Сердце льва - Виктория Холт

— Да, Бог на твоей стороне, Ричард.

— Еще бы! Мы ведь объявили язычникам священную войну!

Когда брат и сестра доехали до дома, возле которого их уже поджидали слуги, Ричард удостоверился, что Джоанна будет окружена заботой и вниманием, и лишь тогда вернулся на виллу Мушета.

* * *

На следующий день Ричард снова увиделся с сестрой. Пришедший вместе с ним Филипп был потрясен ее красотой и долго беседовал с Джоанной, явно наслаждаясь ее обществом.

Филипп поинтересовался, куда направится Джоанна, когда он и Ричард отбудут в Аккру. Джоанна ответила, что она еще не решила, но скорее всего поедет к матери.

В разговоре наступила неловкая заминка. Филиппу уже донесли, что королева Альенор привезла из Наварры Беренгарию, и он втайне негодовал. Как может Ричард жениться на принцессе Наваррской, когда он обручен с его сестрой Алисией?!

Однако Филипп проявил выдержку и умолчал об Алисии. Джоанне, конечно, было любопытно узнать, как разрешится эта коллизия, но она тоже понимала, что при Филиппе не следует заводить речь об Алисии.

На сей раз гроза миновала, однако Ричард прекрасно осознавал, что Филипп не даст ему спуску и при удобном случае все равно заговорит о помолвке своей сестры. Хоть они и друзья, интересы семьи превыше всего.

Занервничав, Ричард торопливо сказал, что он не покинет Мессину, пока не договорится с Танкредом насчет приданого Джоанны.

— Тогда тебе придется здесь задержаться, — предупредил Филипп.

— Но не могу же я позволить этому стяжателю владеть моим добром!

— По-моему, ваш брат так увлечен добыванием денег, — полушутливо произнес Филипп, обращаясь к Джоанне, — что даже готов уступить мне почетное право взять приступом Аккру!

— Не надейся, ты без меня не справишься, — усмехнулся Ричард и поспешил вежливо добавить: — Как, впрочем, и я без тебя. Все в один голос твердят, что город прекрасно укреплен.

— Если мы еще немного промешкаем, начнется зима.

— Я все понимаю, но Танкреда надо поставить на место!

Филипп раздраженно передернул плечами и принялся демонстративно беседовать только с Джоанной — рассказывать ей о малютке Людовике и о том, что он, Филипп, всей душой рвется домой, опасаясь, как бы без него государственные дела не пришли в упадок, а с другой стороны, жаждет возглавить войско и повести его войной на неверных.

— Когда я собирался в этот поход, — объяснил он, — моя королева была жива и здорова. Я рассчитывал оставить на нее и государство, и нашего сына. Но меня постигла тяжелая утрата.

Джоанне не нужно было долго объяснять, что чувствует человек, потерявший любимую супругу. Она сама несколько месяцев назад лишилась мужа.

Филипп и Джоанна увлеклись задушевной беседой. А когда короли наконец удалились, слуги принялись перешептываться: дескать, французский правитель явно очарован королевой Сицилии. И, может быть, из этого что-то выйдет? Ведь они оба недавно овдовели…

* * *

Пока Ричард дожидался возвращения приданого Джоанны, его солдаты начали бесчинствовать. Среди сицилийцев было немало тех, в чьих жилах смешалась европейская и сарацинская кровь. Это были горячие головы, и, обладая таким характером, они вспыхивали словно спички и по малейшему поводу лезли в драку. Им не нравилось видеть на своей земле чужестранцев.

Еще перед приездом Ричарда на Сицилию между крестоносцами и местными жителями начались ссоры. А поняв, что Ричард выдвигает жесткие требования к их королю, сицилийцы возмутились еще больше. Ричард понимал, что дело может кончиться открытым мятежом, и изо всех сил старался избежать опасного исхода.

Он сказал Филиппу, что намерен установить в войсках строжайшую дисциплину. Солдаты должны бояться своих командиров. Однако Филипп с ним не согласился.

— Вдали от родины, в тяжелых походных условиях людям надо делать поблажки, — заявил он.

— Вздор! — воскликнул Ричард и приказал соорудить напротив дворца виселицу. — Пусть все знают, что их ждет, ежели они будут безобразничать. Я не пощажу того, кто нарушит закон!

Перед ним все трепетали. Сицилийцы пугали Ричардом малых детей, говоря:

— Смотри! Будешь плохим — тебя заберет король Ричард.

Именно тогда он получил прозвище Лев. А французского короля, напротив, прозвали Агнцем.

Но, несмотря на суровость Ричарда, беспорядки продолжались. Горожане жаловались, что крестоносцы соблазняют их жен и дочерей, нагло хозяйничают в Мессине.

Филипп считал, что надо поскорее уезжать, но Ричард отказывался даже думать об отъезде, пока Танкред не выполнит его требования. Он был настроен весьма решительно и заявлял, что, если Танкред не вернет ему приданое, он пойдет на него войной.

Пристально следивший за развитием событий Филипп знал, что Альенор только и ждет, когда сын ей прикажет привезти к нему Беренгарию. Филиппа забавляло, что Ричард не торопится жениться на наваррской красавице. Его гораздо больше интересовали переговоры с Танкредом. Хотя, может быть, все дело в злополучной помолвке? Любопытно, умудрится ли Ричард разорвать узы, связывающие его с Алисией? Филипп не сомневался, что Ричард никогда не согласится обвенчаться с Алисией. И в глубине души не осуждал его. И правда, только дурак захочет жениться на женщине, которая была любовницей его отца и прижила от него ребенка…

Но с другой стороны, они ведь обручены!

Создался порочный круг. А потешнее всего было то, что Ричард не торопился вступить в брак ни c Алисией, ни с Беренгарией.

На самом деле он вообще не хотел жениться. Ему гораздо милее было отправиться в Аккру… с Филиппом.

* * *

Получив отказ Танкреда вернуть приданое Джоанны, Ричард впал в бешенство.

— Его нужно хорошенько проучить! — воскликнул он.

Филипп, находившийся в тот момент при Ричарде, предостерегал его от опрометчивых шагов, однако Ричард, разгневавшись, не склонен был проявлять осмотрительность. Танкред бросил ему вызов, и он за это поплатится!

Не внявши совету Филиппа, Ричард собрал войска и завладел крепостью и монастырем, который был намерен превратить в склад. Пусть поостерегутся впредь оскорблять короля Англии!

Напряжение росло. Крестоносцы Ричарда уже чувствовали себя завоевателями города. Они громили рынки, совершали насилия над женщинами, грабили местных жителей и вообще вели себя так, что в любую минуту в городе мог грянуть взрыв. Солдаты считали, что, раз они направляются на священную войну, Господь отпустит им любые грехи.

Сицилийцы же, естественно, не пожелали терпеть издевательства чужаков, и очень скоро разразился бунт. Началось все с пустяка: какой-то крестоносец взял у рыночной торговки хлеб и отказался заплатить. Она попыталась вырвать у него буханку, закричала, к ней на помощь подоспели соседи… Искра мятежа мгновенно подожгла город. Сицилийцы, вооружившись кольями и камнями, восстали против англичан. Крестоносцы не остались в долгу и, не дожидаясь приказа Ричарда, атаковали город.