Торпедоносцы - Павел Цупко

— Товарищ оперативный дежурный! — крикнул Беликов в трубку. — Вижу девятку чужих самолетов, похожих на А-20Ж. Наши таким скопом не летают. «Воздушную тревогу» объявлять? Не надо? — Виктор в недоумении поглядел на замолчавшую трубку и осторожно положил ее на ящик.

— Что там, Беликов? — крикнул Завьялов. Он тоже проснулся и теперь поправлял на ногах сапоги.

— Из Ленинграда! — показал техник на небо. — К нам. А торпедоносцы плотным, как на параде, строем, уже пролетали середину летного поля, по очереди начали отваливать и заходить на посадку.

— По почерку видно; это перегонщики! — воскликнул Смирнов и предложил: — Пойдем встречать?

На стоянке с флажками в руках появился дежурный техник. Он прибежал расставлять заруливающие самолеты.

Воздух над аэродромом вновь всколыхнулся от могучего рокота; с запада из-за леса на летное поле выскочила на бреющем полете еще пара торпедоносцев. Они летели так низко, что под фюзеляжем передней машины была хорошо видна длинная сигара торпеды, а на хвостовом оперении желтела цифра «27».

— Командир вернулся! — обрадовался Беликов. Он выхватил из кармана заготовленную газету, оторвал от нее кусок и принялся сворачивать козью ножку, поглядывая на поведение прилетевших. — Не салютуют, значит, опять слетали впустую…

Техник проследил посадку торпедоносцев и нажал кнопку малого циферблата часов, останавливая «полетное время». Стрелки показали: группа Борисова находилась в воздухе 4 часа 53 минуты. Много! Опытный глаз техника быстро ощупывал приближающийся по рулежной дорожке самолет, искал повреждения. Их, вроде, не было.

Когда моторы были выключены и винты, описав последние круги, замерли, из задней кабины вылез Рачков, за ним Демин. Освобождаясь от парашютов и капок, летчики устало потягивались и неестественно громкими голосами отвечали на вопросы встречающих.

Открылся горгрот в пилотской кабине, Борисов стащил с головы шлемофон, но вылезать не спешил, сидел, откинувшись, отдыхал.

Беликов поднялся к нему, подал традиционную козью ножку.

— С благополучным возвращением, командир! — поприветствовал он летчика. — Как моторы, приборы?

— Спасибо, Виктор, но дай отдышаться. За моторы не беспокойся, работали как звери. Только давление масла левого что-то барахлит. Проверь. А Богачев вернулся?

— Пока нет. Ждем. А к нам прилетели перегонщики.

— Что ж ты молчишь? — поднялся Михаил, — Надо повидаться!

Подошел командир эскадрильи. Борисов доложил ему:

— Были за Мемелем, в Данцигской бухте, потом в Померанской, дошли до острова Рюген и назад. Кораблей противника не нашли. В море их нет, товарищ капитан. Сегодня видимость отличная, пропустить не могли. Значит, где-то прячутся.

— Возможно, возможно! — задумался Мещерин. — Я тоже слетал впустую. То же радировал и Богачев… Противодействие было?

— У Рюгена пыталась атаковать пара «фокке-вульфов». Гнались почти до Борнхольма, еле оторвался. Под Свинемюнде меня обстрелял сторожевик. Вот и все.

— Как все? А истребители у косы Хель? Там у них оказался аэродром, товарищ капитан, — добавил Рачков.

— Надо оповестить всех летчиков об этом… Странно! — продолжал комэск, в задумчивости потирая кончик носа. — Декаду летаем и никого не встречаем. Раньше суда и конвои ходили из Либавы в Мемель и дальше в Данциг, в Гдыню и на запад. А теперь где они прячутся? Конечно, ночи стали длиннее и конвои могут успевать проскакивать от порта до порта. Но так можно переходить только малыми группами, а как же те, что следуют из Германии? Загадка…

— Товарищ капитан, а почему нас привязали к южному направлению? Может, они крадутся в нейтральных водах Швеции? — постучал по планшету Иван Ильич. — Разрешите там посмотреть?

— Над нейтральными водами летать нельзя. Вот если рядом? Буду просить разрешение. Сдайте документацию в штаб и на обед! — Комэск проследил за взглядом Борисова. — Кстати, прилетела эскадрилья капитана Михайлова Андрея Лукича к нам на пополнение. Помните, в июне она прибыла в перегоночный полк с Дальнего Востока? Мы переучивали их на А-20Ж. С Михайловым прилетел его заместитель Комлев, командиры звеньев Стафиевский, братья Ивановы, в общем, в полном своем составе. Их распределили в первую и во вторую эскадрильи… Отдыхайте! Завтра опять пойдем на радиус. Штаб ВВС теребит. Да! Чуть не забыл. Нам с вами, Михаил Владимирович, приказано обкатать пополнение, показать им войну…

3

Утром 30 октября авиаполк подняли по тревоге. Пока самолеты готовились к вылету, срочно собрали командование пяти авиаполков вплоть до командиров эскадрилий. Лейтенант Борисов, заменивший улетевшего на задание Мещерина, впервые оказался на таком представительном совещании. Он с интересом и почтением вглядывался в присутствующих, узнавал среди них многих прославленных балтийских асов, глаза летчика буквально разбегались при виде сияющих Золотых Звезд и многочисленных орденов на их кителях. Первым привлек внимание высокий, средних лет, с рано поседевшей чубатой головой гвардии полковник с двумя Золотыми Звездами и целым рядом орденов на широкой груди — Василий Иванович Раков, командир 12-го гвардейского пикировочно-бомбардировочного авиационного Таллинского полка. С ним о чем-то оживленно говорил такой же стройный, моложавый Герой Советского Союза гвардии майор Александр Алексеевич Мироненко, командовавший 14-м гвардейским истребительным авиационным Краснознаменным полком; невдалеке от них в окружении офицеров стоял командир 47-го штурмового авиационного Феодосийского Краснознаменного полка Герой Советского Союза подполковник Нельсон Георгиевич Степанян, которого Борисов узнал по тонкой каемке усов, как на фотографии, что он видел в кабинете командира авиадивизии; там же находились еще два командира авиаполков: 21-го истребительного Краснознаменного — подполковник Павел Иванович Павлов и 15-го отдельного разведывательного авиационного Таллинского Краснознаменного — строгий с виду майор Филипп Александрович Усачев. Командиров окружала большая группа знакомых и незнакомых офицеров. Среди них Михаил неожиданно увидел широкоплечего летчика с обожженным лицом и, обрадовавшись, шагнул к нему:

— Здравия желаю, товарищ гвардии капитан Усенко!

— Борисов? — удивился тот и подал руку. — Вот так встреча! Рад повидать тебя и поздравить, так сказать, лично с двумя боевыми орденами. Так держать, перегонщик! Ну, расскажи, как воюют наши бывшие однополчане?

— Пока, вроде, неплохо. Стараемся, берем пример с гвардии! А к нам на пополнение прибыли Макарихин и Лясин. Помните?

— Федора Николаевича? Как же! Куда же его определили?

— Во вторую к майору Ковалеву заместителем. А два дня назад прибыла эскадрилья Михайлова. Ах да! Они прибыли на перегонку уже без вас… Зачем нас сюда собрали, Константин Степанович, не знаете?

— Отчасти. Василий Иванович Раков говорил, что якобы будем переходить к новой форме боевой деятельности. Обещают усилить прикрытие. За нашим полком закрепляют четырнадцатый, за вашим двадцать первый. Кстати, ты знаком с замкомандира этого полка майором Кудымовым? Вот это, скажу тебе, Миша, летчик! Вон он сидит справа. Роста небольшого, но гигант в воздухе! Живая легенда!

Борисов с минуту разглядывал аккуратно скроенного подвижного майора, встретился с ним взглядом и даже уловил лукавинку в его взоре.

— Ого! Пять орденов! — не сдержал восхищения торпедоносец. — А с виду такой простой, добродушный.

— Этот добродушный летчик в Японии объявлен личным врагом микадо. Дмитрий Александрович Кудымов, будучи в Китае добровольцем, сбил в единоборстве знаменитого японского «короля неба» Ямомото. За эту победу лейтенанта Кудымова наградили первым орденом Красного Знамени. Великую Отечественную он начал под Одессой, прикрывал Николаев. Между прочим, первым там применил истребители для штурмовки немецких танков, за что был награжден вторым орденом Красного Знамени. Потом дрался в небе Севастополя, Новороссийска… Человек редчайшей биографии! К слову, тоже был перегонщиком, потом вырвался в блокадный Ленинград. Воюет здесь, на Балтике, с сорок второго. Я с Дмитрием Александровичем летал на уничтожение дальнобойных и морских стационарных батарей, вместе топили крейсер ПВО «Ниобе» в Котке, Скажу тебе, Михаил, более надежного и самоотверженного телохранителя я не встречал за всю войну. Между прочим, он летает на «яке» с надписью: «Олег Кошевой!» Стоп! Начальство появилось.

На совещании присутствовал генерал-лейтенант авиации Самохин, но открыл его командир 8-й минно-торпедной авиационной Гатчинской Краснознаменной дивизии полковник Михаил Алексеевич Курочкин, моложавый, приятной внешности офицер с многими орденами на Груди. Несколько резковатым голосом он сказал:

— На рассвете наш воздушный разведчик обнаружил в военно-морской базе Либава скопление транспортов и кораблей противника, всего более двадцати единиц крупных судов и до полусотни мелких. Видимо, ночью туда проскочил большой конвой. Командующий авиацией флота, — комдив оглянулся на генерала Самохина, — приказал нам нанести удар по этим судам.