Под кожей – только я - Ульяна Бисерова

ухо мессеру.

— Что ж, это, пожалуй, действительно не самое удачное время и место для долгих разговоров, — хмыкнул мессер.

Вольф поспешно выпроводил их из хранилища. Двери фамильной сокровищницы с тихим шипением сомкнулись, утопив в безмолвной тьме артефакты исчезнувших цивилизаций и бесценные произведения искусства ушедших эпох. Несколько мгновений, пока Лука вынужденно оказался с мессером в замкнутом пространстве кабины лифта, показались ему мучительно долгими: он разглядывал собственные кеды, лишь бы не встречаться с ним взглядом, и даже задержал дыхание, чтобы не чувствовать одуряющего запаха его одеколона.

Глава 12

У дверей Галереи старых мастеров мессер Вагнер коротким кивком распрощался с сыновьями и в сопровождении верной тени за правым плечом размашистым шагом двинулся по посыпанной гравием дорожке в сторону дворца.

В сердце Луки клокотала ледяная ярость. В первую же встречу, которая и длилась-то всего пару мгновений, мессер сделал то, что ему не удалось за все предшествующие пятнадцать лет — вызвал стойкое неприятие и отторжение любых родственных связей.

Как ни странно, в детстве Лука не испытывал тоски по отцу, его молчаливое отсутствие не фонило, не ощущалось зияющей пустотой. Как никогда в его душе не было и обиды на мать, которая оставила его. У него была Йоана, была маленькая квартирка, которую он считал домом, была модель парусника, мечты о море и ватага шумных приятелей с соседней улицы — и этого было вполне достаточно для счастья. Так повезло далеко не всем: у многих его ровесников не было даже крыши над головой — зимой они разжигали костры в заброшенных зданиях или под мостом, чтобы согреться, и, просыпаясь, не знали, получится ли сегодня разжиться чем-то из съестного или снова придется голодать. Среди его приятелей не было никого, за исключением Флика, кто рос бы в окружении семьи и многочисленной родни. Наверное, поэтому Луке так нравилось бывать в его доме.

Тео считался единственным наследником могущественного клана, но отеческого тепла на его долю выпало ничуть не больше, чем Луке, внезапно понял он, заметив, как разом сникший брат провожает удаляющиеся фигуры мессера и его советника взглядом побитой собаки.

— Эй, что нос повесил? — Лука хлопнул Тео по плечу, чтобы приободрить. У парня и впрямь был такой вид, что того и гляди расплачется.

— Отец рассердился, что я забрался в хранилище. И из-за маминого портрета.

— Да брось, вот уж действительно страшное преступление.

— Ты не понимаешь…

— Да, куда уж мне… И все же думаю, у него найдутся дела поважнее, чем распекать наследника за такую ерунду. Вольф обмолвился, что сегодня во дворце соберутся важные шишки.

— Ах, да, сегодня же встреча совета семи семейств. Я и забыл совсем. Тогда отец вряд ли освободится раньше полуночи.

— Интересно, что они будут обсуждать там, на совете?

— Войну. Как обычно, — равнодушно пожал плечами Тео. — Если в комнате набивается с десяток людей в погонах, разговор всегда идет только о войне — прошлой, настоящей или будущей. Покричат, выпустят пар, а потом раскурят сигары и устроят попойку.

— Верно говорят: у взрослых свои игрушки. Вот бы взглянуть хоть одним глазком.

— Ты серьезно? Это же скукотища. Но если тебе и вправду интересно, я могу провести через кроличью нору.

— Что?

— Знаешь, а и правда, пойдем! Это будет даже забавно. В детстве я обожал эту игру — мог прятаться целыми днями. Вольф приходит в ярость и готов был разобрать весь дворец по кирпичику.

Следом за братом Лука взлетел по парадной лестнице и, пройдя через длинную анфиладу залов, свернул в неприметную боковую дверь. Пройдя еще ряд сквозных комнат, они оказались в странном закутке без окон, напоминавшем чулан. Низкий диванчик на кокетливо изогнутых ножках, затянутый в серый полотняный чехол, этажерка и несколько колченогих разрозненных стульев сиротливо жались к стенам, словно опасаясь быть раздавленными королевским ложем, которое занимало практически все пространство комнаты. На высоченной перине с комфортом могли бы улечься пять человек разом. Оставалось загадкой, как альков из великаньего замка оказался в этой комнатке: он не вписался бы в дверной проем, да и просто для того чтобы сдвинуть его с места, понадобилась бы армия слуг.

— Здорово, правда?! — глаза Тео так и сияли детским восторгом.

Он подпрыгнул и ловко уцепился за перекладину, к которой крепился пыльный балдахин из бордового бархата с тяжелыми золотыми кистями.

— Ну же, давай! Что застыл?

Лука всем весом навалился на одну из угловых опор, чтобы подтянуться, но та даже не скрипнула. В узком зазоре между верхней балкой алькова и потолком виднелся темный вентиляционный лаз. Лука полз в полной темноте, глотая комья паутины и пыли и уворачиваясь от подошв кроссовок Тео, которые мелькали совсем рядом с лицом.

— Ни звука: здесь слышимость — как в венской опере, любой шепоток разносится.

Вдали послышались смутные голоса. Тео здорово лягнул Луку прямо в лоб и сам же возмущенно шикнул. Затаив дыхание, они проползли еще немного, чувствуя себя настоящими заговорщиками.

— Мы слишком долго пребывали в иллюзии, что война идет где-то далеко, на побережье, и эта волна не докатится до сердца континента.

Лука узнал голос мессера, уверенный и твердый. Тео оказался прав: разговор шел о войне. Войне, которая длилась, как теперь казалось Луке, сколько он себя помнил. Война стала привычным фоном жизни, как погромыхивающая где-то в отдалении гроза. С запада Ганзейский союз граничил с землями, на которых обитали чернокожие выходцы из Африки. Истоки нашествия на западное побережье Европы были запутанными. В раскаленном котле экваториального континента все время что-то мерно булькало, время от времени со дна поднималась мутная пена. Когда ситуация накалялась, в опасную зону отправлялись войска миротворцев и лайнеры с гуманитарным грузом, чтобы танкеры с нефтью и ценной рудой все так же шли морем в европейские порты. Но новый вирус, военные конфликты и несколько засушливых лет привели к голоду фактически библейского масштаба. От грязной воды вспыхнули эпидемии тифа, дизентерии, холеры и прочих болезней, о которых не слышали уже чуть ли не сотню лет. Во многих африканских странах власть захватили вооруженные до зубов повстанцы, завязалась междоусобица. Удельные князьки раздирали континент, как шакалы — тушу околевшего слона. Вспыхнули, словно тлеющие угли, старые распри между племенами. Перепуганные люди страдали от голода, болезней и произвола вооруженных банд. Все это происходило за наглухо закрытым занавесом, и остальному миру оставалось только теряться в страшных догадках об истинном положении дел.

Пока десять лет назад не разверзся ад. Пять богатейших африканских стран в кратчайшие сроки обзавелись ядерным арсеналом. Расклад сил менялся стремительно: союзы заключались и