Есть, господин президент! - Лев Гурский

Глава девятая Душка Адам (Яна)

Целлюлит — весьма серьезная женская проблема. Кто бы спорил? Но гораздо серьезнее и опаснее для женщин, я считаю, болезненный избыток воображения. Косит нас вне зависимости от возраста, и медицина тут бессильна. Между нафантазированным заранее и увиденным затем — пропасть. Маракотова бездна. Даже я, девушка здравая, трезвая, с дипломом юриста и с запасом пессимизма, один раз в сто лет теряю бдительность. Покупаюсь на громкие слова.

После того как Макс-Йозеф гордо сказал про «транспорт», я рассчитывала увидеть на автостоянке сияющий «ягуар». Ладно, пусть даже в меру потертый «БМВ». Старенький «порше». Задрипанный «ауди». Ну хоть что-нибудь на четырех колесах… Но на двух?

— Что это? — спросила я, когда ариец подкатил ко мне нечто узкое, приземистое и светло-серебристое. Да, конечно, новенькое и блестящее, не спорю. Мясорубки тоже бывают новенькими.

— Это «кавасаки», спортивно-туристская модель. — Кунце ласково похлопал по черному седлу. — Объем бензобака — восемнадцать литров, а разгоняться может до двухсот сорока километров в час. Заметный выигрыш сравнительно с автомобилями.

Какой же ариец не любит быстрой езды! Жаль, на такой скорости все мои будущие премиальные перелетят из его карманов в гибдэдэшные. А само японское моточудо мирно сгниет на штрафной стоянке.

— Я что-то не поняла, — мрачным голосом осведомилась я, — мы собрались в ралли участвовать? Если вы любите разгоняться, говорите сразу, я пойду пешком. Кстати, максимальная скорость по городу для этих драндулетов — шестьдесят кэмэ в час.

— Знаю, — кивнул Макс-Йозеф. — Не надо беспокоиться, мы будем стараться соблюдать правила. Мотоциклы очень удобны. На улицах города они имеют большое преимущество в маневренности.

Я и сама знала, что из пробок легче выбраться на двух колесах. Меня насторожило выражение «будем стараться соблюдать правила». Я бы предпочла вариант покороче — «будем соблюдать правила». Хочется верить, что Макса-Йозефа опять подвело знание русского.

— Терпеть не могу мотоциклы, — сварливо заметила я. Со второго взгляда блестящая мясорубка made in Japan не показалось мне такой уж безобразной и неудобной, но отступить мешала женская гордость. — Выходит, мне всю дорогу придется держаться за вас?

— О нет, необязательно. — Кунце помотал головой. — Тут умная конструкция. Видите ручки, по бокам седла? Можете хвататься за них. Но удобнее все-таки за меня. Будьте только осторожны, не держите руки выше моей талии, иначе может случиться авария.

— Почему? — не поняла я.

— Я боюсь щекотки, — сознался Макс-Йозеф. И авансом захихикал.

Пока я привыкала к новому средству передвижения, Кунце успел открыть уродливый ящик, привинченный позади сидений, и вынуть оттуда два круглых космических шлема. Вместо них он закинул в ящик мою сумочку и захлопнул крышку, довольный собой.

— Как будем ехать? — спросил он, вручая мне один из шлемов. На планете Марс шлем смотрелся бы естественно, а вот на

Яне Штейн — наоборот. Это еще одна причина, по которой я холодна к мотоциклам. Если мир спасет красота, почему же мою черепушку спасает такая неуклюжая пластиковая кастрюля? Несправедливость.

— По Шаболовке в сторону Останкино, через центр, и по пути кое-куда заскочим… — Я все вертела шлем в руках, оттягивая неизбежный момент превращения Яны в марсианского головастика. — Короче, сперва по Шаболовке, по Большой Якиманке, дальше покажу… Хотя зачем я это говорю? Разве вы знаете Москву?

— Нет, натюрлих, — жизнерадостно прогудел Макс-Йозеф, уже из-под шлема. — Но это не беда. У меня есть смартофон, я скачал карту с большим разрешением. Разберусь, пока едем. А подробности вы мне объясните по дороге… Сели? Надевайте шлем и в путь.

Круглая кастрюля защелкнулась у меня на голове. Мотор взревел, мотоцикл резко дернулся, и я торопливо ухватилась, конечно, за то, что было под рукой, — за Макса-Йозефа. «И как у меня получится хоть что-то объяснить, при таком тарахтенье и в этой посуде?» — хотела спросить я, но тут над моим ухом раздалось:

— Здесь интерком, в застежке микрофон. Говорите не напрягаясь.

Все у него продумано, все рассчитано, ревниво подумала я. Смотрю я, эти кессельштейнцы не очень-то оторвались от обычных бундес-немцев — точно такие же педанты с многоступенчатыми именами. Пора немножко окоротить герра Кунце.

— Знаете что, Макс-Йозеф, — обратилась я к арийской спине, — раз уж ваш Теофраст-Бомбаст-и-все-такое-прочее сам себя ужал до Парацельса… раз уж мы ездим не на четырех, а на двух колесах… словом, вас я тоже сокращаю до одного. Будем равноправны. Я — просто Яна, вы — просто Макс. Согласны?

Спина передо мною не выразила протеста, а голос в шлеме сказал:

— Согласен. Вам больше нравится Макс, чем Йозеф? Я догадываюсь почему. Мое второе имя вам напоминает про Сталина, так?

— Уж-ж-жасно напоминает! Вам бы еще усы и будете вылитый он, — фыркнула я, хотя и думать не думала ни про какого Сталина.

Йозефа я отбросила ради Макса. Имя это навевало далекие приятные мысли: когда-то я мечтала пройти стажировку на островке дореволюционной русской кухни — в знаменитом французском ресторане «Максим». Чувства мои были так глубоки, что, дважды побывав в Париже по туристической визе, я дважды обходила «Максим» стороной. Нарочно. Мечта должна оставаться мечтою…

На протяжении следующего получаса я не слишком теребила своего рулевого. Только время от времени указывала, где удобней срезать по переулку, где выгодней сбавить ход и где полезней глядеть в оба — чтобы местные умельцы не свинтили колесо на светофоре. До Сущевки мы добрались без происшествий. Когда прямо по курсу замаячила моя родная девятиэтажка, я скомандовала Максу:

— Стоп! Тпру! Хальт! — и велела ему ждать двадцать минут во дворе, пока я буду принимать душ, переодеваться и пудрить носик.

Квартира встретила меня громким обиженным мявом Пульхерии, так что пудрить носик — то бишь заниматься туалетом — сперва пришлось в пользу кисы. Я сменила наполнитель в обоих ее горшках, оба разровняла лопаткой, а заодно уж насыпала ей в миску остатки сухого корма и залила свежей водички на сутки вперед. Рыже-черно-белая скандалистка удовлетворенно муркнула, позволив мне наконец заняться и собой…

— Мы собрались в церковь? — первое, что спросил Макс, увидев на мне строгое темное платье. — На похороны? Я должен надевать вечерний костюм? Но за ним придется ехать в отель.

— Не придется. — Я забросила свою сумку обратно в кофр мотоцикла. — Сойдет и черная куртка, которая на вас. К мужчинам он немного снисходительнее. Главное при нем — во-первых, не курить, и во-вторых, не выражаться. А в-третьих, не ругать прежнюю власть. В смысле советскую. Он не коммунист, вы не думайте. Он сам ее не любит, как покойную жену-стерву. Но запрещает окружающим вспоминать о ней плохо. У него принципы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});