Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

Василий Панкратов (1864–1925) был личностью тоже с «загогулинами». «Народоволец» «второго призыва», в 1884 году он был осужден по «процессу 14-ти» к смертной казни, заменённой 20 годами каторги, до 1898 года сидел в Шлиссельбургской крепости, а затем его выслали на Дальний Восток. В 1903 году Панкратов вошёл в партию эсеров, был членом ЦК ПСР…

С сентября 1917 года по январь 1918 года он был комиссаром Временного правительства по тюремному содержанию царской семьи в Тобольске (из дневников Николая II виден портрет мелкого склочника). Панкратов был избран в Учредительное собрание, после его роспуска подвизался в эклектической, но антисоветской Уфимской Директории, поддержал Колчака, за что был исключён из ПСР. В отличие от ставшего белоэмигрантом Алексинского этот «обвинитель» Ленина через год после его смерти упокоился в Ленинграде, успев стать членом Общества старых политкаторжан и ссыльнопоселенцев.

Психологически тяжёлую атмосферу Шлиссельбурга хорошо описал «народоволец» «первого призыва» Николай Морозов, сидевший там в одно время с Панкратовым. Кое-кого Шлиссельбург ломал, кто-то становился провокатором. Скажем, в 1905 году «коллегу» Морозова – Н. П. Стародворского, приглашали в департамент полиции, спросив – не хочет ли он «послужить», и прибавив: «Мы теперь сами народники и ищем сотрудников». Стародворский тогда отказался, но позднее, выйдя на волю, вошёл в сношения с революционными кругами как полицейский агент[774].

Я это к тому, что с дореволюционной активностью Панкратова в партии эсеров тоже могло быть нечисто. Так или иначе, на резонный вопрос – что соединило меньшевика Алексинского и эсера Панкратова? ответ имеется однозначный: служба контрразведки Петроградского военного округа.

Причём это не очень-то скрывали даже в реальном масштабе времени! С санкции министра юстиции Павла Переверзева контрразведчики организовали прослушивание телефонов большевиков, а тем временем готовили провокацию. К началу июля положение «Временных», а значит – и возможной контрреволюции, стало таким шатким, что события надо было форсировать…

Вот их и форсировали.

Иван Сергеевич Тургенев, великий наш писатель, в Июльские дни 1848 года – когда восстали парижские пролетарии-«блузники», был в Париже и оставил нам о тех днях небольшой, но любопытный во всех отношениях очерк «Наши послали!»

В нём он, в частности, описывал, как, выйдя прогуляться в «утренней куртке», чуть не был арестован патрулём буржуазной национальной гвардии, и «национальный гвардеец из провинции» кричал ему, «как исступлённый»:

– Кто вас знает, вы, может быть, русский агент, и у вас в кармане золото, предназначенное к тому, чтобы давать пищу нашим междоусобицам!

«Русское золото, русские агенты, – заключал Тургенев, – всюду мерещились тогда вместе с многими другими небывальщинами и нелепостями, всем этим возбуждённым, сбитым с толку, потерянным головам… Страшное, томительное было время!»[775]

Как видим, технология провокаций у имущей сволочи по отношению к ошалевшему от перемен обывателю везде и во все времена была одной и той же: «русское золото», «германское золото»…

И всё это для того, чтобы защитить и сохранить своё золото!

Хорошо поработавший со старой русской прессой профессор из США Александр Рабинович цитирует в своей книге о 1917 годе и саморазоблачительное письмо министра Переверзева редактору «Биржевых Ведомостей» от 9 июля 1917 года, и много других любопытных публикаций июльских дней, из которых следует, что даже «министры-капиталисты» и «солидные» редакторы в «утку» контрразведки верили слабо или не верили вообще, и «сенсация» предназначалась, главным образом, для всё ещё доверчивой и колеблющейся солдатской массы столичных гвардейских полков – Преображенского и Семёновского.

Рабинович, к слову, называет «Живое Слово» бульварным изданием и полностью соглашается с его оценкой Лениным как «жёлтой, низкопробной, грязной газетёнки»![776]

Тогда как с цепи сорвались не столько имущие круги – они-то как раз оставались в тени, а точнее – за кулисами, своего добившись, а именно «социалисты»-либералы, оказавшиеся в движении масс на обочине, в том числе – Плеханов и знаменитый «разоблачитель провокаторов» Владимир Бурцев.

Но что характерно: на прямой вопрос – является ли Ленин «германским агентом»? Бурцев отвечал в «Петроградской газете» за 7 июля 1917 года так:

«О тех лидерах большевиков, по поводу которых нас спрашивают, не провокаторы ли они, мы можем ответить: они не провокаторы… Но благодаря именно им: Ленину, Зиновьеву, Троцкому и т. д. в те проклятые чёрные дни 3, 4 и 5 июля Вильгельм II достиг всего, о чём только мечтал… За эти дни Ленин с товарищами обошлись нам не меньше огромной чумы или холеры»[777].

На вопрос: «Чего конкретно достиг Вильгельм за эти три дня, и чем конкретно Ленин, 3-го июля ещё купавшийся в озере в Мустамяки, а 4 июля удержавший от вооружённого выступления матросов, за эти дни помог Вильгельму?» – не смог бы ответить ни Бурцев, ни сам Господь Бог…

Наоборот – за чёрные дни июля всего, о чём мечтали, достигли – во всяком случае им так казалось – «правые», начиная с того, что кадеты весомо и как хозяева вернулись в правительство, а Советы «легли» под них.

Очень продвинулось вперёд и дело готовящегося имущей элитой бонапартистского военного переворота…

Возвращаясь же в последний раз в этой книге к Алексинскому, приведу свидетельство профессора Рабиновича, ссылавшегося на кадетскую «Речь» от 9 июля 1917 года:

«Поскольку руководство контрразведки опасалось, что обвинительный материал против Ленина, исходящий непосредственно от правительственного ведомства, может вызвать подозрения, оно в спешном порядке завербовало двух „возмущённых граждан“ – бывшего представителя большевистской фракции в Думе Г. Алексинского и эсера В. Панкратова, поручив им подготовить для немедленной передачи в печать заявление по поводу предъявляемых обвинений»[778].

Уже в самой «подвёрстке» к меньшевику Алексинскому эсера Панкратова можно было – зная что к чему, усмотреть признак неумелой, некомпетентной провокации… Но чего иного можно было ожидать от армейских дуроломов из контрразведки, для которых понятие «партийная принадлежность» была за семью печатями? Это ведь были не жандармы, подкованные в партийных разногласиях получше многих революционеров и знавшие лучше многих партийцев историю РСДРП и ПСР.

Убедительнее было бы заявление одного лишь Алексинского – он удачно смотрелся как бывший соратник Ленина и был достаточно озлоблен (вскоре он поддержит корниловщину). Но – «жадность фраера сгубила», и, желая обеспечить более эффектный «букет», контрразведчики перестарались.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});