Найдется добрая душа - Владимир Шорор

— Сядь по-человечески!

Глеб посмотрел исподлобья, неохотно пересел и снова углубился в кроссворд.

Александр Георгиевич любил заглянуть в читальный зал, когда там было много людей неторопливо пройтись между столиками, понаблюдать, кто чем занят, прикинуть, что здесь можно еще подправить или изменить. В такие минуты он особенно гордился неказистой на вид Зареченской библиотекой и, в самой сокровенной глубине души, немного и самим собой.

Неожиданно Александр Георгиевич заметил, что в простенке, возле портрета Лермонтова, отвалился кусочек штукатурка — не выдержал до летнего ремонта. «Придется перевесить портрет, чтобы закрыть пока этот изъян», — подумал он и подошел к прилавку, где выдавала книги Зинаида Максимовна, заведующая читальным залом.

С ней Александр Георгиевич решил посоветоваться насчет артиста. В театре не бывал он давненько, и кого именно пригласить — не знал. А хотелось, чтобы артист был мастером.

Зинаида Максимовна слыла большой театралкой, чему, по мнению Александра Георгиевича, немало способствовало то обстоятельство, что жила она в доме напротив филармонии. Это была женщина маленькая, рыхлая, молодящаяся: никто не знал в точности, сколько ей лет. С белым кружевным воротничком, в пенсне, с кудряшками на висках, не в меру румяная, она действительно казалась человеком неопределенных лет. Стремление молодиться Александр Георгиевич в душе осуждал и приписывал его влиянию театральных знакомств. Но как удивительно кстати оказались сейчас и эти знакомства и обширные познания Зинаиды Максимовны в городской театральной жизни!

На вопрос — кого лучше пригласить — Зинаида Максимовна сразу же ответила:

— Разумеется, приглашайте Золотникова!

— А он — ничего, хороший?

Зинаида Максимовна удивилась. Как, заведующий библиотекой не знает этого выдающегося артиста?

— Это не артист, а одно упоение, — сказала она, прищуривая глаза. — Какой у него голос, манеры, фигура. И потом — лауреат.

— Даже лауреат?

— Республиканского конкурса чтецов, — почему-то смутившись, пояснила Зинаида Максимовна.

— Это немало! — оценил Александр Георгиевич успехи Золотникова.

Он помолчал, подумал, потом прошел за перегородку к столику с телефоном и позвонил артисту.

— В принципе не возражаю, — ответил Золотников. — Заходите, пожалуйста, договоримся о деталях.

Зинаида Максимовна сама вызвалась написать афишу о вечере.

— Фамилию Золотникова я напишу золотой краской! — предложила она, радуясь своей выдумке.

— Смотрите только, чтобы не получилось, будто у нас вечер Золотникова, а не Маяковского, — предостерег Александр Георгиевич. — И еще: читателям-активистам, а главное, пенсионерам, надо разослать пригласительные билеты.

К прилавку подошел менять книги Глеб Иваницын. Он сдал томик Некрасова и попросил что-нибудь Майн-Рида, например, «Всадник без головы».

«Опять без всякого разбору читает», — подумал Александр Георгиевич.

«Всадника без головы» не оказалось, Зинаида Максимовна предложила «Путешествие к центру Земли».

— Ладно, — покладисто сказал Глеб, — погляжу, что внутри нашего шарика делается.

Расписавшись в формуляре, он пошел к выходу. Александр Георгиевич проводил его настороженным взглядом. И не зря: Глеб хотел сунуть книгу за ремень, но, оглянувшись, понес ее осторожно, далеко отставив руку, будто тащил ведро с водой.

Мысли Александра Георгиевича снова вернулись к вечеру. Он взял с прилавка том Маяковского, по привычке проверил страницы и задержал взгляд на портрете. Поэт чуть исподлобья смотрел на Александра Георгиевича, смотрел ему прямо в глаза, совсем такой, каким он видел его в Политехническом музее в Москве. Очень давно это было… Но память не уставала подсказывать и о другой встрече, на книжном базаре. Там довелось ему обменяться с Владимиром Владимировичем несколькими словами и получить на память небольшую книжку, тут же ему надписанную. Все это было в дни его далекой молодости, когда он, после занятий в библиотечном техникуме, бегал на литературные вечера и даже сам собирался что-то написать — не то поэму, вроде «Облака в штанах», не то пьесу, такую же, как «Баня». Теперь он удивлялся несерьезности прежних замыслов: способностей к литературе у него не оказалось.

Зато в библиотеке, где он работал, книги никогда не залеживались на полках, а что касается того вида его деятельности, который во всех отчетах заносился в графу «массовые мероприятия», — то к нему не раз приезжали поучиться библиотекари из центральных районов города. Александр Георгиевич устраивал замысловатые викторины, встречи с местными писателями, конкурсы на исполнение стихов и прозы, литературные диспуты. Каждый вечер в окнах дома, украшенного деревянной резьбой, допоздна горел неяркий приветливый свет.

2

На другой день Александр Георгиевич собрался к Золотникову. Выйдя из дому, он с минуту нерешительно постоял на крыльце. Было по-прежнему сыро, пасмурно, шел снег и сразу же таял на булыжной мостовой. Тополь качался под ветром, а у скворечни сидел мокрый, озябший воробей. Пересилив себя, Александр Георгиевич шагнул в непогоду и пошел по скользким деревянным тротуарам, старательно обходя лужи.

Он думал о том, что артисту надо бы заплатить, а денег — кот наплакал. И черт знает, как мало отпустили в этом году на все массовые мероприятия. Впрочем, расход на артиста можно отнести за счет внутрибиблиотечной работы. Там была небольшая экономия, когда составляли новый каталог. Как раз рублей десять. «Допустим, что с Золотниковым выкрутимся, — думал Александр Георгиевич, — а как проводить другие вечера? Надо непременно нажать на отдел культуры…» Но тут же решил, что нажимай не нажимай, толк вряд ли будет. По сути дела и нажимать ему неудобно: библиотека, в общем-то, получила денег куда больше, чем в прошлом году. Только деньги эти пойдут на покупку книг и ремонт помещения. Летом Александр Георгиевич собирался перекладывать печи, красить полы, хотел прикупить новой мебели.

Он шел через мост, внизу по темной воде плыли маленькие сизые льдинки да какой-то рыболов-энтузиаст, сидя в лодке посреди реки, накручивал рулетку. «И охота же человеку страдать на таком холоде», — подумал Александр Георгиевич, крепче зажимая под мышкой портфель, набитый книгами. На обратном пути он хотел сдать их в переплетную мастерскую.

На мост въехала грузовая машина. В кузове, только что вскочив на ходу, стоял Глеб Иваницын в распахнутой телогрейке с цигейковым воротником и в синих лыжных штанах, стоял счастливый, молодой, подставив лицо встречному ветру и балансируя руками, как циркач на проволоке. Он что-то крикнул Александру Георгиевичу, кажется, поздоровался.

— Сорванец, — вслух сказал Александр Георгиевич, — носится по городу, школу, наверно, пропускает.

За мостом, на площади, Александр Георгиевич взглянул на электрические часы. До встречи с артистом оставалось несколько минут. Две легковые машины с шахматными клеточками стояли тут же, под часами. А напротив, на глухой стене, висел плакат: «Такси — самый удобный вид транспорта». Александр Георгиевич вздохнул и быстрее зашагал по лужам, уже не выбирая места посуше.

В назначенное время он постучался к артисту.

— Да, да. Прошу! — ответили из-за двери.

Александр Георгиевич вошел и в деревянном кресле у стола увидел мужчину без пиджака, в шелковой рубашке и жилете. Библиотекарь неловко остановился у двери — ботинки были грязные, а пол чисто вымыт.

Золотников поднялся. Большую свою голову он держал высоко и прямо, на лоб ему падала тронутая сединой рыжеватая прядь. Артист ловко помог смущенному гостю раздеться, пригласил присесть. Он был слишком уж предупредительно-вежлив, и Александр Георгиевич подумал, что Золотников, должно быть, разыгрывает роль из какой-то пьесы.

Едва Александр Георгиевич сел, как в дверях соседней комнаты появилась женщина в выцветшем фланелевом халате. Лицо ее было худощавым, густо напудренным, а узковатые глаза показались Александру Георгиевичу печальными. В руках она держала банку свинобобовых консервов и большой кухонный нож.

— Петруша, на минуточку, — позвала она и так приветливо поздоровалась, что Александр Георгиевич проникся к ней симпатией и почувствовал, как проходит его смущение.

— Простите, один момент, — извинился Золотников.

Александр Георгиевич огляделся. Его внимание сразу же привлек небольшой книжный шкаф. Там сияли золотыми корешками томики Драйзера, Бальзака, Чехова. «Подписные»… — определил Александр Георгиевич и с огорчением подумал, что из-за своих театральных увлечений Зинаида Васильевна опоздала подписаться для библиотеки на сочинения Гюго. А вот люди, которым надо, постояли, наверно, в очереди и приобрели.