Широкий Дол - Филиппа Грегори

Руки мои вдруг стали какими-то невероятно тяжелыми, и я, с трудом приподнимая их, повернула Тобермори, и мы рысцой направились к дому. Стоял чудесный летний полдень – теплый, полный луговых ароматов и жужжания насекомых. Мое шелковое платье трепетало на ветру. Тобермори, почувствовав, что я ослабила поводья, тут же сменил рысь на легкий галоп. Но я, подскакивая в седле, чувствовала себя деревяшкой, в груди которой вместо сердца замороженный камень.

Только Гарри был рад моему возвращению, добродушный глупец. Когда я вошла, все пили чай в гостиной, и я принялась судорожно откалывать от волос шляпку, потому что она вдруг показалась мне слишком тесной.

– Как это приятно, что ты вновь разъезжаешь верхом по всему поместью! – воскликнул Гарри. Впрочем, голос его звучал несколько приглушенно, потому что он только что откусил огромный кусок кекса с фруктами.

Селия, явно встревоженная моей бледностью, внимательно на меня посмотрела, и я заметила, как они с Джоном переглянулись и Джон окинул меня профессионально оценивающим, нелюбящим взглядом.

– Выпей чаю, – сказала Селия, жестом прося Джона позвонить слугам. – Ты выглядишь усталой. Я прикажу принести еще чашку.

– Я совсем не устала и прекрасно себя чувствую, – с некоторым нетерпением ответила я. – Но ты была совершенно права, Селия: похоже, у нас и впрямь будет отличный урожай. Если лето будет хорошим, то мы наверняка сможем рассчитаться со многими долгами.

Говоря это, я осторожно глянула из-под ресниц на Джона. Вид у него был насмешливый. Не было сомнений, да я, собственно, и раньше об этом догадывалась, что деньги семейства МакЭндрю позволили ему купить все тайны наших юристов и купцов. Только Джон, единственный из них троих, знал, что за одно лето нам ни за что не выплатить все свои долги. Минимум четыре или пять удачных лет подряд – вот тогда, может быть, что-то и получилось бы. Да только разве бывает пять лет подряд хорошая погода, особенно если от этого зависит твое выживание? В какой-то степени выплата долгов Широкого Дола напоминала бег на месте – как бывает в страшном сне, когда ты бежишь изо всех сил и не можешь убежать от неумолимо приближающейся к тебе угрозы.

– Прекрасно! – воскликнул Гарри, искренне обрадованный моим заявлением. – Но еще больше я рад тому, что ты снова на ногах и уже включилась в работу. Знаешь, Беатрис, мне бы хотелось, чтобы именно ты на следующей неделе провезла по пшеничным полям этого лондонского торговца зерном.

Я предостерегающе нахмурилась, но было уже поздно: Гарри все испортил.

– Лондонского торговца зерном? – быстро переспросил Джон. – А что ему здесь понадобилось? Я думал, вы свой урожай перекупщикам не продаете.

– Не продаем, – тут же сказала я. – Никогда раньше не продавали. Но этот мистер Гилби написал нам, что находится неподалеку и хотел бы взглянуть на наши поля, чтобы получить общее впечатление от того, какого качества пшеница в Сассексе.

Гарри открыл было рот, чтобы возразить мне, но я так на него глянула, что он тут же снова его закрыл. Впрочем, Джону и этого было достаточно. Он посмотрел на Селию – без слов, но с таким выражением, что лучше бы он прямо в лицо назвал меня лгуньей.

– Мне кажется, Гарри, – тихо, словно пробуя почву, сказала Селия, – было бы лучше, если бы вы с ним не встречались. Ведь если он предложит уж очень хорошую цену, ты не сможешь удержаться от соблазна, хотя ты сам всегда говорил, что выращенная здесь пшеница должна быть здесь же и продана, и смолота.

– Я знаю, дорогая, – нетерпеливо возразил Гарри, – но нужно идти в ногу со временем! Сейчас в Широком Доле хозяйство ведется так же, как и повсюду, так что старые идеи насчет продажи на местном рынке дешевого зерна для бедных в деловом отношении вряд ли имеют смысл.

– И потом, вряд ли эта тема подходит для разговора в гостиной, – аккуратно вставила я. – Селия, можно мне еще чаю? Погода такая теплая, что мне все время хочется пить. И, кстати, нет ли там печенья с сахарной глазурью?

Селия стала наливать мне чай, но по ее лицу было видно, что свою главную мысль она еще не высказала. Джон стоял у камина, внимательно глядя то на Гарри, то на меня. В его взгляде было сдержанное любопытство, словно мы представляли собой некие интересные образчики для его медицинских исследований, хоть и были, с его точки зрения, весьма неприятными представителями низшей ступени животного мира.

– Значит, зерно вы ему продавать не будете? – спокойно спросил он, прекрасно зная, что мы вынуждены это сделать. Мне просто необходимо было продать зерно – причем любому, кто предложит наивысшую цену. Я должна была, наконец, хоть немного расчистить эту груду долгов.

– Нет, – твердо ответила я. – Или, в крайнем случае, мы продадим лишь самую малую часть урожая. Скажем, ту пшеницу, что будет выращена на новых полях; ее, так или иначе, в прошлом году на рынке не было. Против этого ведь не может быть возражений, не так ли? Было бы просто безумием наводнить рынок Мидхёрста зерном и тем самым в итоге сбить на него цену.

– Вот как? – с преувеличенным интересом сказал Джон. – А я-то думал, что после такой зимы, которую пришлось пережить беднякам, вы будете рады дать им возможность этим летом купить дешевое зерно.

– О да! – воскликнула Селия. – Пожалуйста, сделайте так! Если урожай будет хороший, то пусть его излишки пойдут в пользу бедных! Гарри! Беатрис! Джон правильно говорит: в деревне с таким трудом пережили эту зиму. Но я уверена, что всего один хороший урожай – и наша деревня снова оживет, и люди там повеселеют.

Я молча пила чай. В конце концов, Селия – жена Гарри, а Гарри клялся мне, что не потерпит, чтобы в наши дела вмешивались такие плохо осведомленные и сентиментальные люди, как она. Гарри смущенно пошаркал ногами и посмотрел на меня в поисках поддержки. Я тоже посмотрела на него в упор своими зелеными глазами, не мигая, как кошка; этим взглядом я требовала, чтобы он немедленно прекратил столь несвоевременные проявления христианского милосердия со стороны Селии.

– Дорогая, я не намерен сейчас это обсуждать, – несколько неуверенно заявил Гарри. – Вы с Джоном совершенно справедливо беспокоитесь о бедных; меня тоже тревожит их судьба. И я совсем не хочу, чтобы люди в моей деревне ходили голодными. Но если эти люди настолько непредусмотрительны, что женятся и без конца плодят детей, заводя огромные семьи, не зная, как будут их содержать, они вряд ли могут ожидать, что им продадут дешевую пшеницу. Разумеется, голода в Широком Доле не будет. Но я не могу содержать целую деревню и одновременно должным образом вести собственное хозяйство.