Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь - Алана Инош

– А ты, владычица? – спросил кто-то из воевод.

– Я поставлю точку в этой войне, – с улыбкой-трещиной на иссохших губах ответила Дамрад. Колючим комом из её напряжённого, осипшего горла вырвался властно-ледяной приказ: – Вперёд! Не останавливаться!

Голос сгустился почти до мужского хрипа, до звериного рыка, голова клонилась вниз, отягощаемая рогатым шлемом, и она сняла его. Ряд за рядом, шаг за шагом – всё меньше становилось воинов на этой стороне, а на череп Дамрад уже не давил стальной груз власти. Её гладил ветерок свободы, простой голос неба шелестел в ушах, а строгие ели в чёрных нарядах улыбались ей. «Я не держу на тебя зла», – рокотали они глубоким гулом земных недр.

– Госпожа, – сиротливо обернулся Рхумор на краю.

– Шагай, – оскалились клыки Дамрад. – Завещание не потеряй. Войско теперь подчинено Свигневе.

Лукорь брошенным щенком проскулил, стиснув руки в замок:

– Госпожа, не покидай нас… Не оставляй меня. Я люблю тебя больше всех…

– Иди, золотце, – мягче, чем Рхумору, ответила Дамрад. – Боюсь, ни ты, ни я толком не знаем, что это такое – любовь.

– Пошли, Лопоухий, – потянул его за рукав старший муж.

У ночи появился острый, холодный и язвительный язык – кинжал, который Дамрад любезно одолжила для обряда одна из кошек. Слизнув под корень одну длинную серебристую прядь волос с головы владычицы без владений, он победоносно устремился в небо, а прядь выскользнула из пальцев и упала на краю прохода.

– За юг, – слетели с полынно-горьких губ слова.

Сухой звук отрезаемых волос – и вторая прядь белой змейкой свернулась на кромке, ощетинившейся прошлогодней травой и пожелтевшей хвоей.

– За восток, – сказала Дамрад.

Кошки стояли с оружием наготове и ждали – высокие, непреклонно-красивые воительницы в лунно мерцающих доспехах. Среди них не было той, чьи косы Дамрад так и не увидела под накидкой, но чьё прощение незримой иглой вышило на небосклоне новые крылья.

Север и запад также обзавелись своими прядями, и кинжал, спрятавшись в ножны, вернулся к владелице. Ветер налетел на полы белого плаща и поднял их, будто мягкие совиные крылья; раскинув оперённые руки, Дамрад приняла в распахнутые глаза пожар звёздного хоровода в небе и провозгласила:

– Запечатываю проход!

Древняя простота этих слов заструилась по жилам жарким ядом, разрывающим тело на сотни кусочков, разложенные по сторонам света пряди-змейки взвились огромными сияющими ящерами и переплелись в затейливой пляске. Они опутали Дамрад шевелящимся раскалённым клубком, и кошки-воительницы заслонились руками от ослепительного света.

В прохладном молчании еловой ночи и бесстрастном покое звёздного шатра родился новый утёс, напоминавший женщину, вцепившуюся себе в волосы и в мученическом крике устремившую лицо к небу. Сверху медленно падали, задумчиво кружась, не то хлопья пепла, не то пушинки, не то снег… Снегу сейчас, впрочем, взяться было неоткуда. Это обрывки разорванной тишины ложились со звоном на еловые лапы и плечи кошек, а земля гудела печальным утробным басом, словно тысячи певцов слились в едином протяжном «о-о-о» на могильном кургане какого-то воинственного князя.

***

Радимира натягивала лук и посылала стрелу за стрелой. Пыль скрежетала на зубах, забитая хмарью грудь горела ядовитым жаром, но дотянуться до баклажки с водой из Тиши было некогда. Навии в яростном безумии рушили Зимград, хороня жителей под обломками домов; те из людей, кто успел выскочить на улицу, растерянно метались, сталкиваясь друг с другом. Бабы кричали, прижимая к себе детишек, мужчины пытались швырять камни и палки в беснующихся разрушителей, но отлетали прочь, получая невидимые удары хмарью.

От нестерпимого звона в ушах Радимира потеряла чувство тверди под ногами. Упав на колено, она нащупала на боку заветную баклажку и выпила несколько глотков живительной воды; сразу стало легче дышать, тугая переполненность в лёгких начала отступать. Отвар яснень-травы действовал сильнее, но его уже было не достать: все запасы чудо-травы израсходовали. По улице под откос катились брёвна от разрушенного дома, догоняя бегущих с воплями горожан и сбивая их с ног…

Радимира бросилась в богатую часть города с каменными домами. Её взгляду открылся ужасающий вид: от построек остались только развалины с одной-двумя стенами, словно какой-то великан швырялся по Зимграду огромными железными шарами. Верный лук натянулся, стрела запела и вонзилась под лопатку оборотню, который с остервенением посылал из своих рук тёмные сгустки силы в полуразрушенный дом; с рыком обернувшись, навий запустил жутким чёрным шаром в Радимиру, но женщина-кошка мягко откатилась в сторону, вскочила на ноги и метким выстрелом в глаз уложила врага.

Удар в спину выбил из неё дыхание с неукротимой мощью таранного бревна, и Радимиру выбросило в высокую траву. Вокруг шелестел залитый солнцем цветущий луг, струи ветра обнимали и ласкали грудь, а навстречу Радимире шла она – та, кого ей довелось целовать только в снах. Иссиня-чёрная коса отливом вороньего пера блестела на её плече, а ясные незабудки очей прожигали душу насквозь дыханием белогорских вершин… Она шагала сквозь волны высокой травы, обдавая Радимиру тёплой силой своей улыбки, и нельзя было спастись от надвигавшейся солнечной неизбежности поцелуя.

– Радимира! Радимира, ты живая?

Над ней склонилась рыжая Ковена и трясла её, поливая из своей баклажки водой. Закрывшись рукой от струи, женщина-кошка встряхнула головой и села на хрустящих обломках того, что когда-то было домом. Череп гудел, как медный таз, по которому ударили кувалдой.

– Живая, – засмеялась Ковена. – Ну и хорошо. А там Дамрад взяли!

Следом за своей дружинницей Радимира шагнула в проход. От роскошных княжеских хором осталась только гора обломков; в оцеплении кошек стояла высокая навья в белом плаще и рогатом шлеме, вся седая и бледная – припудренная пылью с головы до пят. У её ног простёрлась убитая девушка-оборотень; восемь тёмных кос дохлыми змеями разметались вокруг её головы, а из глаза торчала стрела. Гордая Шумилка бросила на начальницу детски-самодовольный взгляд: мол, знай наших!

– Ты, что ли, главную навью взяла? – усмехнулась Радимира.

– Она самая, – ответил кто-то из кошек.

– Ну, красотка. – Радимира хлопнула молодую лучницу по плечу. – Напишу на имя государыни доклад о твоём подвиге. Награду получишь.