Людоеды (СИ) - Mиxoнoв Cepгей

— В поряде…  — не замечал тот телесных ран.

Одно слово — садист, а ещё и мазохист. По жизни…

— Привал окончен и с трапезой пора…  — не убоялся Мих оторвать ручную зверюгу от окровавленного скелета, который обглодал до костного основания Вый-Лох, собираясь вдобавок в качестве десерта похрустеть рёбрами с позвонками, щёлкая как какие-нибудь орешки. А явно клыки о них точил.

— Всегда успеешь, и насладиться данной трапезой, — уяснил Мих: это даже не начало их совместных подвигов с ним и всё только — самое интересное, а не очень — впереди.

Сверившись с компасом и понадеявшись: от него есть какой-то толк в этой аномальной зоне, чем жутком мире, Мих задал очередное направление движения, не жалея батарейку карманного фонарика, сумев её приладить себе на голову.

Ясюлюнец соответственно ему, поскольку руки были заняты трофеем, за коим мелкой дорожкой каплей крови тянулись багряные следы их преступления. Извечный постулат, встречающий туриста в заповедных и нехоженых местах можно было забыть: «Берегите природу — вашу мать!»

Именно такие мысли сейчас и лезли в голову, вызывая идиотскую улыбку и такой же точно смех у обоих практикантропов. Пошёл откат из-за большого количества адреналина оказавшегося вброшенного в кровь во время схватки.

Далеко не ушли, пришлось делать привал, поскольку и ноги тряслись, сгибаясь непроизвольно в коленях. Соратники покатились, а Вый-Лох не теряя время, метнулся за остатками пищи и…

До них донёсся его рык вперемешку со злобными завываниями. У останков туши уже толпились стаей её оголодавшие сородичи — и близко не подпустили ручного зверя практикантропа к объедкам.

— Доигрался…  — исчезла без остатка трясучка, и теперь не только Мих, но и Фашист взял себя в руки.

— Ы-ы…  — повинно выдал ручной зверь.

— Ыгы…  — подтвердил хозяин. — Больше так не поступай! Иначе я избавлюсь от тебя раз и навсегда!..

На словах пожурил, а про себя был благодарен за всё, что сделал для него за последние сутки Вый-Лох. И зря тогда Зуб обозвал его неподобающим образом. Зверюга оказалась умнее, чем могло показаться при первом поверхностном взгляде на неё.

А с виду и впрямь урод, а тот ещё Даун. Однако это скорее защитная маска, под которой скрывалась умная и ушлая личина этой невероятно приспособленной скотины к здешней среде обитания. Где выжить из ума не просто, а лишиться жизни — достаточно выйти из барака подышать свежим воздухом, и это будет твоим последним вздохом.

Вздохнув, Мих поплёлся неспешно в выбранном направлении. Следом заторопился Ясюлюнец, а иначе никак — над ним тенью нависал ручной зверь сокурсника, и явно поглядывал не только на окровавленный трофей Ясюлюнца, а и на него с тем же вожделением. То и дело отпускал едва различимые рыки.

— Получишь у меня, Вый-Лох! Лишу клыка и повешу у себя на шее в назидание! Понял меня, скотина ты этакая? — предупредил хозяин: провокация не пройдёт.

— Ы-ы…

— Я не злопамятный — я запишу…

Так и общались они всю оставшуюся дорогу, поскольку Ясюлюнец помалкивал — в тряпочку. Он уже нагулялся вдоволь, и теперь хотелось одного — добраться до лагеря и там показать себя во всей красе с трофеем — не лыком шит, а ломом подпоясан. Ну и спать…

Глаза слипались, он начал отставать, но зверь позади него, и как только он налетал на него со спины, Ясюлюнец ускорялся, равняясь, а то и обгоняя Михея.

— Замри…  — отставил в сторону руку практикантроп, осаждая соратника, а заодно и зверюгу.

С картой не сверишься — темно. И луч фонарика не выручит.

— Кажется, мы почти пришли — уже на месте, — показались ему знакомыми очертания данной местности.

Перед ними начинался подъём на гору, напоминая пологий склон холма. По нему он и зашагал уверенно. Но тут вдруг заросли и почему-то загремели как колючая проволока времён мировых войн 20-го столетия с консервными банками.

Кто-то закричал что-то. Ну точно — в лагерь пришли и…  Яркая вспышка света при звоне битого стекла о панцирь. Кто-то применил против него «напиток Молотова».

— А-а-а…  — заметался Мих, силясь выбраться из западни — ещё больше усугубил и без того своё незавидное положение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Суки-и-и…  — вскричал Ясюлюнец, заступаясь за него, сам швырнул через «заросли» меж бараков окровавленную голову твари.

— Ой, горю-у-у…  — уловили в лагере человеческую речь — и голоса двух сокурсников.

— Воды-ы-ы…  — запричитал Зуб.

Так вот, кто оказался поджигателем.

— Предатель…

— Да я не хотел, Мих…

Он сам ломился к нему сквозь затор из кустов, наваленных невпопад. Мелькнула Ворона с ведром наперевес и…  окатила его содержимым.

— Дерьмо-о-о…  — продолжил орать Мих.

— Ну-у-у…  — затянула она, оправдываясь, — … как те сказать, дабы не сильно обидеть, а и огорчить…

Всё же огорошила.

— Мы с девочками используем ведро в качестве ночного горшка, а то на улицу до сортира боязно выходить — можно не вернуться…  Ой, ты вернулся, Михл-Ик…

Возгорание удалось затушить, а это самое главное. Теперь бы отмыться от того, чем испачкали практикантропа. Помогли виновники, окатив из ведра, но на этот раз холодной водой.

— Ещё…  — потребовал Мих. — Хорошо-о-Ох…

— Что здесь происходит? — объявился…

— Паштет…  — приветил его Мих.

— И не один…

Рядом с практикантропом ничем не отличающимся от ночных тварей стоял Ясюлюнец.

— Вернулся, Фашист…

— Иди на…

— А мы тебя уже внесли в список пропавших без вести…

— Придётся вычеркнуть, и записать в иной — живых, а выживших…

— Из ума…  Ха-ха…  — поддержал Зуб по обыкновению Михея на словах и не только.

Андрюха не мог нарадоваться возвращению закадычного друга, став в последнее время загадочным — таким же и выглядел.

— Ты где был, а что видел — рассказывай, давай…

— Завтра с утра…  ага…

— Не, ну я так не играю, Мих…

— Я тоже, и даже не шучу…  Устал, как собака…

Ему помогли добраться до родного уже барака и такой же точно привычной койки. Есть и то не стал просить, лишь Ясюлюнца придержать за зубами язык.

Фашист не только пошёл у него на поводу, но и за ним, заняв кровать Сака, свалившись подле Пигуля, коего, как и Ясюлюнца, перетащил на свою сторону Мих, сам об этом нисколько не подозревая. А ему ещё доверяла Ворона. Да и не только она. Он сильно изменился в глазах сокурсников по группе и параллельной. Словно какая-то местная достопримечательность. Не зря же зверюга приняла его за своего, а они в этом чуждом им мире прожили всего ничего — даже недели не прошло.

Опасаться нападения дикарей явно не стоило, хотя и видели их со слов некоторых соратников по несчастью у лагеря — лазутчиков. Да у страха глаза велики. Им повсюду мерещились враги.

Похоже, что на сегодня с приключениями было покончено.

Паша покосился на Зуба, а тот в ответ пожал ему плечами.

— Всё, смена караула! Можно кричать — караул! — наотрез отказался Андрюха покидать друга. Да и при наличии зверюги Михея снаружи можно было не опасаться незваных гостей. Та чем сейчас там занималась — разделкой трофея Фашиста.

Утром им обоим предстоял серьёзный разговор с «соплеменниками» по лагерной жизни. А как на зоне — не строгого режима, а гораздо хуже — аномальной.

Растолкав напарника с первыми лучами солнца, Зуб услышал от Миха в свой адрес:

— Ты когда-нибудь спишь?

— А ты так всё самое интересное на свете проспишь! — парировал Андрюха, скалясь как всегда. А с утра пораньше. По жизни весельчак и балагур, а тот ещё баламут, ну и разумеется плут.

— Чё-то было — ночью?

— Угу, ты вернулся, и Фашист, — кивнул Зуб. — Где вас носило?

— Пить…

— Выпить?

— Нет, просто воды…

— Странно…  и слышать это от тебя! Неужто не пьёшь, аки верблюд?

Зуб сунул напарнику ведро, и тот осушил его литра на два, побрызгал на лицо рукой, и выплеснул остатки на голову. Фыркнул довольно.

— Дичаешь…

— Не без того, конечно, — согласился Мих. — Но будь ты на моём месте вчера, вместо воды была бы в том же количестве водка — и пьянствовал бы неделю напролёт — не меньше!