Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне - Джордж Бейли

Volkspolizei, о которой говорил Аденауэр, это так называная полиция быстрого реагирования (Bereitschaftspolizei) под началом Восточногерманской центральной администрации по внутренним делам (Deutsche Verwaltung des Intern), которая была создана в советской зоне в 1948 году. Поначалу моральное состояние этих частей было невысоким, и, как предсказывали некоторые источники, они не были готовы играть активную роль в Западном Берлине во время блокады. Однако в 1949 году дисциплина в них улучшилась, когда администрация объединила их в рамках Управления подготовки, — это было прикрытием для военизированной секции Центральной администрации по внутренним делам. Нечто похожее происходило в Корее во время создания северокорейской Народной армии. Несмотря на многочисленные донесения западных разведок о поставке Советами вооружения этим соединениям и участии Советов в полевых учебных операциях, в конце 1949 года западные союзники пришли к выводу, что «Быстрая» полиция — или Казарменная полиция (Kasernierte Volkspolizei) — все еще не проявила себя и ее надежность не проверена»[214].

К концу 1951 года внешняя разведка КИ была передана МГБ. В докладах МГБ, которые, подобно докладам и донесениям КИ, никогда прежде не предоставлялись западным исследователям, сообщается, что в 1952 году Казарменная полиция стала получать в значительных количествах оружие из СССР. Очевидно, Москва была озабочена, как войска примут советские транспорты с оружием, и МГБ затребовало сведения о настроениях в войсках, потому что «оно могло определить возможность военного сотрудничества в защите безопасности ГДР и СССР». Именно тогда был подготовлен доклад для Сталина и членов Политбюро (24 июня 1952 г.), согласно которому «подавляющее большинство резервно-казарменной полиции отнеслось положительно к получению советского оружия. Во многих частях заметно укрепилась дисциплина, в лучшую сторону изменилось отношение к своим обязанностям». Многие считали, что должны продлить сроки службы после получения советского оружия. Но в том же докладе сказано, что на меры ГДР «по вооружению полиции население чаще всего реагирует негативно»[215].

Общественная поддержка была слабой и наблюдалась значительная оппозиция. К сожалению, реальный объем поставок оружия СССР в Восточную Германию не всегда документирован, а активные антивоенные настроения в ГДР не отражены в западных донесениях. Например, в докладе ЦРУ (Office of Reports and Estimates), посланном президенту США 21 августа 1950 года, сказано, что «до сих пор все вооружение полиция... получала из захваченных германских складов. В марте 1950 г., однако, она стала тайно получать советское вооружение, включая танки». Более того, в докладе указывается, что низкий моральный уровень в этих полицейских частях, которые, как считалось, активно выступали против участия в операциях за пределами ГДР, по-видимому, укрепился, благодаря успехам Северной Кореи. В любом случае, в сентябре 1950 года этот же отдел ЦРУ предсказал, что такие военизированные образования будут «представлять потенциальную угрозу Западной Германии и непосредственную угрозу Западному Берлину»[216]. Аденауэр постоянно обсуждал с американскими официальными лицами возможность нападения народной полиции летом 1950 года, когда немцы, следя за отходом американских войск к линии Пусана, убедились в собственной уязвимости.

Продвижение северокорейских войск в Южной Корее в июле 1950 года было быстрым и драматичным. Был ли страх, который испытывали западные столицы по отношению к возможности вооруженного нападения на Западную Германию обоснован — не суть важно. Важно то, что этот страх существовал, и он тотчас сказался в незамедлительной постановке вопроса о роли Западной Германии в обороне Европы. Газеты в Западной Германии и Западном Берлине пестрели заголовками типа «Война в Корее», «Коммунисты из Северной Кореи вторглись в Южную Корею», которые становились все более зловещими по мере того, как Народная армия Северной Кореи продвигалась вперед, одолевая слабое сопротивление южан[217]. Информационные источники Восточной Германии сообщали о нападении «марионеточного режима» Южной Кореи под руководством американских «империалистов» на Корейскую Народно-Демократическую Республику, но это лишь раздражало западных берлинцев, привыкших расшифровывать коммунистическую терминологию.

Дин Ачесон, который еще 5 июня 1950 года заявил о продолжении американской политики демилитаризации Германии, признал, что «быстро перешел к поддержке участия Германии в обороне Европы». Мысль о том, что это участие решится со временем само собой, была отброшена ситуацией в Корее[218]. После нападения Северной Кореи США выделили дополнительно двадцать восемь миллиардов долларов на оборонные нужды, увеличился призыв в армию, количество американских дивизий тоже увеличилось до восемнадцати, из которых четыре в 1951 году должны были быть отправлены в Европу[219].

В ДОКЛАДАХ КИ НЕ УПОМИНАЕТСЯ КОРЕЯ

Доклады КИ продолжают отражать озабоченность СССР попытками союзников побудить другие страны признать независимую Западную Германию, а также большую обеспокоенность по поводу «германской ремилитаризации». Однако нет никакого упоминания о корейском конфликте и о том, что заставило западных союзников внезапно начать перевооружение Германии. Например, КИ писал о том, что называлось «серией тайных встреч американских и английских представителей из Западной Германии в Висбадене и Бад-Наугейме в середине августа». Как сказано в докладе, на этих встречах была признана необходимость «создания к концу 1950 года западногерманской армии под названием «федеральная полиция» численностью в 200 тысяч человек». Также было решено, что «назначение немецких генералов на командные посты будет происходить только по рекомендации американцев». После одобрения этого решения «верховный комиссар США Джон Макклой пригласил Аденауэра посетить его, чтобы обсудить детали декларации, подготовленной Аденауэром по вопросу ремилитаризации. Таким образом, текст официальной декларации Аденауэра от 18 августа был заранее согласован с американцами»[220].

Как известно из доклада Макклоя, он согласился с Аденауэром, что к 1951 году восточногерманская военизированная полиция будет достаточно обучена и может представлять серьезную опасность. Чтобы ответить на этот вызов, канцлер предложил подготовить и вооружить 150 тысяч добровольцев. В то время, как информация Макклоя о восточногерманской полиции не очень отличалась от информации Аденауэра, он все же ставил под сомнение правильность аденауэровского «суждения, что используя народную полицию для атаки по корейскому образцу Советы полагают, что смогут избежать всеобщей войны»[221]. В докладе Мак-клоя о переговорах с Аденауэром есть еще несколько упоминаний о конфликте в Корее и его отношении к европейской безопасности. Эти замечания не вошли в доклады КИ.

Отсутствие в архивных документах СВР докладов КИ о реакции Запада на северокорейское вторжение примечательно, если помнить о двух советских ключевых источниках — Гае Берджесе и Дональде Маклине, которые к началу военного конфликта служили в министерстве иностранных дел Британии. На самом деле, как указывал Юрий Модин в «Mes camarades de Cambridge», эти два агента были «сверхактивны» по состоянию на 25 июня 1950 года[222]. Негативные последствия корейской войны для советской политики в Германии просто-напросто не обсуждались в официальных московских кругах. Никто ничего не посмел написать, ведь все отлично знали, что решение позволить северным корейцам пойти в наступление принимал сам Сталин. Любые разговоры о просчете вождя, имевшем колоссальные последствия в Германии и Европе, если и велись советскими людьми, то шепотом[223].

Едва Китай вступил в войну, войска ООН снова перешли к обороне, и КИ сообщил, что «6 ноября 1950 года в преддверии дебатов по общим политическим вопросам в бундестаге Макклой принял Аденауэра и представителей Социал-демократической партии..; Во время беседы Макклой заявил, что если бундестаг выскажется против ремилитаризации, то в Западную Германию прекратятся поставки, предусмотренные планом Маршалла». В то же время Макклой дал понять, что в случае «одобрения ремилитаризации от 40 до 60 процентов дополнительных поступлений будет направлено в те секторы западногерманской промышленности, которая будет заниматься производством военных материалов». Вторая часть доклада КИ примечательна своим необъяснимым — очевидно, незамеченным — упоминанием о «событиях в Корее». Основываясь на личных беседах с американскими официальными лицами в Бонне, источник упоминает о планах Макклоя, касающихся «срочных мер... в случае ухудшения положения в Германии в связи с корейскими событиями». В планах якобы предусматривалась, помимо всего прочего, эвакуация гражданских сотрудников на левый берег Рейна[224]. Этот доклад не был вручен соответствующим московским лицам КИ до 4 января 1951 года. Для сравнения. Госдепартамент США замечает, что хотя Мак-клой обедал с Аденауэром 6 ноября 1950 года, беседа с лидером Социал-демократической партии Шумахером состоялась позднее, но в тот же день и отдельно. Единственное упоминание о Корее было сделано Аденауэром, «выразившим озабоченность, что неожиданный поворот событий в Корее (вероятно, вступление в войну китайских сил) может задержать направление дополнительных американских войск»[225].