Под кожей – только я - Ульяна Бисерова

эти разряженные господа с одутловатыми, мучнистыми лицами и вялыми рукопожатиями — трупы, на короткий срок, до рассвета, восставшие из могил. Улыбаются, болтают и жуют, но словно в полусне, навеки утратив что-то неуловимое — вкус к жизни, яркость чувств. И посреди бала ему то и дело чудился зловонный душок мертвечины. «Молчи. Смотри. Запоминай», — рефреном стучало в голове наставление Вольфа.

Тоскливо-безукоризненное течение званого вечера вскоре было нарушено: двери зала распахнулись, впуская многолюдную процессию. Четыре киборга высотой в полтора человеческих роста медленно внесли драгоценный паланкин, инкрустированный красным деревом, золотом и цветной эмалью. В свите преобладали люди с восточными лицами.

Толпа непроизвольно попятилась, расступаясь. Носильщики остановились и плавно опустили паланкин. Вытянув шею, Лука увидел из-за черных спин, как мессер Вагнер, учтиво склонившись, принял, как цветок редкой орхидеи, руку в белой атласной перчатке.

Позднее Лука, как ни бился, не мог воссоздать в памяти внешность Ли Чи целиком — только отдельные черты, которые ускользали, отказываясь сложиться в цельный образ. Она была одета во что-то золотое, алое, белоснежное — переливчатое, как оперение райской птицы. Изогнутые, точно прорисованные графитовым стержнем брови — одна чуть выше другой, что придавало лицу чуть брезгливое, надменное выражение. Черные с сизым отливом волосы уложены в сложную прическу. Кроваво-красные губы, как след от раздавленной вишни. Выбеленное фарфоровое лицо, казалось, разобьется вдребезги, вздумай она рассмеяться или хотя бы улыбнуться. И все же Ли Чи была, вне всяких сомнений, самой красивой женщиной, которую Лука видел в жизни. Он не стал бы и пробовать угадать ее возраст. Молодость, как фильтр, маскирует недостатки и придает очарование свежести даже заурядным чертам. Красота Ли Чи, которая пренебрегла такой малостью, как время, была по-настоящему опасной. Безжалостной и холодной, как ограненный алмаз.

Луку подвели поприветствовать почетную гостью сразу же следом за Тео, и на секунду он ощутил в ладони ее маленькую руку, затянутую в шелковую перчатку, прохладную и безвольную, как мертвая птица. Лука не запомнил звука ее голоса и вообще не был уверен в том, произнесла ли она хоть слово за весь вечер. Но в тот краткий миг, когда их взгляды встретились, он почувствовал дурноту, словно его подвели к краю пропасти и наклонили над черной гулкой бездной.

Глава 14

— Господин Лукас, просыпайтесь скорее, советник Вагнер распорядился, чтобы вы спустились к завтраку через пять минут!

— Я не голоден, — пробурчал Лука, нахлобучив на голову подушку.

— Покорнейше прошу извинить, но советник Вагнер категорически настаивает на вашем присутствии.

Камердинер бесцеремонно сдернул одеяло, и Лука сел, взбешенный и взлохмаченный, как филин.

— Да что вообще происходит?

— На завтрак изволил пожаловать господин Юнг. Я имел в виду — господин Юнг, советник мессера Манфреда Вагнера. Я имел в виду — прежнего мессера.

— Серьезно? А я думал, он не покидает своей берлоги.

— Так и было. То есть я имел в виду, что после того, как мессер Манфред Вагнер оставил этот мир, он не покидал стен резиденции старого мессера. Назвав мессера старым, я лишь имел в виду…

— Хватит уточнять, и так уже голова кругом!

Мелко семеня и то и дело сбиваясь с шага на легкую трусцу, Матиас проводил Луку в оранжерею, где был накрыт стол к завтраку. Советник Юнг едва заметно кивнул ему, словно в его внезапном визите ранним утром не было ровным счетом ничего необычного. Он капнул на тыльную сторону ладони меда, чтобы приманить одну из тропических бабочек, обитавших среди густых зарослей, и теперь с интересом разглядывал, как она опускает в липкую золотую каплю закрученный в спираль хоботок, вальяжно раскрывая и складывая вновь изумрудно-лазоревые крылья. Встретив встревоженный, недоумевающий взгляд брата, Лука пожал плечами и налил полную чашку дымящегося какао из пузатого серебряного кофейника.

Минутой позже появился и мессер в сопровождении Вольфа. Герхард раскинул руки для родственных объятий и расплылся в улыбке.

— Доброе утро, дорогой дядюшка! Признаться, я удивлен!

— Ну, ты же так и не выбрал времени, чтобы навестить старика, коротающего свой век в полном одиночестве и забвении. Так что пришлось мне самому растрясти старые кости.

— Каюсь, каюсь, — рассмеялся Герхард, шутливо отмахиваясь от упреков. — Последние несколько дней выдались просто сумасшедшими.

— Охотно верю, дружок. Даже до моей берлоги долетают разные слухи.

— Слухи?..

Старый советник пошамкал, наслаждаясь моментом.

— Поговаривают, что ты не намерен возвращаться к западным рубежам.

— Да, это так.

Правая бровь Вольфа, который по обыкновению держался чуть позади брата, слегка изогнулась. Безупречно выглаженный костюм сидел на нем без единой морщинки, на гладко выбритом лице застыло вежливое внимание. «Интересно, он вообще спит? Или просто встает на подзарядку, как робот-андроид?», — рассеянно подумал Лука, помешивая какао.

А вот на лице мессера, напротив, отчетливо читались следы бессонной ночи. Сорочка, видневшаяся под наспех накинутым шелковым халатом в ханьском стиле, выглядела мятой и несвежей. Он вальяжно опустился на плетеное кресло, которое тихо скрипнуло под весом его грузного тела.

— Дядюшка, я и так слишком долго воевал. Все, что я видел в последние десять лет — одна лишь нескончаемая, бесплодная, тягостная война.

— Мессер не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме войны, — в голосе советника Юнга прозвучало что-то, похожее на сочувствие. — Война — это единственная обязанность, которую он не может возложить на кого-то другого.

— Знаю, знаю. Мы закрепили границы, но дальше на запад уже не продвинуться. Прибывают все новые волны беженцев, гонимых голодом, нищетой и болезнями, они — как саранча, прожорливая и неистребимая. Стоило солдатам с боем занять очередной городишко, как туда стягивались толпы бедствующих, как мухи на падаль. Просили милостыню, клянчили объедки, за брошенную монету готовы были драться в дорожной пыли. А ночью перерезали весь гарнизон.

— Кажется, ты забыл один из главных уроков мессера Манфреда Вагнера: нет способа надежно овладеть городом иначе, как подвергнуть его разрушению. Всегда отыщется повод для мятежа во имя свободы и старых порядков, которых не заставят забыть ни время, ни благодеяния новой власти. И здесь нельзя останавливаться на полумерах.

На мгновение возраст советника улетучился, и он снова стал серым волком. Прямая спина, холодные, не знающие жалости глаза. Голос был, как всегда, негромким и ровным, но твердым, как сталь.

— Да, это так. И чтобы усилить наши позиции, я заручился поддержкой сильного союзника.

— Клана Ли?

— Да. Я веду переговоры о поставке армии киборгов, которых называют Неспящими воинами. Каждый из них стоит сотни обычных солдат.

— Мессер Манфред всегда придерживался позиции: пусть союзническое войско призывает тот, кто не дорожит победой, ибо оно куда опаснее