Похищение чародея - Кир Булычев

— А мамочка дома? На работе? Ну конечно же, на работе.

Снова пауза.

— Конечно, Сонечка, — сказал муж. — Я еще в командировке. Я по междугородному звоню. Ты только не плачь, пожалуйста, не плачь. Конечно, позвоню… Ты покушай, согрей котлетку. До свидания, я позвоню.

Муж осторожно положил трубку, будто боялся кого-то разбудить. Сашок встретился с ним взглядом и понял: надо что-то сказать.

— Дочка ваша? — спросил он.

— И не говорите, — ответил муж. — Я буквально ничего не понимаю.

Хозяин был в таком отчаянии, словно ломал руки, хотя руки оставались неподвижными.

— А чего не понимаете?

— Я не понимаю, что происходит! Я готов повеситься. Честное слово, я не преувеличиваю. Вчера я взял бюллетень, потому что не могу глядеть в глаза моим коллегам.

— Может, к экстрасенсу обратиться? — спросил Сашок. — Я слышал, они помогают.

— Мне никто не поможет, потому что я подлец, — сообщил муж. — Я бросил семью, я бросил Сонечку и Оленьку, я оставил Викторию. Но почему? Ответьте мне, почему?

— Не знаю, — сказал Сашок. — Я не в курсе.

— Да, я виноват, я сам виноват. Я увлекся Дарьей Павловной. Но мое увлечение оставалось в рамках, простите, банального служебного романа. Я не предполагал, что так кончится.

— Чего кончится?

— Что я уйду из дома, что я перееду сюда, в этот кошмарный дом! Почему я это сделал? Почему я тут живу? Почему я должен мыть руки шесть раз в день и носить егерское белье?

— Чего?

Муж засучил штанину и показал край нижнего белья.

— А может, вам обратно? — спросил Сашок. — Ваша Виктория покричит, покричит, успокоится. Дело житейское.

— Вы не знаете Виктории. Она — ангел. Она никогда не кричит. Она все молча терпит. Она рыдает ночами. Я представляю, как она укладывает наших девочек и плачет над их кроватками.

Голос мужа дрогнул, большая слеза покатилась по его щеке.

— Извините, — сказал он. — Нервы.

— Вижу, — сказал Сашок. — Это у всех теперь. Я сейчас у одного человека был, тоже на нервы жалуется.

— Как паровоз по рельсам, — произнес муж. — Как будто меня несет какая-то дьявольская сила. Даю вам честное слово — я ни сном ни духом не намеревался покинуть Викторию.

— Дьявольская, говорите?

— Я не отдавал себе отчета. Я пришел домой, хотел посмотреть телевизор, а вместо этого подошел к Виктории и говорю: «Сообщи детям, что я нашел счастье с другой женщиной». Я этого не хотел говорить…

— И давно это случилось? — докторским голосом спросил Сашок.

— Больше месяца. Или меньше? У меня все смешалось.

— Второго мая? — спросил Сашок, который вспомнил дату на расписке.

— Может быть.

Они услышали, как повернулся ключ в замке, и тут же в комнате возникла пышная, вульгарного вида женщина, ярко и слишком модно одетая, с сумкой, на которую пошло как минимум четыре синтетических крокодила.

— Павлик! — воскликнула она с порога. — Ты скучал?

И тут она увидела Сашка, который поднялся при ее появлении.

— Это что еще такое? — спросила она. — Если телевизионный мастер, то я вызывала на ту неделю.

— Нет, — сказал Сашок. — Поговорить с вами надо. По личному вопросу.

— Погодите, — сказала Дарья Павловна и твердыми шагами подошла к мужу. — На тебе лица нет, — сказала она. — Буквально нет лица. Ты опять переживал? Эта гадюка звонила?

— Мне никто не звонил.

— Молчи. По глазам вижу, что звонила. Так вот, учти и скажи ей, что, если она еще будет мне телефон обрывать, я ей ноги вырву.

— Она ни разу не звонила.

— Не перечь, ангел мой, — ответила Дарья Павловна, резким движением открыла резной шкаф черного дерева, который оказался заполнен пачками, бутылочками и упаковками лекарств. Она шустро покопалась в нем и вытянула на свет три бутылочки и розовый пакетик.

— Сейчас, — сказала она. — Выпьешь успокаивающего.

Она упорхнула на кухню, там что-то загремело, зазвенело.

— Она опять разбила чашку, — тихо сообщил Павлик. — Она всегда бьет чашки, когда переживает за мое здоровье.

Дарья Павловна уже вернулась. В руке ее был стакан, на открытой ладони другой руки — горсть пилюль.

— Быстро, — сказала она. — Все глотай. Быстро.

Павлик покорно проглотил кучку пилюль. Сашку даже страшно стало, сколько лекарств за раз приходится принимать этому человеку. Запил водой. Его острый кадык ходил в такт глоткам, а Дарья Павловна и Сашок смотрели на него.

— Все, — сказала Дарья Павловна. — Все проглотил?

— Все, — сказал Павлик.

— Раскрой рот, — велела Дарья Павловна. — Раскрой, раскрой, наверняка что-то за щеку спрятал, а потом выплюнешь, я тебя, мой котик, уже изучила.

Муж открыл рот, Дарья Павловна по-птичьи заглянула в него, ее большие груди прикоснулись к животу Павлика, и тот постарался втянуть живот. Но Дарья Павловна нажала сильнее и, обняв мужчину, положила ему голову на грудь.

— Я хочу ласки, мое счастье, — сообщила она, не обращая внимания на Сашка.

Сашок смутился и закашлялся.

— Вы здесь? — вспомнила Дарья Павловна. — Пошли на кухню. А ты, ангел, лежи. У тебя бюллетень. И поставь градусник.

Сашок проследовал на кухню за Дарьей Павловной.

— Что за дела? — спросила она, беря с холодильника пачку «Мальборо» и закуривая.

— Я по поводу записки, — сказал Сашок. — От товарища Д.

— Что? — испугалась Дарья Павловна. — Что-нибудь неправильно? Вы только меня не пугайте.

— Нет, я наоборот, — сказал Сашок. — Учтите, мне ничего не нужно. Я ее обратно принес.

— Как так принес?

— Нашел и принес. Чтобы вы ее уничтожили.

— Зачем?

— Чтобы спасти душу, — сказал Сашок.

— Вы что, шутите? Может, вы от этой гадюки, Виктории? Тогда растерзаю.

— Нет, я сам по себе! — воскликнул Сашок. — Я пришел, чтобы освободить вас от дьявола. Ну неужели не понятно? Я пришел помочь.

— То есть как помочь? Нет уж, обратного хода нету. Я на жертву пошла. Я душу отдала ради простого человеческого счастья. И учтите, Павлика я никому не отдам. Я его на ключ запру, я ему, если надо, глаза выколю. Но не отдам, ясно? И катись отсюда со своими гнусными предложениями.

— Я так понимаю, — сказал Сашок, — что вы душу продали за вашего Павлика. А ведь он несчастный. Он своей Сонечке звонит, про уроки спрашивает.

— Зво-нит? — голос Дарьи Павловны поднялся до потолка. — Он же мне обещал!

Она метнулась было из кухни, наводить порядок в доме, но Павлик уже стоял в дверях.

— Погодите, — сказал он. — Что тут говорилось про душу?

— Понимаете, — Сашку было жалко этого человека, но куда больше он жалел девочек и Викторию, которая там у детской кроватки тайком слезу проливает. — Ваша Дарья Павловна вошла в соглашение…

Но что дальше случилось, Сашок так и не понял.

Был грохот, какое-то нападение со всех сторон, был визг и крик, падала мебель, и падал сам Сашок.

А очнулся он уже у подъезда, на мостовой, побитый, исцарапанный, но живой.

И побрел по улице, размышляя, что делать дальше.

Два визита кончились неудачно. Не хотят люди свою душу обратно, потому что, может, и не верят они в душу. А не верят — зачем торгуют? Получается вроде бы обман. Может, прекратить? Отнести расписки в милицию, пускай разбираются. Но это было бы капитуляцией. А Сашку не хотелось капитулировать, потому что хотелось верить в добро.

И он пошел по третьему адресу, к доценту Нечипоренко Семену Семеновичу.

Доцент жил в скромном окраинном кооперативе, на тринадцатом этаже. Он сам открыл дверь.

Доцент, по всем признакам, человек подтянутый, скрывающий полноту за гордой осанкой, что поддерживалась бегом трусцой и утренним бассейном, хорошо причесанный и при галстуке, был взлохмачен и взволнован.

— Принесли? — спросил он. — Давайте на кухню.

— А вы откуда знаете? — спросил Сашок.

— Мне Сидоров звонил. Где?

— В кармане, — сказал Сашок.

— Как в кармане? Я просил шесть банок.

— Каких банок?

— Икры. Черной икры. Сидоров знает.

— А я Сидорова не знаю, — сказал Сашок. — Не знаю я вашего Сидорова.

— Черт знает что, — сказал доцент. — Ни минуты свободной. А вы издеваетесь. Тогда что вам нужно?

— Поговорить.

— Этого еще не хватало! Мне некогда говорить.

— В ваших интересах.

— Мои интересы заключаются в том, чтобы сегодня меня оставили в покое. В двадцать три сорок у меня самолет.

— Куда? — поинтересовался Сашок.

— Куда, куда! Или вы не знаете, или притворяетесь. В Индию. Так вас не Сидоров прислал?

— Я по делу товарища Д, — сказал Сашок тихо.

— Как так по делу? В каком смысле дело?

— В личном.

— Товарищ, я не знаю, кто вы такой. — Доцент Нечипоренко говорил возмущенно, но почти шепотом. — И не понимаю, что меня может связывать с вашим товарищем Д. Я выполнил обязательства. Ко мне не может быть претензии, и попрошу оставить меня в покое.