Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Это письмо я адресую в Браилов, а следующее куда? Полагаю, что около шестого, тотчас по отъезде Ваших мальчиков, Вы уедете.

Сегодня был вдвоем с Колей в Casino виллы Боргезе. Там имеются хорошие вещи Кановы.

Будьте здоровы, милый, несравненный друг. Дай Вам бог всякого счастья на Новый год.

Ваш П. Чайковский.

200. Чайковский - Мекк

1879 г. декабря 31-1880 г. января 3. Рим.

Рим,

31 декабря 1879/12 января 1880 г.

Сегодня погода неважная; дует холодный, северный ветер. Может быть, поэтому я в очень тоскливом расположении духа. Ходил в Ватикан смотреть внимательно на некоторые из виденных в прошлый раз картин, но остался совершенно холоден и менее, чем когда-либо, чувствовал себя способным воспринимать художественные красоты Рафаэля или Доменикино.

Думаю о России, о разных дорогих мне личностях, разделенных от меня таким дальним расстоянием, и испытываю желание перелететь туда. Отчего нашла на меня именно сегодня эта ностальгия по отечеству? Думаю, что это потому, что сегодня канун нового года и что хотелось бы встретить его в кружке ближайших родных, собравшихся в Петербурге. Я имею об них грустные известия. Танина болезнь, необходимость отказаться от всяких предположенных удовольствий, перспектива поездки за границу (куда весной сестра хочет ехать с Таней) и разлуки с младшими детьми, все это действует на сестру очень неблагоприятно.

Вечером.

Сейчас получил от брата Анатолия очень грустные известия. И Таня и сестра очень серьезно больны. Дошло до того, что пришлось сзывать целый консилиум из трех очень знаменитых докторов. Эти господа решили, что страдания сестры происходят от оторвавшихся почек (что уже и прежде было констатировано, но не достаточно определенно), которые производят давление на различные внутренние органы, вследствие чего крайнее раздражение последних, боли в боку,расстройство нервной системы. Кроме того, они признали сестру отравленной неумеренным употреблением морфина. Ее заперли, никого к ней не пускают. Совершенно запрещены всякие выезды, предписан безусловный покой и энергическое лечение. У Тани капитальный катар желудка. А тут еще замешалась романическая история. Сестра надеялась, что выезды в свет заставят Таню охладеть в ее увлечении. Теперь уж на это нечего рассчитывать. Она страшно упала духом. Я просто трепещу за будущее!

Ваш П. Чайковский.

2/14 января 1880 г.

Мы встретили новый год с книгами в руках. Мысленно я пожелал вам, дорогой мой друг, всяких земных благ: во-первых, конечно, здоровья; во-вторых, успеха в Ваших делах и в особенности, чтобы Ваше браиловское хозяйство, наконец, стало на твердую ногу; в-третьих, в случае путешествия за границу, чтобы на сей раз Вы избегли всяких неприятностей и невзгод; в-четвертых, чтобы были счастливы и довольны все близкие Вашему сердцу. Озираясь на протекший год, я должен спеть гимн благодарности, судьбе за множество хороших дней, прожитых и в России и за границей. Я могу сказать, что за весь этот год я пользовался ничем не смущаемым благополучием и был счастлив, насколько счастье возможно. Конечно, были и горькие минуты, но именно минуты, да и то на мне только отражались невзгоды близких мне людей, а собственно я лично был безусловно доволен и счастлив. Это был первый год моей жизни, в течение которого я был все время свободным человеком. И всем этим я обязан никому иному, как Вам, Надежда Филаретовна! Призываю на Вас всю полноту благ, какие только возможны на земле.

Сегодня с Модестом смотрел статуи в Ватикане. Их так много, что я очень утомился.

3/15 января 1880 г.

Милый друг! Позвольте мне обратиться к вам с нижеследующей убедительной просьбой; она касается моих финансов. Я бы попросил Вас, если это Вам не причинит никакого беспокойства, распределить следующим образом мои бюджетные суммы: 1) февральскую сумму я бы хотел получить в самом близком будущем, приблизительно около 15 января, 2) апрельскую сумму-1 марта, 3) июньскую-1 апреля и 4) августовскую-1 мая. Или же не угодно ли Вам будет теперь прислать мне разом февральскую и апрельскую, а 1 апреля-июньскую и августовскую. Решаюсь беспокоить Вас этой просьбой на том основании, что теперь я в деньгах буду нуждаться, летом же они мне вовсе не нужны. Затем с 1 октября распределение бюджетной суммы пойдет по-старому. Ради бога, извините меня;мне очень досадно и совестно, что я не умею справляться со своими столь значительными средствами, не беспокоя Вас. На этот раз я даже не имею того оправдания, что пребывание со мной Модеста влечет меня к увеличению расходов; напротив, его сообщество способствует скорее к сокращению моих трат, это просто неисправимая и постыдная в мои годы безалаберность. Как бы то ни было, но я прошу у Вас убедительно извинить меня и, если возможно, исполнить мою просьбу.

Пишу Вам с несносною зубною болью, которая уже несколько дней сряду меня понемножку беспокоила, но сегодня напала с большей силой и на минуту не прекращается. Вероятно, я простудился. Погода в последние дни испортилась. Депешу Вашу получил сегодня утром и премного Вам за нее благодарен. Я никак не предполагал, что Вы так скоро уедете. Одно мое письмо Вас не застанет уже в Браилове, и надеюсь, что Вам перешлют его.

Я имею известие, что сюита моя будет играться еще раз в концерте в пользу фонда. Таким образом Вы услышите ее. Бесконечно радуюсь этому. Будьте здоровы, дорогой, бесценный Друг!

Ваш П. Чайковский.

1880

201. Мекк - Чайковскому

Москва,

7 января 1880 г.

Милый, дорогой, несравненный друг! Наконец я добралась до Москвы, ц здесь мне очень, очень грустно. Во-первых, на другой день приезда я должна была расстаться с своими мальчиками; во-вторых, на днях отправляю в Петербург и маленьких мальчиков, и, наконец, во всех отношениях мне в Москве неуютно, непривольно, и теперь я Вам очень завидую, милый друг мой....

Дорогой мой, я еще Вас не поблагодарила за моего приемыша Пахульского, за рекомендательные письма, которые Вы ему дали, и вообще за всю Вашу доброту и милость к нему; от всего сердца благодарю Вас, мой несравненный, за все эти доказательства Вашей дружбы ко мне. Я не надеюсь, чтобы я могла Вам чем-нибудь отслужить за это, но благодарность моя глубока и искренна.

Теперь скажу Вам о его похождениях в Москве. Прежде всего надо сказать Вам, что мы совместно решили только в самом крайнем случае воспользоваться Вашими письмами, поэтому вчера он поехал (без письма) к Рубинштейну и, к великому счастью, нашел его в таком милостивом расположении духа, что он сам ему посоветовал заниматься частным образом у Гржимали и у Губерта, не поступая в консерваторию, а в августе держать экзамен. Это я нахожу отличным, чтобы н е поступать в консерваторию, потому что она ни для кого не привлекательна, а для человека, более или менее развитого и вкусившего сладость свободы, совсем невозможна, и я для Пахульского очень не желаю этого поступления. Таким образом теперь пока все устроилось очень хорошо. От Рубинштейна он был у Гржимали, который также был очень любезен, сегодня поедет к Губерту; тот, говорят, болен. Конечно, Пахульскому будут стоить довольно дорого эти частные уроки, но так как он живет у меня, то он почти все свое жалованье может употребить на это дело, и лучше, чтобы оно шло на полезное занятие.

Теперь еще благодарю Вас бесконечно, безгранично, мой милый горячо любимый друг, за новый дар, за посвящение мне сюиты. Говорить Вам, как приятна, как дорога мне эта ласка от Вас, я думаю, излишне. Вы знаете и, конечно, не сомневаетесь, мой дорогой, я очень довольна тем, что Вы не выставили этого на сочинении, потому что, конечно, это обратило бы на себя внимание, а Вы знаете, как я не люблю обращать на себя и в особенности на нас чье-нибудь внимание. Благодарю еще, благодарю за все, мой прелестный, бесподобный друг...