Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леван Джимухадзе стоял, почтительно склонив голову, прижав к телу руки, — ждал, когда гости сядут.
Усаживаясь к столу красного дерева, прикрытому толстой плетёной салфеткой и заваленному яркими журналами, Верзилин вспомнил, что прежде Нина никогда не рассказывала о своём брате, который был в ссоре с отцом и все годы работал в южных цирках.
А она, словно прочитав его мысли, сообщила:
— Вы не знаете: я сейчас бросила львов и работаю вместе с Леваном.
— Вы бросили львов?
— Да, — сухо сказала она. — После того как погиб отец.
— Простите.
Она посмотрела на него печально и спросила:
— Вы не знали о его смерти?
— Как же я мог знать…
— Впрочем, это понятно, — согласилась она и тут же объяснила: — Тогда отец срочно увёз меня в Польшу, затем в Германию… Гастроли были удачными, но зимой Фараон (самый капризный лев — вы должны помнить его) распорол отцу шею… Отец умер, не приходя в себя… И я не смогла после всего держать себя в руках… Я — боялась… Приехал из Киева Леван и помог продать львов. Я рассталась с ними без сожаления — у меня было такое чувство, что я обязательно стану их жертвой…
Она отвернулась к окну; узкие плечи, прикрытые белым платком, вздрогнули. Молчание длилось с минуту. Потом она обернулась к Верзилину и, не обращая ни на кого внимания, сказала ему:
— А чувство это появилось после того. Поверьте, я ни в чём не была виновата. Они сказали, что должны вам предложить выгодную сделку, а вы их не слушаете, хотя делают это они ради вас… Отец дал мне слово, что с вами ничего не случится, и я поверила… Со мной была горячка, и я пришла в себя только в Варшаве… Я думала, вас нет в живых… И лишь месяц назад, когда нас с Леваном пригласил Чинизелли, я узнала от Коверзнева, что вы живы. Но вас уже не было в Петербурге….
Она закрыла лицо платком и заплакала.
Коверзнев подошёл к ней, осторожно положил её голову к себе на грудь, начал гладить по чёрным блестящим волосам, гладко зачёсанным к затылку.
«Она ему — жена», — мелькнуло в голове Верзилина ревнивое подозрение.
Но Нина отстранилась, сказала раздражённо:
— Пустите! — и, зябко кутаясь в платок, предложила: — До вернисажа ровно час. Надеюсь, вы пойдёте с нами, Ефим Николаевич?
— О да, — торопливо согласился он, радуясь, что они — ведь очевидно же! — не муж и жена.
Девушка оглядела критически костюм Никиты, спросила:
— И вы?
— Да, — ответил за него Верзилин.
А она сказала строго:
— Леван, дай Никите перчатки. Они ему подойдут.
— Сейчас хороший тон — до захода солнца ходить без перчаток, — заметил Коверзнев.
Пропустив его слова мимо ушей, она приказала Верзилину:
— Подайте мне жакет.
А Коверзнев, закуривая свою маленькую трубочку, сказал, улыбнувшись:
— А я вам, Ефим Николаевич, припас редчайшую коробочку бельгийских папирос.
— Мне?
— Ну да.
— А откуда вы знаете, что я коллекционирую папиросы? — спросил Верзилин, снова с удивлением вспомнив об одинаковом почерке на письмах.
— Младенческая простота! Так вы и по последнему письму не догадались, что это я?
— Вы?… Так это вы мучали меня осенью и зимой?
— Боже мой, а что в этом такого? — удивился Коверзнев.
— А я вот возьму сейчас да задушу вас, — шутливо сказал Верзилин, протягивая пальцы к его хрупкой шее. — Вы меня чуть с ума не свели этими письмами. Я думал, что это проделки барона Вогау.
Не глядя на протянутые к его горлу руки, отмахиваясь от них, посерьёзневший Коверзнев спросил:
— Вогау? Почему Вогау? Его же давно укокошили. Если не ошибаюсь, месяцев восемь назад…
— Укокошили?
— О боже мой! Да об этом писали все газеты! Надо читать их, дорогой мой.
— Постойте, а как вы узнали, что я собираю коллекцию?
Коверзнев рассмеялся:
— Вы забыли о моей профессии — всё узнавать первым? Помните пожар керосиновых складов на Голодае? Так это был я на извозчике, когда вы стояли на крыльце. Один целковый вашей хозяйке — и она мне дала полную информацию о вас. Обо всём рассказала: и о папиросах, и о борьбе с деревянным манекеном… Вот я и решил подбодрить вас: дескать, друзья помнят о вас, следят за вашими успехами и… помогают собирать коллекцию…
— Ничего не скажешь, помощь была великолепная, — рассмеялся Верзилин.
— Да кто мог догадаться, что вы подумаете на этого шарлатана, когда ему его соперники всадили три пули в затылок… Тем паче что я считал, что вы в хорошей форме, готовитесь к схваткам и даже взяли себе спаррингпартнёра… Мне всё ваша хозяйка доложила. И надо сказать, что у неё редкий дар представлять всё в лицах. Я умирал со смеху, когда она показывала, как вы боретесь с чучелом…
— Коверзнев, мы опаздываем, — строго проговорила Нина, помахивая перчатками. — Расскажешь по дороге.
Леван, одетый в чёрный безукоризненно сшитый костюм, стоял, склонив голову, держа в руке большой ключ.
Пропустив вперёд Верзилина с Никитой, Коверзнев пошёл за ними, но вдруг спохватился и, хлопнув себя по карманам, сказал виновато Нине:
— А булку я опять забыл.
И Верзилин заметил, что девушка в первый раз улыбнулась на слова Коверзнева.
А тот через минуту нагнал вышедших на лестничную площадку мужчин и продолжил свой рассказ о верзилинской хозяйке.
— Она считала вас рехнувшимся и часами простаивала у замочной скважины. Вот так.
Он согнулся (лицо его приняло бабье, глупое выражение) и прижался с комической осторожностью к замочной скважине в чужих дверях. Дверь неожиданно распахнулась и, к удовольствию Никиты, который не смог сдержать смеха, стукнула Коверзнева в лоб.
— Так и надо, — усмехнувшись сказала Нина.
А старик в чёрном пальто, распахнувший дверь, спросил, приподняв шляпу:
— Пардон. Я вас ушиб?
— Нет, что вы, — сказал Коверзнев, потирая лоб. — Это лишь плата за мои артистические таланты, — но, когда старик скрылся из виду, погрозил ему кулаком.
Всю дорогу до Невского он пытался шутить, вопросительно поглядывая на Нину. И было видно, что всякий раз, когда она усмехалась, он становился счастливым.
У лютеранской церкви на Невском он остановился и, вытащив из кармана измятые куски белого хлеба, стал их крошить и швырять сизым голубям, вызвав этим у Нины улыбку. Однако через несколько минут девушка одёрнула его, сердито сказав:
— Мы можем опоздать.
На что Коверзнев проскандировал:
— Бабушка–прабабушка лепёшек напекла — покушай, Бум, телятинки: давно уже пора. Бабушка–прабабушка, нельзя ли обождать — когда курю я трубочку, прошу мне не мешать.
— Не паясничай, — сказала Нина.
А Верзилин спросил:
— Бум — это кто?
Коверзнев вздохнул, покосился на Нину. Потом ответил:
— Насчёт Бума мнения расходятся. Нина уверяет, что это собачка. А я считаю: старичок. Иначе — почему же трубочка?
— Ты лучше подумай, как билеты достанешь, — прервала его слова Нина.
— Достану, — успокоил её Коверзнев.
И действительно, они простояли всего несколько минут у старинного особняка, рассматривая тусклые витражи первого этажа, изображающие рыцарей, как Коверзнев появился в подъезде, размахивая билетами.
Перед особняком толпилась нарядная публика, стояли коляски и автомобили.
— Идёмте, — сказал Коверзнев, пропуская вперёд Нину, поддерживая её за локоть.
У входа, на тумбах, обтянутых жёлтым бархатом, стояли скульптуры девы Марии и Христа; бог–сын в бело–голубых одеждах глядел с распятия на Верзилина, Никиту и Левана укоризненно — видимо упрекал: отъелись, бездельники, а я страдай за вас.
Верзилин даже вздохнул, до того ему стало неловко за свою комплекцию… И вообще, чёрт возьми, зачем они затесались в общество, которое именует себя: «весь Петербург»!.. Он попытался взглянуть на свою компанию их глазами — глазами золотой молодёжи, модных адвокатов, гвардейских офицеров, мордастых подрядчиков, нажившихся на японской войне… Да, занятная, видно, картина: трое громадных, пышущих здоровьем мужчин и худенькая красавица грузинка. И Коверзнев, как назло, исчез куда–то…
Верзилин обвёл подозрительным взглядом первую залу, снова вздохнул. Но вдруг глаза его задержались на небольшом полотне: зелёные берёзки на угоре, за, ними река, жеребёнок щиплет травку–ничего словно нет, а сердце сжалось. «Какая прелесть, — подумал он. — Век бы смотрел…» — и, не отрывая взгляда от картины, отыскал Нинину руку и сжал её.
— Чудесно, — сказала она, ответив на пожатие, — Леван, Никита, смотрите.
— Бесподобно, — согласился её брат.
— Словно в детстве… Босиком побегать хочется… Цветы собирать… — отозвался задумчиво Никита.
Но тут появился Коверзнев и потянул их за собой, торопливо объясняя:
- Правда о «Зените» - Игорь Рабинер - Спорт
- Спартак: 7 лет строгого режима - Александр Бубнов - Спорт
- Исповедь бывших толстушек. Диета доктора Миркина - Владимир Миркин - Спорт
- Лягушка в молоке - Александр Комиссаров - Спорт / Психология
- Система минус 60. Как перестать бороться с лишним весом и наконец-то похудеть - Екатерина Мириманова - Спорт
- Мяч, пробитый им, и теперь летит над землей. Древо памяти Валентина Бубукина - Гагик Карапетян - Спорт
- Футбольный хулиган - Дуги Бримсон - Спорт
- Марк Мидлер. Повесть о фехтовальщике - Александр Мидлер - Спорт
- Тайцзицюань: научно изложенное национальное боевое искусство - У Тунань - Спорт
- Долой диеты! - Михаил Гинзбург - Спорт