всех сил, они хлынули к конвою, с трудом пробивавшему путь сквозь бесноватую толпу. Со всех сторон зазвучали грязнейшие ругательства и страшнейшие проклятия, а на злополучную клетку посыпался дождь из тухлых яиц, прогнивших фруктов, а также плевков и фекалий, не только животных, но и людских. Половина из этих даров пролетала мимо цели и попадала назад в толпу, в лошадей, в гвардейцев и в несчастного возницу, еле успевавшего протирать рукавом лицо, но и оставшейся половины вполне хватило для того, чтобы в считанные мгновения Янс оказался завален смердящим мусором по самые уши. И хотя длина цепей позволяла ему дотянуться до головы, он не стал отряхиваться, ровно как и защищаться. Он не поднял глаз, чтобы хоть раз взглянуть на раскрасневшиеся от полоумного гнева лица людей, которых он прежде намеревался спасти от тайного зла. Он попросту не видел и не слышал их.

Телега остановилась у эшафота. Ехавший впереди Одвин спрыгнул со спины уставшего скакуна и снял с пояса кольцо с большим кольцом, однако, увидев до какой степени оказалась загажена клетка, брезгливо поморщился и передал ключ одному из стражей. Когда тот отворил тяжёлую дверцу, капитан приказал Янсу выбираться из клетки, однако преступник не обратил внимания на его слова, и Одвин вновь отдал поручение стражу. Проклиная офицера-чисторучку, парень залез в клетку и мощным ударом ногой в спину выпихнул убийцу наружу. Безвольный узник словно мертвец повалился на брусчатку, разбив о неё едва зажившие губы.

Внезапный приступ боли Янса в чувства. Немного приподнявшись на искалеченных руках, он обвёл обступивших его стражей по-прежнему бесстрастным взглядом и без приказа, но не без усилия поднялся на босые ноги. Стоило ему это сделать, как Одвин больно ткнул его в бок дубинкой, затем махнул ей в сторону крутой лестницы, а когда осуждённый послушно поплёлся к ней, то подогнал его хлёстким ударом по заднице.

Получив ещё несколько тычков и пинков во время неспешного и трудного подъёма, уставший Янс взошёл на эшафот, и тут же его изнеможденное лицо осенила нежнейшая улыбка.

— «Ну, здравствуйте, мои любимые», — мысленно обратился он к представшим перед ним людским теням. — «Долго же вам пришлось меня ждать, особенно тебе», — Янс посмотрел в сторону петли, и та мановением незримой руки едва заметно качнулась в сторону. — «Не бойся, дорогуша, теперь я весь твой и только твой. Я больше не стану убегать».

Одетый в кожаный фартук мясника, короткую накидку и высоко стоявший чёрный колпак палач привычно грубо схватил впавшего в блаженство смертника и поставил его посреди эшафота лицом к бушевавшей толпе.

— «Куда же без вас всех», — подумал Янс оглядывая собравшуюся на площади орду безмолвных мертвецов, чьи стеклянные глаза сияли тусклым зеленоватым светом, словно россыпь звёзд на ночном небе, и все они были прикованы к одному единственному человеку, по чьей вине их земной путь был оборван раньше отмеренного срока. Морщинистые старцы с залитыми кровью бородами стояли подле молодых, зарезанных и задушенных девушек, державших на руках грудных младенцев, чьи лица были не по возрасту полны великой мудростью и безмерной тоской. — «Подождите ещё немного и сочтёмся за всё».

Часы на городской ратуше пробили полдень. С последним ударом колокола на эшафот поднялся толстый гном в роскошном и до нелепости вычурном бархатном одеянии первого глашатая Сената и встал за высокую кафедру. Подняв раскрытые ладони над головой, он горячо поприветствовал отзывчивую публику, дождавшуюся заветного представления. Когда же ревущая толпа наконец-то угомонилась и обратилась в слух, гном развернул в воздухе огромный свиток и принялся зачитывать приговор.

— Сегодня перед лицом достопочтимых горожан славного Лордэна и перед лицом всех Богов пристаёт злодей-иноземец. Мы приняли его в своём доме с распростёртыми руками, а в ответ он пролил кровь невинных, — феноменально низкий, вязкий, тёплый и насыщенный бас нёсся по воздуху, не теряя силы и звучности, так что в даже самых дальних уголках площади его было слышно так, словно глашатай кричал над самым ухом.

Ещё до того, как из бездонной глотки гнома вылетели первые звуки, Хромос, не обращая внимания на возмущение окружавших его людей, стал силой пробиваться к эшафоту, где его ожидало плотное кольцо оцепления из стражей. Достать меч посреди толпы он не мог, да и ранить простых людей он тоже не желал, а потому капитан намерился прорвать живую стену при помощи внезапной магической атаки, которая должна была оглушить пару щитоносцев. Вслед за этим он собирался взлететь на подмостки и немедленно вступить в ожесточённую битву с Одвином ещё до того, как стражи осознают произошедшее и поднимут тревогу. Памятуя чуткость демонов, Хромос не питал и малейшей надежды застать нечисть врасплох, но он всецело рассчитывал на то, что чередой смертельных атак он вынудит оборотня так или иначе явить свою истинную сущность перед всем народом. Ну а дальнейших действиях он особо и не думал, ощущая ту чудовищную пропасть, которая отделяла его от этого заветного исхода.

— Безымянный преступник, ты обвиняешься в десяти жестоких убийствах: восьми почётных горожан, среди которых было шестеро доблестных стражей, погибших во имя защиты народа, и двух благородных иноземцев, пришедших в наш город с добрыми намерениями.

Время стало вязким и медлительным, с каждым шагом удары распалившегося сердца становились всё более гулкими и сильными, посылая кипящую кровь к натянувшимся мышцам.

— Сверх всего вышеперечисленного ты посмел задумать против нас великое злодеяние и совершил кощунственное покушение на священную жизнь ещё одного нашего дражайшего гостя, славного посланника Эрсума — достопочтимого Антосия, герцога Уфирийского, с подлой целью рассорить наши великие государства и развязать между ними бессмысленную, кровопролитную войну.

Обострившиеся до предела чувства намертво впились в противников, улавливая мельчайшие движения их тел и глаз, дабы разогнавшийся разум мог предугадать их следующий шаг, и Хромос словно наяву