Две богатенькие малышки - Миньон Эберхардт

— Джастин, ты должен понимать, что времена изменились.

— Уж понимаю, — буркнул Джастин. — Особенно когда нужно кого-нибудь задобрить, чтобы всего-навсего заказать такси… Нет-нет, Эмми, я не жалуюсь! Я так, к слову…

Оказавшись в своей комнате, Эмми решила надеть костюм, купленный тем самым майским днем, когда они с Дианой прогуливались по Пятой авеню и она, Эмми, заразилась от сестры приступом мотовства. С того самого момента наряд висел в шкафу, но она почему-то чувствовала, что надеть его на свидание с Дианой, приговоренной к пожизненному заключению, — это правильно, хотя на первый взгляд и дико.

Эмми надела платье и пальто — темно-коричневые, но с розоватым оттенком, напоминающим ей осенние листья, взяла коричневую сумочку из крокодиловой кожи и спустилась к Джастину. Тот вставил в петлицу красную гвоздику — впервые после ареста Дианы. «Значит, он тоже боится и подстегивает себя»,— подумала Эмми.

Дорога была прекрасной. Они мчались по широкому шоссе мимо осеннего леса, время от времени вдоль обочин мелькали сельские пейзажи. В воздухе витал горьковатый дымок: сжигали листья. Небо было лазурным, и ярко светило солнце.

Джастин, верный своему обещанию, остался в машине, и Эмми пошла в тюрьму одна. С формальностями было быстро покончено. Труднее всего оказалось ожидание. У Эмми мучительно пересохло горло, но когда Диана села по другую сторону разгороженного сеткой длинного стола, Эмми поняла, что Дуг говорил правду: ее сестра держалась молодцом!

— Костюм великолепен! Я так и знала! Привет, Эмми!

— Привет… — прошептала Эмми.

Диана выглядела и вела себя так, словно тюрьма — это забавное приключение, которое вот-вот подойдет к концу. Ее волосы лишились золотистого оттенка, над которым всегда трудился ее парикмахер, но остались мягкими и пушистыми и по-прежнему красиво обрамляли ее лицо. Естественный, обыденный облик Дианы поразил Эмми настолько, что она едва сдерживала слезы.

— Да не смотри ты на меня так, ради Бога, — сказала Диана. — Я в порядке. На самом деле все это жутко интересно. Конечно, я не хотела бы оставаться тут до конца своих дней, но ведь я и не собираюсь!

«Значит, она решительно настроена любым способом вырваться отсюда!» Эмми промолчала.

— У меня тут список, — продолжала Ди. — Это — моя доля вансейдемовских драгоценностей и еще кое-какие вещи, которые я покупала сама, просто чтобы вложить деньги, хотя я и ношу их с удовольствием. Они все еще лежат дома в сейфе. Дуг хочет продать дом, как только найдется покупатель. Это меня не волнует — я и сама его продала бы. Но Дуг порой бывает очень беспечен. Я хочу, чтобы ты забрала драгоценности из сейфа. Дуг его тебе откроет. Потом положишь их в банковский сейф. Он на два имени: мое и Дуга. У Дуга ключ и доверенность. Вторая доверенность у мистера Бигема.

Эмми во все глаза глядела на сестру. Все эти дни она неотрывно думала о Диане, но ей ни разу не пришло в голову заняться ее имуществом и деньгами!

— Кто-то же должен взять на себя эти заботы, — продолжала Диана, словно прочитав ее мысли. — Я-то не могу, пока я здесь.— Она скорчила презрительную гримаску.— Дуг, разумеется, ни черта не смыслит в бизнесе. Поэтому мне показалось разумным дать вторую доверенность мистеру Бигему. Они могут действовать вместе. Мало ли что произойдет с рынком… Вдруг понадобятся срочные меры…

— Понимаю, — сказала Эмми. На самом деле она понимала только одно: Диана по-прежнему прочно держится в седле и не выпускает поводья из рук!

Диана наклонилась к сестре. За длинным столом сидели и другие люди, все они тоже тянулись друг к другу и говорили очень тихо, по крайней мере так казалось Эмми. В дальнем конце зала стояла женщина в полицейской форме и зорко глядела на всех — на тот случай, догадалась Эмми, если кто-то захочет просунуть через сетку что-то запрещенное. Едва Диана опустила руку в карман своего простого, но аккуратного платья, надзирательница тут же приблизилась к ней. Диана с улыбкой обернулась.

— Вот, посмотрите.

Женщина глянула на листок бумаги, поданный Дианой. В первый миг она сдвинула брови, затем глаза ее расширились, лицо вытянулось, и она с изумленным вздохом вернула листок.

— Я могу отдать это моей сестре? — с царственной надменностью осведомилась Диана.

Женщина кивнула, не сводя с заключенной зачарованного взгляда. Эмми взяла листок и поняла, чем вызвано потрясение надзирательницы: это был список драгоценностей Дианы.

— Когда будешь доставать их из сейфа, проверь, все ли на месте, — сказала Диана. — Я хочу носить их, когда выйду отсюда. — И она рассмеялась своим легким серебристым смехом.

Эмма аккуратно положила листок в сумочку. Диана спросила, как поживает Джастин и как обстоят дела с пьесой Дуга.

— Он говорит, что все в порядке, но я не слишком верю.

— Ну… нельзя сказать, чтобы она имела большой кассовый успех… но со сцены не сходит.

— Обязательно пригласи бедняжку Дуга к себе на День благодарения. — Глаза Дианы блеснули лукавством. — У нас тут тоже будет индейка. Мне это известно из достоверных источников…

— Время истекло,— вежливо, но твердо сказала надзирательница.

Диана кивнула, улыбнулась Эмми и сказала:

— Ты не успеешь оглянуться, как я выйду отсюда.

И она беззаботно помахала сестре рукой, как в тот день, когда покидала зал суда.

Диана совсем не была похожа на женщину, совершившую преступление. Эмми никогда не представляла, чтобы ее сестра могла взять пистолет и выстрелить в человека. Вообще Диана не казалась ей способной на столь сильные эмоции.

Но улики — и в первую очередь записка — показали, что за очарованием и беззаботностью Дианы скрывается совсем другой человек, может быть, тот самый капризный ребенок, который любыми способами добивался своего. И это второе «я» проявлялось только под влиянием безумной любви или ревности. Но неужели, неужели Диана могла так сильно любить — или ненавидеть — Гилроя Сэнфорда?

Эмми подошла к машине. Джастин прогуливался на солнышке, куря сигару. Гвоздика в его петлице слегка приувяла, как, впрочем, и он сам.

— Она в порядке, — сообщила ему Эмми. — Ты не представляешь, насколько… насколько философски она относится ко всему, что происходит.

Джастин ничего не ответил. Молчал он и по дороге, когда они в сгущавшихся сумерках подъезжали к залитому огнями Нью-Йорку.

А на следующий день Эмми и Дуг обнаружили, что часть драгоценностей Дианы бесследно исчезла.

9.

Они вошли в дом около пяти. Дуг открыл дверь своим ключом, второй ключ («Дианин ключ», — невольно подумала Эмми) он отдал агенту по недвижимости, который занимался продажей дома. Уже многие смотрели дом, но пока никто не выразил желания купить его.

В холле царил полумрак; дом, казалось, чутко прислушивался к тому, как они вошли. Ступеньки вели наверх, в гулкую тишину. Эмми хотела было подняться в комнату Дианы и убедиться, что все в порядке, но вспомнила, что до крайности скрупулезная Агнес уже была там, забрала вещи Дианы, отнесла на хранение меха. Затем Эмми подумала о счетах Дианы, о ее чековых книжках и письмах и спросила у Дуга, какова их судьба.

— О, с этим мы разобрались сто лет назад. Этим занимались мистер Бигем и Сэнди. Ты же знаешь, мистер Бигем — доверенное лицо Дианы, как и я. Мы можем сотрудничать и контролировать друг друга. Диана уверена, что рано или поздно она выйдет из… Так ты хочешь подняться в ее комнату? Я не могу…— добавил он.— Я сразу после суда забрал свои вещи и уехал.

Эмми знала, что Дуг перебрался жить в свой клуб. Нет, сказала она, лучше сразу заняться драгоценностями.

Через холл, мимо того места, где когда-то лежало бездыханное тело Гила Сэнфорда, они прошли в кабинет Дуга. Коричневые портьеры были затянуты. Дуг включил настольную лампу и открыл сейф. Эмми показалось, что целые годы миновали с того дня, как Диана в розовом пеньюаре неподвижно сидела, ожидая допроса, а Сэнди по ее просьбе поднимался за бумажным пакетом, в котором лежало целое состояние… Пакет лежал в сейфе на прежнем месте, и веселенькие фиалочки напоминали о нормальном мире, где женщины ходят в дорогие магазины, а не отбывают пожизненный срок за убийство…

Дуг быстро просмотрел список и удивленно поднял брови.

— Господи! Да здесь почти все — наследство! Как же вы с Ди это разделили?

Эмми вспомнила тот далекий день и маму — нежную, хрупкую, но волевую.

— Это была мамина идея. Она сказала, что не хочет, чтобы после ее смерти начались ссоры из-за драгоценностей. Поэтому она выложила все прямо на постель и велела нам выбирать. Первой выбирала Диана — по праву старшей. У нас так горели глаза, что мама рассмеялась и сказала: «Носить все это на себе — все равно что напрашиваться, чтобы в один прекрасный вечер вам проломили голову». Но все равно она велела нам их хранить.