Кукольник - Генри Олди

Галеры помпилианцев летали на рабах.

Колесницы помпилианцев ездили на рабах.

Их заводы и фабрики также работали на рабах.

Психика носителя «клейма» подавлялась и использовалась хозяином с любого расстояния. Лючано сам дважды или трижды прибегал к услугам «рабской почты», сообщая необходимую информацию рабу-связнику. Информация в течение пяти минут становилась достоянием хозяина раба, двигаясь дальше, от хозяина к другому рабу, в другом секторе Галактики.

Поначалу молодой невропаст удивлялся: люди как люди, и клейма не видно. Все встало на свои места, едва он впервые увидел раба-почтовика в момент трансляции сведений хозяину. Все последующие разы Лючано отворачивался: он был брезглив.

Однажды маэстро Карл, будучи пьян, заявил, что способности невропастов — слабое подобие умений рабовладельцев. Возможно, прообраз исконных качеств их расы, не получивший агрессивного развития. Это не подтверждается исследованиями, но Карл Эмерих плевать хотел на все исследования.

Лючано не любил вспоминать слова маэстро.

— Гын! А-ай…

Он вздохнул и сосредоточился на кукле.

Оставалось еще пять стихов.

Пять траншей, каждый по полторы сотни душ.

Трудней всего во время работы было избегать прикосновения к особым нитям Тита Гнея Катулла. Нитям, которые тянулись от помпилианца к его «клейменым» рабам. Лючано не знал, чем именно грозит такой спонтанный контакт, но не ждал ничего хорошего.

«Менее опасно, — предупредил маэстро Карл заранее, — дергать паутину куиского арахноида».

Под утро, после успешного завершения работы, когда Лючано Борготта вернулся в свой шалаш, он обнаружил там девицу, юную и пылкую. Одета девица была в гирлянду из цветов магнолии. Сперва молодой невропаст сомневался, сумеет ли он одолеть трудовую усталость, но вскоре сомнения оставили Лючано.

Через три часа после рассвета его разбудили люди Катулла.

Они избили невропаста, стараясь обходиться без членовредительства, связали ему руки за спиной, доставили на галеру, где и обвинили в посягательстве на чужое движимое имущество. Девица оказалась рабыней из второго транша. Тит Гней по непонятным причинам заклеймил ее вне очереди, не дожидаясь отлета.

На галере помпилианец инкриминировал невропасту понуждение рабыни к сексуальным контактам, посягательство на чужое имущество, связанное с потерей девственности, что снижало рыночную стоимость рабыни — Катулл якобы собирался перепродать девицу какому-то любителю невинных туземок; кроме этого, в личных вещах Лючано обнаружилось портмоне клиента с пачкой банкнот и кредитными карточками.

Сперва Тит Гней хотел доверить Лючано правосудию вождей. Но, остыв, передумал. Вряд ли закон одобрил бы съедение полноправного гражданина без суда и следствия, на котором настаивали вожди. «Пусть решит суд!» — сказал Катулл. Галера помпилианца взлетела и взяла курс на Ивликен, самый крупный остров Кемчуги, где располагались космопорт, прокуратура и печально известная тюрьма Мей-Гиле.

Тит Гней Катулл гневался и твердо намеревался засадить вора за решетку.

Причину гнева клиента Лючано узнал позже.

— Ну ты и комик! — сказал Катуллу, ухмыляясь, Гарсиа Хомец, когда поэтический турнир закончился. — Я просто животик надорвал… Волосат, значит, ствол у пальмы? И грозен? Ой, не могу…

Надменный рабовладелец пришел в ярость, выяснив, что был для кого-то смешон. И, поскольку категорически не желал обвинить в этом себя, обвинил молодого невропаста.

Обвинил и вынес приговор.

Дело оставалось за малым: закрепить приговор Катулла приговором суда.

Глава четвертая

Рецидивист

I

— Добрый день, баас Борготта. Хотя вы вряд ли сочтете его добрым.

— Кто вы такая?

— Фионина Вамбугу, ваш адвокат.

— Очень приятно.

Встав с койки, Лючано поклонился без лишних церемоний и вновь сел. Представляться он счел излишним. Синьора Вамбугу и так прекрасно знает, с кем имеет дело.

Раздалось тихое шипение. Из пола, по другую сторону пластикового столика, намертво закрепленного в центре камеры, вспух пузырь надувного кресла. Обивка цвета весенней листвы должна была, по замыслу тюремных психологов, наводить заключенных на мысли о раскаянии и чистосердечном признании.

— Садитесь.

— Благодарю вас.

Адвокат опустилась в кресло с грациозностью, свойственной женщинам-вудуни. Она была весьма привлекательна: хрупкая, изящная, с правильными чертами лица. Фиолетовый, под цвет глаз, саронг смотрелся на ней лучше и естественней, чем модельный костюм от Фидолуччи на галазвезде Пат Лаймуле. И серьги в ушах — золотые кольца скромного размера, со сложным орнаментом.

Никаких излишеств.

Увы, сейчас Тарталью куда больше интересовали профессиональные качества красавицы-вудуни.

Он знал, что лучшими адвокатами Галактики считаются гематры, способные заранее просчитать исход дела со всеми вариантами и вероятностями, составив и решив юридическое уравнение со многими неизвестными, — и помпилианцы. Последним их дар рабовладельцев в данном случае никак не помогал, зато они по праву считались знатоками права (вот такой невеселый каламбур!..) и судебной казуистики, мастерами находить лазейки в законодательстве любой планеты.

К сожалению, услуги защитника-гематра были Лючано не по карману. А нанять помпилианца, чтобы тот защищал «варвара» против своего… В итоге Тарталье назначили государственного адвоката из местных, за казенный счет.

— Итак, в ваш адрес выдвинут ряд обвинений. Диверсия против военно-космических сил Помпилианской Империи. Умышленное причинение физического, психического и морального вреда клиенту. Противозаконное воздействие на чужую нервную систему. Это очень серьезные обвинения, баас Борготта. Вы с ними согласны? Или желаете возразить? Можете отвечать со всей откровенностью: системы наблюдения в данный момент отключены. Запись не ведется. Все, что вы скажете, останется между нами.

Унилингва Фионины была безупречна. Вудуни лишь слегка растягивала гласные. Это не портило впечатление, а, наоборот, добавляло ее речи своеобразный мягкий шарм.

— По первому пункту: отрицаю полностью. По второму: отрицаю, что вред клиенту был причинен умышленно. По третьему… Я его предупредил заранее.

— О чем именно вы предупредили клиента?

— О том, что в процессе контакта он может испытать сильную боль.

— Очень хорошо, что вы уведомили бааса Тумидуса о такой возможности. Это говорит в вашу пользу. Но очень плохо, что вы не зафиксировали этот нюанс в контракте. Иначе иск легата не был бы принят, а вы бы сейчас находились на свободе.

— Знал бы, где упадешь, — подстелил бы соломки.

— Простите? А-а, идиома. Я поняла.

Синьора Вамбугу серьезно кивнула. До бесстрастности гематров ей было далеко, но от большинства своих соотечественников Фионина отличалась разительно. Лючано вспомнил пигмея Г’Хангу, болтливого шельму-портье с имплант-попугаем на плече, торговца амулетами в отеле…

Похоже, таких не берут в адвокаты.

— Вы действительно причинили боль легату Тумидусу во время сеанса контактной имперсонации?

— Да. Без злого умысла. На меня иногда находит. Я сам испытываю боль, и она передается ку… клиенту. Я ничего не могу с этим поделать.

— Я рада, что вы искренни со мной. Доверие между нами — залог успешной работы. А вот на суде я бы не советовала вам признаваться в этом своем дефекте.

— То есть?

— Все отрицайте. Вы не причиняли Тумидусу никакой боли. Он обвинил вас ложно, по неизвестным вам мотивам. Личная антипатия, расовая неприязнь, нежелание выплачивать гонорар. Не важно. Главное: вы ни в чем не виноваты. Ни перед клиентом, ни перед законом. И постарайтесь сами в это поверить.

— Странно. Вы, адвокат, советуете мне давать на суде ложные показания?

Синьора Вамбугу улыбнулась с легкой иронией.

— Странно другое, баас Борготта. Вас, имеющего судимость, удивляет гибкость моих предложений? Вы ведь, извините, рецидивист. Имели дело с правосудием. Статьи 83, часть первая — кража личного имущества — и 173-прим — нанесение имущественного ущерба. Кемчуга, тюрьма Мей-Гиле… Полагаете, я не ознакомилась с вашей биографией?

— Я был невиновен. Меня подставили.

— А у меня есть сведения, что вы признали себя виновным.

— Признал. Меня убедили, что так будет лучше.

— Значит, в тот раз вы послушались адвоката?

— В тот раз меня убеждал не адвокат. — Лючано вспомнил разговор с маэстро Карлом и последующую «игру в боль» с Гишером Добряком. — Извините, я не хочу об этом говорить.

— Хорошо. Значит, вы считаете, что честность — лучшая политика?

— Считаю.

— Я вижу, вы все-таки не поверили мне.