Путешествия к Лобнору и на Тибет - Николай Пржевальский

Кстати еще о китайцах. Прежние нелепые слухи, которые они впереди нас распускали, не только не унимались, но даже возрастали. Так, в Сампуле ходил теперь приказ о том, чтобы не продавать нам, если пожелаем, ни малейшего клочка земли, хотя бы в один квадратный аршин. Китайцы уверяли туземцев, что мы посадим на таком клочке иву, которая станет расти необычайно быстро и вскоре оттенит своими ветвями большое пространство. Тогда, по словам китайцев, русские никого не станут пускать под эту тень и всю ее площадь объявят своей собственностью. Затем по-прежнему шел слух, что в больших ящиках, где везлись наши коллекции, спрятаны солдаты, которые, для экономии места и продовольствия, замурованы в большие яйца, как цыплята. Невежественная толпа, конечно, верила подобным нелепостям и в больших оазисах заметно сдержаннее выражала нам свои симпатии; тем более что туземцам воспрещено было теми же китайцами без нужды показываться нам на глаза. Когда после истории с хакимом мы перешли на прежнюю большую дорогу, то по пути почти никого из жителей не встречали; даже базар, бывший в тот день в поселении Лоб, оказался временно пустым.

Наблюдение осеннего пролета птиц. Ввиду сильных жаров, которые еще день в день стояли, и невозможности при такой погоде итти вниз по Хотанской реке, мы решили провести целую неделю в восточной окраине оазиса Сампула на болотистом урочище Кутас, где можно было с удобством наблюдать усилившийся теперь осенний пролет птиц. Вышеназванное урочище лежит недалеко к югу от большой кэрийско-хотанской дороги и представляет собой довольно обширную солончаковую площадь, обильно поросшую тростником, местами же покрытую болотами, образуемыми, как и при всех почти оазисах, стоком воды, их орошающей. Только болота этого рода совершенно не походят на наши, ибо перегноя в них нет вовсе; взамен его лежит тонкий слой размокшей и липкой лёссовой почвы. Водяным и голенастым птицам здесь мало поживы; но они при своих перелетах поневоле временно останавливаются на таких местах, за неимением лучших. Кроме тростника (Phragmites communis), который всюду теперь жали туземцы для зимнего корма скота, на том же урочище росли: стелющийся по влажной солончаковой глине колючий Crypsis aculeata, ситовник (Scirpus uniglumis), жабик (Juncus bufonius), сизозеленка (Glaux maritima), одуванчик (Taraxacum sp.), Triglochin palustre, словом – обыкновенные представители здешней болотной флоры.

Обращаясь собственно к осеннему пролету птиц, следует сказать, что общие выводы относительно этого пролета уже изложены в конце восьмой главы настоящей книги. Теперь можно дополнить их лишь некоторыми частностями, которые, для избежания разрозненности, будут обнимать наши наблюдения за всю осень 1885 г. Начну с того, что еще в конце июля в Кэрийских горах встречено было нами несколько пролетных удодов (Upupa epops);[1016] отлет их из котловины Тарима, вероятно, происходил во второй половине августа и в начале сентября. В первых двух третях августа в пролете замечено было только шесть видов: славка (Sylvia minuscula), которая часто попадалась по зарослям тамариска, обыкновенно была и на Хотанской реке в сентябре; белая плисица (Motacilla personata), осенний пролет которой продолжался до половины, а единичными экземплярами до конца сентября, встречалась также часто; деревенская ласточка (Hirundorustica), отлет которой, вероятно, происходил во второй половине августа и в начале сентября, но как-то был мало замечен; береговик серый (Actitis hypoleucus), полуночник (Caprimulgus europaeus) и каменный дрозд (Petrocincla saxatilis) встречались изредка единичными экземплярами.

В последней трети августа пролет усилился. В особенности теперь летели голенастые, а в конце месяца (с 26-го числа) разные утки (Anas boschas, A. acuta, A. querquedula и др.), стайки которых большей частью пролетали прямо на юг, мало останавливаясь на болотах возле Сампула и Хотана; валовой утиный пролет происходил в первой половине сентября. Всего, кроме уток, которых при высоком их пролете, трудно было распознать, в последней трети августа наблюдалось в пролете 16 видов птиц, а именно: песочник Темминка (Tringa Temminskii), единичный экземпляр которого еще в конце июля был встречен в Кэрийских горах; два вида ржанок (Charadrius xanthocheilus, Eudromias crassirostris;), четыре вида куликов-улитов (Totanus glottis, Т. glareola, T fuscus, Т. stagnatilis), зуек приморский (Aegialitis cantianus), два вида бекасов (Scolopax gallinago, S. stenura), турухтан (Machetes pugnax), белый аист (Ciconia boyciana), чепура-волчок (Ardeola minuta), стриж башенный (Cypselus murarius), черногорлый чекан (Saxicola atrigularis) и сарыч (Buteo vulgaris). За исключением уток, впрочем, также не особенно многочисленных, из других вышепоименованных птиц несколько чаще встречались лишь – зуек приморский, улит большой, улит болотный, турухтан, бекас и черногорлый чекан.

Та же бедность птичьего пролета продолжалась и через весь сентябрь, проведенный нами до 7-го числа в Хотанском оазисе, а затем в пути вниз по рекам Юрун-каш и Хотанской. В первой трети названного месяца в пролете наблюдались: серая и белая цапли (Ardea cinerea, A. alba), первая на болоте возле Хотана в достаточном числе, последняя там же лишь в нескольких экземплярах; сукалень чернохвостый (Limosa melanura), однажды стадом более сотни экземпляров; водяная курочка (Ortygometra Bailloni), камнешарка северная (Strepsilas interpres) и орлан долгохвостый (Haliaetus macei) – в незначительном количестве. Во второй трети сентября по р. Юрун-каш на отлете замечены: черногорлый дрозд (Turdus atrigularis), в большом числе также зимующий в котловине Тарима; несколько маленьких стаек обыкновенных скворцов (Sturnus vulgaris), часто здесь гнездящихся; черный аист (Giconia nigra) в одиночку и парами, но немного; баклан (Phalacrocorax carbo), лысуха (Fulica atra) и серый гусь (Anser cinereus)[1017] – три последних вида лишь по нескольку экземпляров. Наконец, в последней трети сентября на Хотанской реке встретились единичными экземплярами, вероятно, запоздавшие: лесная щеврица (Anthus arboreus), серебристая чайка (Larus argentatus?) и скопа (Pandion haliaetus).

Река Хотанская неудобна для осеннего по ней пролета птиц – раз, потому, что в большей части своего течения в это время года совершенно безводна; затем не имеет по берегам озер или болот; наконец, в туграковых здесь лесах и в джангалах нет ягод и очень мало насекомых (кроме комаров, а летом оводов) для пищи мелких пташек. На Яркендской же реке, обильной водой и более подходящей по своему направлению для пролетных из котловины Тарима птиц, мы застали еще 7 октября валовой пролет серых гусей, частью уток и бакланов; встречались еще в это время здесь и чайки (Larus ichthyaetus, L. argentatus?). Пролетают ли осенью в достаточном числе вверх по той же реке мелкие пташки – не знаю. Вернее, что главный их путь лежит еще западнее.

Климат августа. Теперь уже близился конец августа, который сполна был проведен нами в районе от оазиса Чира до Хотана включительно на одинаковой абсолютной высоте в 4500 футов.

Описываемый месяц, средняя температура которого вышла +24,1 °C, прежде всего характеризовался сильными и постоянными жарами, доходившими до +35,3 °C в тени в 1 час пополудни. Песчаная же почва в оазисе Чира нагревалась в это время до +68,5 °C.[1018] Подальше от оазисов в сплошных сыпучих песках нагревание как воздуха, так и самого песка, вероятно, было еще сильней. Ночи также постоянно стояли жаркие, душные, ибо небо как днем, так и ночью оставалось весьма часто облачным или пасным. Ясно-пыльных дней считалось в августе 8; пасных также 8, и облачность, вероятно, происходила оттого, что дождевой период в соседнем Тибете в августе еще продолжался и к пустыне выносились обрывки тибетских туч. Однако здесь в продолжение всего описываемого месяца лишь трижды крапал дождь. Та же облачность умеряла температуру, которая, конечно, была бы еще выше при непокрытом небе.

Гроз в течение августа не было ни одной. Бурь также не было, но дважды ветер достигал средней силы и поднимал в воздух тучи пыли. Впрочем, даже умеренный ветер взметал эту пыль, которая более или менее густо постоянно наполняла атмосферу.[1019] Сами ветры (слабые или умеренные) дули почти исключительно с запада; затишья случались очень часто.

Лишь в конце описываемого месяца температура немного понизилась – днем до +23,8 °C, ночью до +18,3 °C. Однако наступление осени совершенно не было заметно, и листья на деревьях еще нисколько не пожелтели. Культурная же растительность в это время (в Хотане) находилась в следующем состоянии: виноград, арбузы, дыни поспели, персики отходили; гранаты, яблоки и груши еще не созрели; рис был зелен, кукуруза и хлопок поспевали.

Переход в Хотан. Проведя неделю в урочище Кутас, мы направились отсюда в Хотан, до которого оставалось только 20 верст. Весь этот путь лежал сплошными оазисами – сначала Сампула, а потом Юрун-каш. Наружный их вид был тот же, что и для всех здешних оазисов: глиняные сакли, мало заметные в сплошной зелени, глиняные же возле них заборы, арыки, обсаженные деревьями, сады, огороды, наконец, миниатюрные поля, засеянные теперь исключительно кукурузой, изредка хлопком. Ячмень и пшеница сжаты были еще в средине лета. На месте первого вторично засевается кукуруза; на пшеничном же поле сеют просо или редьку. Задержкой весенних посевов служит здесь неимение воды, которая в достаточном количестве является лишь с половины мая. Урожай, по словам туземцев, бывает для пшеницы и ячменя сам-10-16, для кукурузы сам-20-30. Однако цифры эти, вероятно, уменьшены против действительности. Возле жилых саклей нередко устроены небольшие цветники, иногда же беседки из тыквы; кроме того, цветы (бархатцы, астры) садят на крышах саклей, по заборам, над воротами, даже на глиняных стойках мелочных лавок. Благодатный лёсс всюду доставляет пригодную для того почву. Невысокие глиняные заборы обыкновенно огораживают лишь сакли и сады; поля же, хотя бы возле больших проезжих дорог, остаются открытыми. Помимо кукурузы на них местами мы видели теперь зрелые арбузы и дыни, которых, однако, никто здесь не ворует. Но изредка попадались нам сакли, где глиняный забор сверху был густо убран колючими ветками джиды. На вопрос: к чему это? – туземцы объясняли, что подобную защиту делают хозяева, имеющие красивых молодых жен, на верность которых особенно не могут полагаться.