Сочинения - Валерий Брюсов

Segewold

Святое ремесло

Моя напасть, мое богатство,

Мое святое ремесло!

К. Павлова

Поэт – музе

Я изменял и многому и многим,Я покидал в час битвы знамена,Но день за днем твоим веленьям строгимДуша была верна.

Заслышав зов, ласкательный и властный,Я труд бросал, вставал с одра, больной,Я отрывал уста от ласки страстной,Чтоб снова быть с тобой.

В тиши нолей, под нежный шепот нивы,Овеян тенью тучек золотых,Я каждый трепет, каждый вздох счастливыйВместить стремился в стих.

Во тьме желаний, в муке сладострастья,Вверяя жизнь безумью и судьбе,Я помнил, помнил, что вдыхаю счастье,Чтоб рассказать тебе!

Когда стояла смерть, в одежде черной,У ложа той, с кем слиты все мечты,Сквозь скорбь и ужас я ловил упорноВсе миги, все черты.

Измучен долгим искусом страданий,Лаская пальцами тугой курок,Я счастлив был, что из своих признанийТебе сплету венок.

Не знаю, жить мне много или мало,Иду я к свету иль во мрак ночной, —Душа тебе быть верной не устала,Тебе, тебе одной!

27 ноября 1911

Родной язык

Мой верный друг! мой враг коварный!Мой царь! мой раб! родной язык!Мои стихи – как дым алтарный!Как вызов яростный – мой крик!

Ты дал мечте безумной крылья,Мечту ты путами обвил,Меня спасал в часы бессильяИ сокрушал избытком сил.

Как часто в тайне звуков странныхИ в потаенном смысле словЯ обретал напев – нежданных,Овладевавших мной стихов!

Но часто, радостью измученИль тихой упоен тоской,Я тщетно ждал, чтоб был созвученС душой дрожащей – отзвук твой!

Ты ждешь, подобен великану.Я пред тобой склонен лицом.И всё ж бороться не устануЯ, как Израиль с божеством!

Нет грани моему упорству.Ты – в вечности, я – в кратких днях,Но всё ж, как магу, мне покорствуй,Иль обрати безумца в прах!

Твои богатства, по наследству,Я, дерзкий, требую себе.Призыв бросаю, – ты ответствуй,Иду, – ты будь готов к борьбе!

Но, побежден иль победитель,Равно паду я пред тобой:Ты – Мститель мой, ты – мой Спаситель,Твой мир – навек моя обитель,Твой голос – небо надо мной!

31 декабря 1911

Ответ

Растут дома; гудят автомобили;Фабричный дым висит на всех кустах;Аэропланы крылья расстелилиВ облаках.

Но прежней страстью, давней и знакомой,Дрожат людские бедные сердца, —Любовной, сожигающей истомойБез конца…

Как прежде, страшен свет дневной Дидоне,И с уст ее все та же рвется речь;Все так же должен, в скорбный час, АнтонийПасть на меч.

Так не кляните нас, что мы упрямоЛелеем песни всех былых времен,Что нами стон Катулла: «Odi et amo»[311] —Повторен!

Под томным взором балерин Дегаза,При свете электрической дугиВсе так же сходятся четыре глаза,Как враги.

И в час, когда лобзанья ядовитыИ два объятья – словно круг судьбы, —Все той же беспощадной АфродитыМы – рабы!

30–31 декабря 1911

Предчувствие

Во мгле, под шумный гул метели,Найду ль в горах свой путь, – иль вдруг,Скользнув, паду на дно ущелий?

Со мной венок из иммортелей,Со мной мой посох, верный друг,Во мгле, под шумный гул метели.

Ужель неправду норны пели?Ужель, пройдя и дол и луг,Скользнув, паду на дно ущелий?

Чу! на скале, у старой ели,Хохочет грозно горный дух,Во мгле, под шумный гул метели!

Ужель в тот час, как на свирелиВ долине запоет пастух,Скользнув, паду на дно ущелий?

Взор меркнет… руки онемели…Я выроню венок, – и вдруг,Во мгле, под шумный гул метели,

Скользнув, паду на дно ущелий.

1911

Властительные тени

Зову властительные тени.

А. Фет

Египетский раб

Я жалкий раб царя. С восхода до заката,Среди других рабов, свершаю тяжкий труд,И хлеба кус гнилой – единственная платаЗа слезы и за пот, за тысячи минут.

Когда порой душа отчаяньем объята,Над сгорбленной спиной свистит жестокий кнут,И каждый новый день товарища иль братаВ могилу общую крюками волокут.

Я жалкий раб царя, и жребий мой безвестен;Как утренняя тень, исчезну без следа,Меня с лица земли века сотрут, как плесень;

Но не исчезнет след упорного труда,И вечность простоит, близ озера Мерида,Гробница царская, святая пирамида.

7—20 октября 1911

Моисей

Пророк, чей грозный нимб ваятельРогами поднял над челом,Вождь, полубог, законодатель, —Всё страшно в облике твоем!

Твоя судьба – чудес сплетенье,Душа – противоречий клуб.Ты щедро расточал веленья,Ты был в признаньях тайных скуп.

Жрецами вражьими воспитан,Последней тайны приобщен,И мудростью веков напитан, —Ты смел смотреть во глубь времен.

Беглец гонимый, сын рабыни,Чужих, безвестных стад пастух,Ты с богом говорил в пустыне,Как сын с отцом, как с духом дух.

Ты замысл, гордо-необычный,Как новый мир, таил в себе,И ты, пришлец, косноязычный,Царю пророчил о судьбе.

Пастух, – ты требовал народа,Раб, – совершал ты чудеса.Тебе содействуя, природаТьмой облекала небеса.

Вчера преступник, нынче принятКак вождь, ты был гордыни полн:Ты знал, что жезл взнесешь, и сгинетПогоня меж взметенных волн.

Но что ж, несытый, ты замыслил?Тысячелетий длинный стройТы взмерил, взвесил и исчислил,Как свой удел, как жребий свой.

Народ пастуший и бездомный,Толпу, бродящую в песках,На подвиг страшный и огромныйТы дерзостно обрек в веках.

Сказал: «Ты сломишь все препоны!Весь этот мир, он – мой, он – наш!Я дам тебе мои законы, —Ты их вселенной передашь!

Что может мира жалкий житель?И что могу – я, человек?Ты будь моей мечты хранитель.Теперь, потом, в веках, вовек!»

Назначив цель, ты, год за годом,Водил в пустыне племена,Боролся со своим народом,Крепил умы и рамена;

Великий, строгий, непонятный,Учил мятущихся детей,Готовил их на подвиг ратный,Воспитывал ловцов людей.

И день настал. В дали туманной,Ты, с Нево, взорами обвелДалекий край обетованный,Поник челом и отошел.

Твой лик, спокойно-помертвелый,Взирал на ближний Галаад,Но знал ты, что во все пределыТвои глаголы долетят.

Какие б племена ни встали,Какие б ни пришли века,Им всем вручит твои скрижалиТвоих наместников рука!

Как древле, грозный и безмерный,Над буйным миром ты стоишь,И свой народ, поныне верный,Ведешь державно и хранишь.

Декабрь 1911

Клитемнестра

Сестра – царит в надменной Трое,Сестре – немолчный гимн времен,И славный будет славен вдвое,Когда он за сестру сражен.

Певцы, на царском шумном пире,Лишь о Елене станут петь,И в их стихах, и в громкой лиреЕй суждено вовек блестеть.

Не обе ли мы дщери Леды?И Зевс не также ль мой отец?Мне – униженья, ей – победы?Мне – в тернах, в розах – ей венец?

Не вся ль Эллада за ЕленуСтоит? Ахейские судаКрутят вдали морскую пену,И наши пусты города!

Мое Атрид покинул ложе,Привесил бранный меч к бедру,Забыл покой, – и за кого же?Не за меня, а за сестру!

И всё ли? Он не дочь ли нашу,Как жертву, на алтарь принес?И нет ее, и чем я скрашуОбитель старости и слез?

Всё – в дар забывшей честь и право,Двумужнице! в стенах враговСмеющейся борьбе кровавойИ родине кующей ков!

А я – отверженна, забвенна,Мне – прялка, вдовья участь – мне,За то, что буду неизменноЖдать мужа в яви и во сне!

Нет! если людям на презреньеЯ без вины осуждена, —Да совершатся преступленья!Да будет подлинно вина!

Да будет жребий мой заслужен,Неправый суд да будет прав!Душе – венец позора нужен,Взамен венца похвал и слав!

О, эвмениды! мне не страшенБичей, взнесенных вами, свист!Спеши ко мне и скрой меж брашенКлинок убийства, мой Эгист!

1911

Смерть Александра

Пламя факелов крутится, длится пляска саламандр,Распростерт на ложе царском, – скиптр на сердце, —Александр.

То, что было невозможно, он замыслил, он свершил,Блеск фаланги македонской видел Ганг и видел Нил.

Будет вечно жить в потомстве память славных, страшныхдел,Жить в стихах певцов и в книгах, сын Филиппа, твой удел!

Между тем на пышном ложе ты простерт, – бессильный прах,Ты, врагов дрожавших – ужас, ты, друзей смущенных —страх!

Тайну замыслов великих смерть ревниво погребла,В прошлом – яркость, в прошлом – слава, впереди —туман и мгла.

Дымно факелы крутятся, длится пляска саламандр.Плача близких, стона войска не расслышит Александр.

Вот Стикс, хранимый вечным мраком,В ладье Харона переплыт,Пред Радамантом и ЭакомГерой почивший предстоит,

«Ты кто?» – «Я был царем. ЭлладойБыл вскормлен. Стих Гомера чтил.Лишь Славу почитал наградой,И образцом мне был Ахилл.

Раздвинув родины пределы,Пройдя победно целый свет,Я отомстил у ГавгамелыЗа Саламин и за Милет!»

И, встав, безликий Некто строгоГласит: «Он муж был многих жен.Он нарекался сыном бога.Им друг на пире умерщвлен.

Круша Афины, руша Фивы,В рабов он греков обратил;Верша свой подвиг горделивый,Эллады силы сокрушил!»

Встает Другой, – черты сокрыты, —Вещает: «Так назначил Рок,Чтоб воедино были слитыТвой мир, Эллада, твой, – Восток!

Не так же ль свяжет в жгут единый,На Западе, народы – Рим,Чтоб обе мира половиныПотом сплелись узлом одним?»

Поник Минос челом венчанным.Нем Радамант, молчит Эак,И Александр, со взором странным,Глядит на залетейский мрак.

Пламя факелов крутится, длится пляска саламандр.Распростерт на ложе царском, – скиптр на сердце, —Александр.

И уже, пред царским ложем, как предвестье скорых сеч,Полководцы Александра друг на друга взносят меч.

Мелеагр, Селевк, Пердикка, пьяны памятью побед,Царским именем, надменно, шлют веленья, шлют запрет.

Увенчать себя мечтает диадемой Антигон.Антипатр царить в Элладе мыслит, властью упоен.

И во граде Александра, где столица двух морей,Замышляет трон воздвигнуть хитроумный Птоломей.

Дымно факелы крутятся, длится пляска саламандр.Споров буйных диадохов не расслышит Александр.

1900, 1911