Рысь - Урс Маннхарт

Ушлый пройдоха, подумал Лен.

– Еще не знаю пока, – ответил он. – Поэтому-то у меня и нет времени.

– Ага, понятно, – смекнул Рёлли и, толкнув мотоцикл вперед обеими руками, на кончиках которых виднелись старчески-желтые ногти, вперился в Лена взглядом и продолжал травить истории. Что-то из его слов терялось в бороде или замирало на губах, что-то Лен отлично улавливал. Например, историю Томбы, домашней кошки-скалолазки, жившей некогда у отеля «Шваренбах» на высоте 2060 метров над уровнем моря и неоднократно поднимавшейся с ним и его товарищами по связке на Риндерхорн и Бальмхорн, два добрых трехтысячника, пока в январе 1993 года она не умерла от кошачьей лейкемии.

– Кошки живут своей, особенной жизнью. Они неуступчивы, неподвластны и свободны. С рысями дело наверняка обстоит точно так же. Хотя лейкемии у них, наверно, не бывает, – предположил Рёлли.

– Не знаю.

Лен озадаченно подумал о медицинской библиотеке Штальдера.

Во всяком случае, на него рысь производит неизгладимое впечатление, продолжил Рёлли и рассказал, что регулярно наведывается на сайт «Про Натуры», чтобы посмотреть, где обретается Тито. В прошлом году сын установил ему Интернет. Сын живет в Австралии, уехал туда плотником, а теперь сделался известным архитектором, проектирует и продает готовые дома, которые выглядят несколько странновато: без подвала, без чердака и с круглой крышей. Но в австралийских зарослях это то, что надо, он продает один за другим и с помощью Интернета присылает ему фотографии со строек и семейных торжеств. Вот почему уже два-три месяца старик регулярно наблюдает за перемещениями Тито. Уж не Тито ли случайно пеленгует Лен?

– Нет, это самка, ее зовут Рена, – преодолев сомнения, поделился Лен. – Если вы так интересуетесь, вам наверняка будет любопытно взглянуть на буклет «Про Натуры», – добавил Лен, пожалев о том, что оставил книжечки в машине.

– «Про Натуры»? – вздыбив брови, переспросил старик. – У меня есть все буклеты «Про Натуры», в том числе и о рысях.

Он выправил вильнувший было мотоцикл и перевел взгляд на двор.

– А далеко ваша рысь?

Лен сказал, что не знает точно, где находится рысь, и объяснил, что ему необязательно подходить к зверю, чтобы определить его местоположение.

Они подошли к развилке, от которой одна дорога уводила на двор, а другая поднималась к лесу. И остановились.

– Если рысь неподалеку от моего дома, возьмите меня с собой, – попросил Рёлли. – Хочется взглянуть на нее хоть одним глазком.

Увидеть рысь воочию удается очень редко, ответил Лен, но если что, он даст ему знать.

Ханс Рёлли поблагодарил, пожелал удачи в поисках, надел шляпу, включил первую передачу, хотя ехать ему оставалось всего несколько метров, зажал трость под мышкой и, небрежно махнув рукой на прощанье, медленно тронулся на свой двор.

Спустя три четверти часа Юлиус Лен обнаружил, что Рена действительно находится в лесу над домом Ханса Рёлли. Сигнал был непрерывным. Трехточечная пеленгация удалась без каких-либо проблем. Тем самым удалось локализовать рысь с точностью до гектара. Лену очень хотелось взглянуть на самку и, прежде всего, на двух детенышей, которым было по десять месяцев, то есть еще не хватало двух месяцев, чтобы охотиться самим. Местность была вполне проходимой, поэтому он с большой долей вероятности увидел бы рысье семейство. Однако из-за множества небольших холмов было трудно определить точное расстояние, а ему не хотелось пугать рысей своим внезапным появлением. Пометив на карте координаты, Лен двинулся в обратный путь. Проходя мимо двора Рёлли, Лен удивился, насколько близко Рена рискнула подобраться к этому жилищу. Впрочем, у него не возникло и мысли рассказать старому чудаковатому болтуну, где находится кормящая самка. Старик лишь задержит его своими россказнями. Искоса глянув на крестьянский дом, у порога которого стоял мотоцикл, Лен двинулся дальше.

11

Ник Штальдер запеленговал Зико неподалеку от Шафхарниша, сразу за Больтигеном. Двадцатисемикилограммовый самец, самый упитанный из всех пеленгуемых, держался не возле задранной жертвы и не возле Сабы. Самка, похоже, пока не интересовала его.

После безукоризненной трехточечной пеленгации Штальдер вернулся на станцию, переместил булавку Зико немного западнее, положил в машину ловушки, сеть и ошейники разных размеров, приготовил духовую трубку и шприцы со снотворным.

Егерь Беннингер, уже помогавший несколько раз ловить рысей, во время телефонного разговора объявил, что тоже непременно хочет приехать, даже несмотря на то что косуля лежит на территории Шпиттелера. Впрочем, обещать он ничего не может, поскольку ему сообщили, что у Блаузе обитает чесоточная рысь, которую хорошо бы пристрелить еще сегодня.

Штальдер сказал, что рад сообщению о чесоточной рыси и надеется, Беннингер позже присоединится к нему. До Улиано Скафиди, который пеленговал Кору и, вероятно, оказался в Аблендшене вне зоны доступа, Штальдеру по-прежнему не удавалось дозвониться. А рисковать и ловить рысь с одним Леном он не хотел.

Скрепя сердце, Штальдер набрал номер бюро на бернской Хиршенграбен. Трубку сняла Марианна Хильтбруннер. Штальдер осведомился о Пауле, который выбирался-таки в Оберланд несколько раз в году – прежде всего, для ловли рысей и маркировки детенышей. Пауль Хильтбруннер напомнил Штальдеру, что по-прежнему сердит на него за то, что он, не посоветовавшись, выступил с заявлением в СМИ. Но сказал, что готов тут же сесть в машину и попросил уточнить координаты встречи.

Лену было приятно, что Штальдер с одобрением принял привезенный им на станцию рысий кал и обещал проанализировать его при первой возможности.

Геллерт попрощался и с докладом под мышкой отправился на поезд. Штальдер, прежде чем они вместе с Леном отправились в Ленк с полным багажником оборудования, оставил Скафиди записку, чтобы тот знал, где они находятся.

Когда они приехали на условленное место, Пауль Хильтбруннер был уже там. Далеко не в самом лучшем настроении.

На обрывистом склоне Оберлаубхорна их ожидала густая растительность. Верхнюю часть Иффигтальского водопада и Берентритта – мощной скалы, возвышающейся над водопадом – еще золотили лучи вечернего солнца. Лена потрясло, насколько быстро Штальдеру удалось обнаружить лежавшую за выкорчеванным пнем мертвую косулю. У него наверняка выработалось острое чутье. Снег здесь еще не весь стаял, и заметны были следы волочения. Подойдя к косуле, мужчины принялись устанавливать ловушки. Пока Штальдер вворачивал в землю первое винтовое крепление, Хильтбруннер не спускал с него глаз.

– Слишком близко от косули, – прокомментировал он.

Штальдера так и подмывало спросить у Хильтбруннера, когда тот в последний раз ловил рысей.

– Не слишком, – отозвался он. – Чем ближе к косуле, тем лучше.

Хильтбруннер пронаблюдал, как Штальдер уверенно докрутил крепление, и сам принялся вворачивать винт в землю. Чуть дальше от косули.

Когда Лен, словно по указанию Штальдера, подошел к косуле с тремя ловушками в руках, Хильтбруннер запротестовал.

– Нам нужно четыре, – сказал он.

– Лучше три, – ответил Штальдер. – Если ее действительно Мила задрала, то мы имеем дело с рысью, которая знает, что такое ловушки. И может их заметить. Ловушки должны совершенно слиться с землей и стоять вплотную к косуле. Из-за этого и еще из-за выкорчеванного пня нельзя ставить больше трех.

– Ну и ну, – возмутился Хильтбруннер. – Ты не упускаешь возможности огрызнуться.

– Просто делаю свое дело, как можно лучше.

Штальдер взял из рук Лена первую ловушку, наклонился, приложил ее к земле, расчистил снег и выровнял землю.

– Значит, лучите, если в газетах со стороны проекта будет два разных мнения насчет одного происшествия?

Штальдер поднялся, стряхнул с рук снег и грязь.

– Чего ты от меня хочешь? Журналист позвонил, я ответил на некоторые вопросы. Может, мне консультироваться с тобой перед каждым публичным чихом? Устраивать телефонные конференции всякий раз, когда говорю о рысях? Если я что-то не то сказал, то вся ответственность на мне. Все прочтут, что это мнение Ника Штальдера. А если тебя раздражает, что в других статьях будут цитировать Штальдера, а не Хильтбруннера, то нам не о чем разговаривать.

– Мы еще посмотрим, о чем нам придется разговаривать. А я-то собирался замолвить о тебе в Копенгагене доброе словечко. Но теперь еще сто раз подумаю.

– Очень мило с твоей стороны, Пауль. Но я как-нибудь и сам справлюсь, – отозвался Штальдер, забрал у безмолвно застывшего между ними Лена вторую ловушку и установил ее рядом с косулей.

Остаток работы они проделали молча. Намотали проволоки вокруг ловушек и, скрупулезно замаскировав их ветками и снегом, включили маленький прибор, сигнализирующий защелкиванье.

Спустя полчаса они сидели в двухстах метрах от ловушек и пятидесяти метрах от лесной опушки на деревянной изгороди у сенного сарая и ждали. Ждали ночи, ждали Милы.