Ветлужцы - Андрей Архипов

Спустя мгновение нос лодьи стало разворачивать против течения, однако корма ее так и осталась задранной, навевая грустные мысли о бренности всего сущего на земле. В тридцати метрах от места происшествия, почти повторив судьбу своей напарницы, круто вздыбило свой нос другое судно. Оно словно попыталось взлететь в воздух, но его гигантская туша, не предназначенная для стремительного полета, застыла на полпути в воздухе и теперь медленно опускалась под своей тяжестью в водную стихию. А с боков, огибая покачивающиеся на волнах небольшие куски горбыля, стремительно подбирались хищные силуэты лодей противника. Они выгибали весла в неимоверном усилии, чтобы только успеть к месту столкновения пока не прошла вызванная им сумятица.

Юсуф медленно открыл глаза и попытался пошевелиться. Это получилось не сразу, сначала пришлось спихивать с себя чье-то разлегшееся на нем тело, пытающееся даже лягаться, однако грозный окрик купца свое дело сделал и мешающий движению живой груз шустро отпрянул в сторону. Вместо небольшого кусочка серого мглистого неба перед глазами встал мерянин, почти в полном одиночестве стоящий на ногах на одной из скамеек для гребцов и теребящий лук со сломанным предплечьем и порванной тетивой. Неожиданно его глаза расширились, и он уставился за борт с каким-то налетом обреченности, словно пытаясь своим взглядом остановить надвигающуюся беду. Наконец, бросив лук, мерянин на что-то решился и быстрым движением потащил из ножен клинок, больше похожий на длинный нож, чем меч.

— "О, Аллах! Вражеские лодьи!"— вернулись в голову купца мысли, выбитые перед этим одним хорошим ударом о деревянный брус обшивки. Юсуф вскинулся одним привычным движением к борту судна, но успел заметить только злобную гримасу однорогого чудовища и треск ломающихся весел и выбитых из борта уключин, после чего новый удар поверг его на палубный настил, а сверху упал выбитый из креплений щит, прежде установленный на носу его лодьи.

— А ну, не балуй! — разнесся громкий голос над водной гладью. Казалось, он исходил прямо из пасти однорогого змея. Одновременно со словами два раза щелкнула тетива, и раздались негромкие крики боли. — Прочь руки от оружия! А то тупые беличьи стрелы на каленые сменим, а от этого ваша шкурка попортится! Ишей, повтори для непонятливых! — Юсуф, уловив смысл предложения, сразу стал прокручивать в голове возможные варианты развития событий, пытаясь найти выход из совершенно безнадежной ситуации. Взять в руки меч и умереть в бою ему мешала глупая надежда на удачный исход и то обстоятельство, что враг не прыгает к ним и не пытается всех резать, пользуясь всеобщим замешательством. Тем временем раздались несколько фраз на булгарском и буртасском языках, призывавших сложить оружие и обещавших жизнь и даже свободу. Непонятливые все же нашлись — кто-то рядом потянул меч из ножен и резко вскочил на ноги, однако просвистевшая стрела сразу же расставила все по местам, а рядом с Юсуфом упал на колени ратник, держась за пробитое стрелой окольчуженное предплечье и разбрызгивая кровь в разные стороны. Только эта теплая жидкость, вытертая с лица, вывела купца из оцепенения и заставила действовать.

— Что обещаешь, если сопротивляться не будем? — слегка коверкая язык от долгого отсутствия навыка, вскричал он, отбрасывая упавший поломанный щит и вставая на ноги. Сделав успокаивающий жест своим воинам, уже частично оклемавшихся за выставленными щитами и готовившихся продать свои жизни подороже, но не обнажающих еще мечи, Юсуф бросил взгляд на говорящего. С соседнего ушкуя на него смотрел, слегка опустив щит и наморщив лоб, худощавый ульчиец с сединой в бороде, в глаза бросился даже небольшой шрам на одной из его бровей. Рядом с ним цепко облепили возвышенности в глубине судна около полутора десятка лучников, готовых спустить стрелы по одному только жесту своего командира. Чуть ниже и ближе к борту лодьи, под железными навершиями шлемов и щелями полумасок, закрывающих лица, виднелись края щитов, готовых подняться сразу после слитного выстрела уже начинающих нервничать стрелков. Сумрачно оценив свои шансы, Юсуф не стал дальше тянуть и сразу попытался выяснить, что у противника на уме. — Про жизнь и свободу я уже понял, а товар?

— Сразу видно купца по тому, как торговаться начал! — оскалился ульчиец. -Другой бы про брони и оружие заикнулся, а ты... Виру с вас возьмем, не без того, но отпустим вас с товаром и оружием! Дело у меня к тебе, поэтому я такой добрый! Но про это мы позже с тобой потолкуем и в другом месте. Там и вину свою сторговать можешь попробовать, а пока товарища своего образумь! Потопнет ведь! — Юсуф бросил взгляд на судно своего напарника в то время, пока вой продолжал вещать дальше. — Видать он днище пробил, да и мачта треснула — вон как парус повело... Однако все еще пытается отстреливаться, даже бочонок с джирской данью, брошенный с ушкуя полминуты назад его не образумил! Так что уговаривай теперь ты! Лодью свою мы туда не пошлем, осадка у нас поглубже вашего будет, так что еще больше чем вы можем поцарапаться. А застать соседа твоего как тебя врасплох одним плоскодонным ушкуем не получилось, как видишь... просто не успели. Ну, так что? Оставляем его тонуть? Под стрелами они такую пробоину не заделают, да еще и по колено в дерьме... Ха, не веришь, что обгадились они? Я тоже не верю до конца, однако ты потом можешь все подробно э... унюхать. Решай быстро! Как сложишь оружие, так их сразу к острову проводят! Со всем почтением, даже помогут выбраться, если тонуть будут... Ну?

Юсуф склонил набок голову, прищуриваясь и оценивая слова ульчийца.

— "Лодья Ильяса уже склонилась на один из бортов и слегка осела на нос. В бронях под обстрелом они только потонуть с честью могут, а засевшее судно... его еще можно спасти. Может врагу тоже дорог э... уже фактически его товар? Нет, не в этом дело... Да ну его, товар этот, про жизни думать надо! Если не сдаемся, то Ильясу почти сразу конец, а нам через мгновение-другое, хоть и продадим мы им нашу погибель не по дешевке. А если сдаемся, то сначала нас вырежут безоружных, а потом будут спокойно смотреть, как соседи наши топнут. И так и так — плохо. Это если подразумевать, что нас обманут. А чтобы этого не случилось..."

— Прими мое решение, ульчиец! — упрямо нагнул голову купец. — Как высадятся товарищи наши на остров, так мы сразу сложим оружие. Не хочешь на такое соглашаться — сразу стреляй!

— Вот ты какой, северный олень... Спасти товарищей хочешь? Добре, мне это нравится! Но согласен я на твой расклад только при одном условии. Безоружный переходишь ко мне на лодью, я тебя связываю, а если хоть один волос упадет с моих воинов по вине твоих людей или людей твоего товарища — лично перережу тебе горло. Как тебе это? Согласен? Тогда кричи своему напарнику обо всем этом громче, а потом прыгай сюда!

* * *

— Мыслишь, что посмеялся надо мной, ульчиец, и этим все кончится? — Ишей, пряча ухмылку, старательно переводил слова разгорячившегося Ильяса. — Да за такие дела тебя выпотрошить мало... Надо еще заставить бегать, придерживая свои волочащиеся кишки, вокруг этого костра! И так до самого конца твоей никчемной и, надеюсь, очень короткой жизни!

— Это ты про тот маленький бочонок с дерьмом, булгарец? — у Ивана в отличие от Ишея скрыть обуревающие его чувства получилось лучше и в глубине его глаз плескалось лишь скучающее равнодушие, несмотря на сверкающие бешенством взгляды Ильяса. — Который я назвал джирской данью? Сделать такое явно не в твоих интересах... Ах, да, вы не знаете этого слова. Говорю, позор на себя навлечь хочешь? Ты подумай, если сам над собой не посмеешься, то через пару месяцев над тобой будут потешаться по всей Волге. Так что советую тебе, Ильяс, самому рассказать во всеуслышанье обо всем при первой же возможности. Пусть знают, что тебя эта история забавляет... Ну и приври чуть для красного словца. К примеру, рассказывай, будто мы сами этот бочонок наполнили от страха, удирая от вас на полном ходу!

— Да зачем ты вообще придумал кинуть его, а? Почему на смех всех стараешься поднять? Не лучше ли все дело решить мечами, прямо тут? — вопросы стали сыпаться из Ильяса один за другим, однако вид его говорил, что о словах презренного ульчийца он все-таки серьезно задумался.

— Это ты вовремя, нет бы на тонущей лодье насчет мечей предложил, а теперь... Теперь ты слово дал, что не поднимешь на нас свое оружие в ближайший месяц. Да и зачем тебе рисковать своими воинами? У Юсуфа людишки все разоружены и нас теперь уже в два раза больше. Да успокойся ты! И так уже в нашу сторону вои твои подозрительно поглядывают от костров. Думают, раз раскричались, то ратиться начнем вскоре... А зачем бочонок кинул? Нет, не для смеха, и не для унижения кого-либо, скорее для эффективности, — перевел Иван взгляд на Юсуфа, предваряя его вопрос. — Опять не знаете такого слова? Вот, скажи, Ильяс, чем занимались твои воины, когда бочонок рассыпался, и его содержимое растеклось по воде, которая стала поступать из пробитого днища? Правильно, — полусотник не стал дожидаться ответного перевода Ишея. — Они все вскочили на лавки и храбро отстреливались от своего врага, то бишь от нас. А в это время вода продолжала хлестать, так? Однако воины твои предпочитали рисковать своими шкурами, чем лезть в воду заделывать пробоину, правильно? Ну да, это происходило пока ты на них не прикрикнул, но сколько времени между тем прошло, а? Вот это и называется эффективностью с нашей стороны, — заметив, что Ильяс впал уже в глубокую задумчивость, Иван решил немного выправить ситуацию с ухмылками, неодобрительно поглядев на прикрывающего рукой усы воеводу. — Только ты, купец, не пытайся повторить сей подвиг по бросанию бочонков на дальнее расстояние, у нас это случайно получилось...