Кровь времени - Максим Шаттам

Детективы молча сели в автомобиль и поехали опрашивать прочие семьи. За этим занятием они провели весь день; каждый раз сталкивались с многодетной и очень бедной семьей. Никто из опрашиваемых не заметил ничего странного накануне исчезновения своего ребенка. Джереми счел необходимым оставить каждой семье по нескольку банкнот, что сопровождалось скорее в меру удивленным, чем восторженным взглядом Азима. В итоге англичанин лишился солидной суммы.

Вечером коллеги расстались: Азим отправился в полицейский участок, составлять письменный отчет о ходе следствия, Джереми — в свою кахву, отдохнуть после очередного рабочего дня. Не прошло и часа, как египтянин вошел туда же с листком бумаги в руках; лоб его был покрыт испариной. Он обвел кафе взглядом и, отыскав Мэтсона, бросился к его столу.

— Одна и та же школа! — воскликнул он, положив листок на стол.

Джереми глубже погрузился в кресло.

— Какой же я осел! — гремел Азим. — Не сумел сразу сопоставить факты, которые сообщили мне родители, а мои люди и не подумали запросить эти сведения на начальной стадии расследования. Погибшие дети посещали одно и то же учреждение — школу Кеораза! На самом деле это не совсем школа, но они ходили туда, чтобы получить хоть какие-то знания… Обычное дело.

Египтянин внезапно осознал, что взгляд у Джереми, окруженного клубами табачного дыма, отсутствующий, как у слепца.

— С вами все в порядке? — забеспокоился Азим, украдкой удостоверившись, что в стоящих перед англичанином чашках остатки кофе, а не алкоголя.

Джереми ограничился кивком головы: — Я знаю кое-кого в этом заведении. — Накрыл листок бумаги ладонью. — Если позволите, этой частью расследования я хотел бы заняться сам. — И спрятал листок в кармане.

17

Марион закрыла дневник так резко, что раздался хлопок. Ей очень хотелось читать дальше, она прямо-таки дрожала от нетерпения, но сначала нужно было найти туалет. Из любопытства женщина все же перелистнула несколько страниц вперед и выхватила из текста ряд удивительных фраз: сцена на фоне пирамид, занимательный разговор… Марион встала и собралась было положить книгу на стул — отправиться на поиски туалета, но вовремя одумалась — лучше захватить с собой и дневник, и связку ключей.

В этот момент заскрипела дверь, ведущая в Бель-Шез; приготовившись оправдываться, женщина повернула голову, но никого не увидела — дверь оставалась закрытой. В щелях, иногда на время затихая, посвистывал ветер, его шипящее дыхание разносилось на весь монастырь. Но ветер ли производил эти звуки?.. «Только не начинай опять придумывать то, чего нет…»

Выйдя на улицу, Марион быстро пересекла маленький огород, как будто подвешенный в воздухе. Отсюда, с высоты, открывался вид на часть деревни и залив. Вскоре обнаружила укромную неглубокую нишу, пол устлан песком. Ей уже было невмоготу, даже мелькнула мысль присесть прямо здесь, на этом месте… Однако Марион быстро прогнала ее, причем страх быть застигнутой за подобным занятием преобладал над пониманием непристойности поступка. Спустившись по ступенькам, она вновь потерялась в бесконечных коридорах здания. Рассеянный дневной свет едва пробивался внутрь через тонкие розетки, бойницы и стрельчатые окна. Огибая очередную колонну, Марион внезапно остановилась и резко развернулась: осознала, что уже проходила здесь.

Разворачиваясь, краем глаза уловила вдалеке какое-то движение… Прежде чем успела вглядеться пристальнее в мелькнувшую тень, неясная фигура исчезла. Марион показалось, что она различила нечто похожее на монашеское одеяние, которое носили члены братии. Больше ничего разглядеть не удалось: ни комплекции, ни походки, ни тем более лица…

«Монах обязательно остановился бы, хотя бы поздороваться со мной, — предположила она. — Никто не сделает ему выговор за мое присутствие здесь, к тому же он может показать, где туалет».

Марион бросилась вперед, подбежала к очередным ступенькам, вскарабкалась на гранитный мостик, проскочила под аркой, за которой скрылся человек, на полном ходу пролетела через следующую комнату, к единственному выходу, которым мог воспользоваться тот, кого она преследовала… Скатываясь по винтовой лестнице, на секунду остановилась и выглянула в окно: внизу внутренний двор, по которому с приличной скоростью мчалась фигура в темном одеянии… Узнать этого человека по-прежнему не представлялось возможным — он был закутан в черный плащ с низко опущенным капюшоном, похожий на одеяние монаха. Марион ускорила темп и, тяжело дыша, вновь оказалась на улице: монах исчез. Женщина сделала вывод, что он не просто куда-то торопился, а стремился скрыться именно от нее. «Ты бредишь… Вот что бывает, если начитаться историй о полицейских расследованиях…»

Марион с шумом выдохнула, восстанавливая дыхание. «Ну и приключение! Хотя, в общем-то… приключение — слишком громкое слово для того, что случилось…» Ей вспомнился отец Серж и его желание чем-нибудь ее занять, чтобы она не слишком томилась от скуки.

Ко двору прилегало караульное помещение; Марион пересекла его, радуясь, что будка привратника пуста. Очевидно, служительница музея греется возле кафе вместе с гидами — те вынуждены проводить весь день в ожидании посетителей. Марион прошла через ворота барбакана и вернулась домой. Посетив наконец туалет, заварила чаю и устроилась с чашкой на угловом диване, чтобы продолжить чтение. Однако воспоминание об убегающем от нее человеке в странном одеянии не давало ей покоя… Разве монахи разгуливают по аббатству с поднятыми капюшонами? Ей казалось, что это не так… впрочем, все возможно. Тем не менее, если учесть шараду, подброшенную ей сразу после приезда, «тайное» посещение ее жилища и, наконец, это непонятное бегство, у нее накопилось достаточно вопросов. Конечно, головоломка оказалась чистым ребячеством — вторжение, совершенно очевидно, произошло с добрыми намерениями и имело целью ее защитить, однако в сумме эти происшествия все равно производили на нее гнетущее впечатление.

«Все дело в окружающей обстановке: она усугубляет твою паранойю».

Рано или поздно она убедится, что этот монах не имел к ней никакого отношения, оказался в том месте случайно и просто спешил. «А как же дверь… дверь, которая заскрипела в большом зале, где я читала? Ведь это произошло в тот момент, когда я встала со стула, как будто кто-то подглядывал за мной и бросился бежать, чтобы не быть застигнутым врасплох». Из этого предположения вытекало, что в коридорах монастыря за ней шпионили, следили за каждым ее шагом… Но с какой целью? Члены братии согласились спрятать ее, но не контролировать, это не входило в их компетенцию…

«Хватит нести чушь!» Марион тряхнула головой — она зашла чересчур далеко. Пришло время заняться другим делом — вновь погрузиться в атмосферу Египта 1920-х годов. Она мысленно перебрала содержимое холодильника, стоящего возле софы, и вспомнила, что на обед в ее распоряжении полная сковорода овощей. Итак, все устроилось: у нее есть целый день, чтобы читать. Однако, едва открыв книгу, женщина вновь встала и забаррикадировала входную дверь круглым столиком на одной ножке.

— Вот так! — сказала она и расположилась у окна на диване — с чашкой чая в одной руке и дневником в другой.

18

В то время как Азим пытался установить личность четвертой жертвы, Джереми Мэтсон трясся в громыхающем трамвае, который вез его в Гизу.[46] После города, с его невыразимой мешаниной зданий, пустыня казалась совершенно плоской, как будто нарисованной на листе всего несколькими скупыми линиями. Джереми случалось более или менее длительное время находиться посреди этого песчаного моря, когда глаза слепнут от яркого контраста между бесконечной чередой шафрановых дюн и невероятно глубоким небом цвета индиго. Пустыня — это бесконечность, к которой человек способен прикоснуться. Тишина здесь становится навязчивой, из-за полного отсутствия звуков через несколько дней в ушах возникает непрерывный шум. Он проходит лишь тогда, когда разум и слух приспосабливаются наконец к этому безмолвию. Джереми приник к оконному стеклу: трамвай приближался к Гизе. Треугольники пирамид неумолимо притягивали взор, они будто подчеркивали конечность человеческой жизни. Пирамиды не вырастали из песка — наоборот, это пустыня, вся без остатка, разворачивалась ради них бесконечным ковром, каждой своей песчинкой отдавая им дань уважения. С высот Каира эти памятники древности возбуждали любопытство; любой, кто оказывался у их подножия, трепетал от восхищения и одновременно от боязливого почтения.

Маршрут трамвая № 14 завершался в восьми километрах от центра Каира; конечная остановка — напротив гостиницы «Мена-хаус», караван-сарая, который высоко ценили все европейские знаменитости. Туристический сезон близился к завершению, но пирамиды по-прежнему привлекали иностранцев. Солнце встало не более двух часов назад, но уже около тридцати европейцев, в экстравагантных шляпах, измеряли шагами расстояние от одной грани пирамиды до другой. Люди выделялись на фоне голубого неба кривыми белыми пятнышками.